Последний визит в тыл врага…

Последний день войны… Каким он запомнился нашему солдату, добывшему на полях сражений такую трудную и желанную Победу? Для разведчика лейтенанта Александра Свилюкова, грудь которого к концу войны украсил «полный бант» глубоко почитаемого солдатского ордена Славы, подтвержденный в свою очередь семнадцатью добытыми «языками», он запомнился очередным, но весьма необычным визитом в тыл врага.

…Немецкая группировка войск «Курляндия», блокированная войсками 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов на одноименном полуострове, отчаянно сопротивлялась. В Берлине наступили мирные дни, а мы теряли своих товарищей. Позиции 118-го укрепрайона проходили по периметру цементного завода. С утра 8 мая 1945 года разгорелась сильная артиллерийско-минометная перестрелка. Немцы, по-видимому, предвидя полную капитуляцию, нервничали, поэтому обрушили на наши позиции шквал огня. Мы, естественно, не оставались в долгу и отвечали, как и подобает на войне — снарядом на снаряд. Но где-то за полдень мы стали замечать, что по всей глубине и фронту просматриваемой вражеской полосы обороны немцы начали вывешивать все, что было белым: полотенца, простыни, зимние маскхалаты. Кроме этого они выпустили на луга своих лошадей. А самое главное, ровно в 13.00 сразу же прекратили стрельбу из всех видов стрелкового оружия. Перестала бить и артиллерия.

Командир 118-го укрепрайона полковник Парфирьев, прибывший на наши позиции, поставил мне боевую задачу — выдвинуться к окопам противника и установить с ним контакт для уточнения сложившейся ситуации в связи с подписанным в Карлсхорсте Актом о безоговорочной капитуляции Германии. Согласно этому документу, военные действия должны были прекратиться 8 мая с 23.01 по центральноевропейскому времени. Взяв с собой штатного переводчика из разведывательного подразделения 118-го укрепрайона, мы начали готовиться к выполнению боевого задания.

Одеты мы были в летнее обмундирование. Но поскольку ночью было еще довольно прохладно, то под маскхалатами у нас были телогрейки. Штатное оружие — автоматы ППС находились в положении «за спину». За пазухой по две гранