Поверить в себя

Ни для кого не секрет, если человека долго и настойчиво убеждать в том, что он ни на что не способен, то, в конце концов, можно достичь определенных «успехов». Человек и сам начнет сомневаться, а может, и полностью потеряет веру в себя. Однако значительно труднее достичь противоположных результатов — помочь человеку избавиться от тех или иных комплексов, поверить в себя.

В нашем государстве живут два с половиной миллиона людей, которые, по большому счету, нуждаются в помощи в преодолении своих комплексов, поскольку являются инвалидами. Чтобы масштабы проблемы стали понятнее, отмечу, что это примерно пять процентов от общей численности населения нашей страны. Немаленькая цифра, не так ли? Но наше государство как чрезвычайно демократическое заботится обо всех членах своего общества, принимает чрезвычайно полезные законы. А когда почитаешь Конституцию, то прямо гордость распирает: нам с вами посчастливилось жить в чрезвычайно демократической стране! Всем членам общества, всем гражданам Украины гарантируются одинаковые права, в том числе право на труд и прочее.

Но так ли все в жизни, как на бумаге?

Недавно я в очередной раз убедился, что не всегда и не везде все так хорошо, как в Конституции. Итак, обо всем по порядку.

Я — инвалид по зрению. Зная, что мне как гражданину Ук­раины гарантированы различные права, в частности право на труд, я решил это свое право реа­лизовать и устроился на работу. Однако вскоре зовут меня в отдел кадров и говорят: ты, мол, ува­жаемый, имеешь справку об инвалидности, а в ней есть приме­чание: «Нетрудоспо­собный, требует постоянного пос­тороннего ухода». У меня дейст­вительно есть такая справка, тем не менее как-то не задумывался, что именно в ней написано. Что касается постоянного постороннего ухода — годами без него жил, и даже в голову не при­ходило, что так уж он мне необходим.

Оказывается, из Фонда защиты инвалидов приходила комиссия, и мой работодатель получил выговор за то, что трудоустроил человека, который является нетрудоспособным и требует посто­янного ухода. Таким образом, меня вынудили бы увольняться. Но, как выяснилось, выход из положения есть. В 2007 году Ка­бинет министров принял новое положение об Индивидуальной программе реабилитации и адаптации инвалидов, которое представляет собой не что иное, как «комплекс оптимальных видов, форм, объемов, сроков реабилитационных мероприятий с определением порядка, места их проведения, направленного на восстановление и компенсацию нарушенных или утраченных функций организма и способностей инвалида и ребенка-инвалида». Если сказать кратко, это просто еще одна бумажка, без которой инвалиду отныне стало невозможно трудоустроиться. В этой программе, в частности, должна содержаться информация о том, каким именно образом и на каком рабочем месте может быть трудоустроен инвалид. Конечно, положение принималось, чтобы облегчить жизнь инвалидам. Однако на деле все оказалось не таким благостным!

Соответственно тому же положению Кабмина, «индивидуальная программа для совершеннолетних инвалидов разрабатывается медико-социальной экспертной комиссией (МСЭК)». Но, чтобы попасть туда, человек должен получить направление от вра­чебно-консультативной комис­сии по месту проживания (еще одна бумажка). Для получения такого направления человек-инвалид должна обратиться к окулисту по месту проживания, потом сдать анализы и пройти осмотр нескольких врачей. Это все требует, как вы сами понимаете, времени и терпения. Самое интересное, что, скажем, окулист должен написать в направлении определенные выводы, тогда как большинство инвалидов по зрению имеют диагноз, который при­ходится диктовать окулисту по буквам, поскольку он о таком никогда не слышал. И это не его вина: такими болезнями занимаются только серьезные НИИ — в обычной больнице их невозможно ни диагностировать, ни лечить хотя бы из-за отсутствия соответствующего оборудования. Но хочется спросить: какой же вывод должен писать врач, если он впервые слышит о такой болез­ни и не может провести диагностику? Вопрос риторический...

Итак, проведя несколько незабываемых дней в больнице, я наконец стал счастливым обладателем направления в МСЭК, где эксперты, которые, возможно, тоже никогда не слышали о моей болезни, должны были выдать мне индивидуальную программу реабилитации. Поговорив со своими знакомыми, уже успевшими пройти через эту процедуру, я немного опечалился. Мне сообщили, что работники харьковской областной офтальмологической МСЭК, особенно ее председатель Ольга Федосеева, весьма пренебрежительно относятся к инвалидам по зрению, с которыми приходится работать. И это заключается не только в том, что инвалида, обращающегося за программой, унижают вербально. Самое главное, делают записи, строго говоря, не совместимые с какой-либо дальнейшей реабилитацией, а тем более с трудоустройством.

Знакомые посоветовали обратиться за помощью в харьковскую общественную организацию незрячих юристов, реализующую проект «Защита прав инвалидов способами административной юстиции». Там мне подтвердили, что на действия упомянутой МСЭК вообще и ее председателя в частности действительно поступает очень много жалоб от инвалидов. Все отмечают, что она относится к таким пациентам пренебрежительно и довольно часто позволяет себе некорректные высказывания. Но самое главное заключается вот в чем. Действующий приказ Минздрава Украины №183 устанавливает несколько критери­ев, по которым оценивается, так сказать, приспособленность инвалида к жизни. Такими критериями являются способность к обуче­нию, общению, ориентации, контролю своего поведения, передвиже­нию, самообслуживанию, участию в трудовой деятельности. Ду­маю, вполне понятно, что эти критерии касаются инвалидов всех категорий, и медико-социальная комиссия должна дать оценку в каж­дом конкретном случае и зафиксировать это в упомянутой индивидуальной программе реабилитации. Ограни­чение способности может быть оценено по трехбалльной шкале. Три — это «значительное ограничение жизнедеятельности, возникающее вследствие значительных нарушений функций органов или систем организма, что приводит к невозможности или значительному нарушению способности или возможности обучения, общения, ори­ентации, контроля за своим поведением, передвижения, самообслуживания, участия в трудовой деятельности и сопровождается необходимостью в постороннем уходе (посторонней помощи)».

Ну а один, соответственно, — «умеренно выраженное ограничение жизнедеятельности, обусловленное такими нарушениями функций органов и систем организма, которые приводят к умеренному ограничению возможности обучения, общения, ориентации, контроля за своим поведением, передвижения, самообслуживания, участия в трудовой деятельности».

При этом та или иная функция организма у инвалида, вполне логично, может быть и не повреждена. Так, скажем, инвалид по зрению не обязательно неспособен передвигаться. Этот критерий больше касается инвалидов, чье заболевание связано с опорно-двигательным аппаратом. И уж совсем не обязательно инвалиду, скажем, по слуху, быть неспособным контролировать свое поведение, поскольку этот критерий, вполне логично, касается людей, чья инвалидность обусловлена теми или иными психическими расстройствами. При этом, однако, согласно закону, человек с I группой инвалидности должен иметь хотя бы один пункт ограничений, оцененный тремя баллами, то есть как важный и значительный. Собственно, на мой взгляд, это довольно несправедливый подход к делу. Я считаю, что инвалидность должна устанавливаться не по степени приспособленности к жизни, а по степени ограничения той или иной функции организма. Иначе получается, что человек без ног или глаз, или полностью глухой, но при этом приспособленный к жизни, не требующий постоянной посторонней помощи и не зависящий от общества, должен быть наказан пенсией меньшей, чем человек, состояние здоровья которого, возможно, немного лучше, но нет желания приспосабливаться к жизни и приносить какую-никакую пользу обществу. Но это тема другой статьи, а может, и юмористической книги.

Обо всех этих тонкостях я узнал в харьковской городской организации незрячих юристов. Но меня сразу же предупредили, что в харьковской областной офтальмологической МСЭК не слишком любят усложнять себе жизнь, поэтому просто ставят человеку третью степень ограничения по большинству пунктов, а иногда — и по всем, аргументируя это ссылками на «здравый смысл». Следовательно, инвалид по зрению после посещения сего замечательного учреждения оказывается (причем это документально засвидетельствовано) неспособным самостоятельно передвигаться даже с помощью вспомогательных средств, самостоятельно ориентироваться в пространстве, обслуживать себя и, самое интересное, абсолютно неспособен контролировать свое поведение.

А теперь представьте: вы — работодатель. Приходит к вам инвалид по зрению и говорит: вот я, мол, хоть и инвалид по зрению, умею то-то и то-то. Я готов работать и хочу приносить пользу обществу. Вы как человек без каких-либо предрассудков, трезво смотрящий на вещи, готовы трудоустроить этого инвалида и просите его принести свои документы. Обязательным документом при приеме на работу будет его ИПР. А в нем вы с ужасом прочитаете, что чуть ли не взяли на работу человека, который не только не видит, но и не может передвигаться, ориентироваться в пространстве, обслуживать себя, контролировать свое поведение и тому подобное...

Скажем, вы не запаниковали, вспомнили собеседование и рассудили, что человек, которого вы собирались принять на работу, вроде и пришел к вам сам, и головой о стену не бился, да и как-никак, понимал, где у него правая сторона, а где левая. Но здесь вас осеняет еще одна страшная мысль: «А если завтра ко мне придет комиссия из Фонда защиты инвалидов, посмотрит документы и спросит, какое право я имел брать на работу человека, который, согласно документам, должен быть подключен сразу к нескольким системам жизнеобеспечения. Да при этом еще находиться под надзором нескольких сиделок, желательно где-то в психиатрической клинике. Поскольку иначе причинит вред если не себе, то окружающим. Что я им отвечу?»

Мне кажется, именно так подумает любой нормальный работодатель. И здесь хочется вспомнить другую норму нашего законодательства: предприятия, учреждения и организации всех форм собственности имеют квоту для трудоустройства инвалидов. Это четыре процента от общей численности штата предприятия. Следовательно, работодатель находится в положении, в котором не нарушить закон он просто не может. Он либо трудоустраивает человека, которого, согласно документам, брать на работу нельзя ни при каких обстоятельствах, либо не выполняет квоту и нарушает таким образом закон. Не странно ли это, ведь в нашей стране, как известно, все для людей? А инвалиды и работодатели, по-видимому, к этой категории живых существ не относятся.

Но я был предупрежден, а значит, вооружен. Я взял с собой диктофон, чтобы записывать все, что со мной будет происходить во время разговора с комиссией, написал заявление, в котором изложил свои пожелания к оформлению моей ИПР, украсил их ссылками на соответствующие законы и отправился в путь.

Явившись в комиссию, я прежде всего озвучил свое желание зарегистрировать исходящее письмо и получить на него ответ. Услы­шав это, г-жа Федосеева с возмуще­нием встала из-за стола и начала ходить по кабинету, суля мне всяческие ужасы в будущем. Она ска­зала: если я такой буквоед, то ничего хорошего меня в будущем не ожидает, что я настраи­ваю против себя людей и прочее. Она также предположила, что с помощью этого письма я пытаюсь самоутвердиться, доказать всем и ей лич­но, что я очень умный, а также рас­судила, что это естественно для инвалидов, поскольку у них повышенная потребность в самоутверждении. Эта лекция длилась минут десять, после чего мне предложили забрать свои бумажки и «идти удивлять своей осведомленностью кого-то другого». Нако­нец я настоял, чтобы письмо зарегистрировали, и под страшные пророчества Ольги Петровны относительно моего, по-видимому, очень хмурого будущего его все-таки зарегистрировали.

Во время заполнения бланка ИПР случились также интересные эпизоды. Так, скажем, мне поставили третью степень ограничения способности передвижения. Против этого я решительно возразил, аргументируя тем, что вполне самостоятельно передвигаюсь и ориентируюсь в пространстве, свидетельством чему может служить хотя бы то, что я прекрасно добрался с другого конца города до здания, в котором заседала комиссия. На что мне возразили: очевидно, у меня ярко выраженное поражение способности контролировать свое поведение, поскольку я путаю свои возможности со своими желаниями. А значит, вполне вероятно, что стоит и это отметить в ИПР. Долго или недолго это продолжалось, но я отвоевал себе способность кое-как общаться с окружающими; хотя и плоховато, но работать, и через пятое на десятое — учиться. На этом заседание закрыли, а меня (заметьте, человека, согласно только что подписанному документу, неспособного ориентироваться в пространстве и передвигаться) отправили самостоятельно пойти и снять ксерокопии с этого самого документа на другой конец огромной территории областной больницы. Я, разумеется, пошел и ксерокопии снял. Разве это не абсурд?

Получив свою копию документа, я пошел в указанную выше организацию незрячих юристов, где попросил прокомментировать полученную бумажку. И мне разъяснили, что, соответственно все тому же приказу Минздрава Украины, третья степень — неспособность самостоятельно передвигаться и полная зависимость от других лиц — может быть применена к человеку с глубокими поражениями опорно-двигательного аппарата. Следовательно, согласно моей ИПР, я только что стал таким человеком.

Не буду дальше цитировать законы и опровергать то, что написано в моем документе и в документах многих других незрячих Харькова. Просто хочется высказать свое удивление: как случилось, что человек, от которого так много зависит в жизни других людей, например возможность или невозможность получить хотя бы какую-то работу, может совершать такие поступки? Хочется знать, это простая некомпетентность или, не дай бог, умышленные действия? Тогда хотелось бы понять мотивы. И еще — почему до сих пор никто не заинтересовал­ся ее многолетней деятельностью? Неужели никому не показалось странным, что областная МСЭК признает большинство незрячих пси­хически неполноценными, неспособными передвигаться, обслужи­вать себя, учиться, работать и тому подобное? И вообще, как мою способность ориентироваться мож­но оценить в стенах маленького помещения? Почему за это берутся люди, которые даже не слышали о современных прибо­рах, помогающих незрячим ориен­тироваться в пространстве, таких как ультразвуковые локаторы и GPS-навигаторы? Да, знаю, вопрос риторический, но хочется обратить на эту проблему внимание общественности. Хочется, чтобы деятельность харьковской, и не только, МСЭК хоть как-то контролировали. Чтобы те, кто име­ет пол­номочия исполнительной власти, хотя бы одним глазом заглядывали в закон, который планируют исполнять. Ведь г-жа Федосе­ева (боюсь, что не только она) делает это не из-за желания получить собственную выгоду. Ей ни тепло, ни холодно от того, что будет написано в бумажке. Она делает это или по незнанию законов и подзаконных актов, которые должна была бы знать, или из желания навредить. И такой человек наделен властью! Это лишь один из многих случаев. Так что же не так в нашем с вами, господа, государст­ве? Почему мы все молчим? Или нас такое положение вещей уст­раивает? Или мы уже совсем утратили веру в свои силы и возможности? Хочется думать, что нет.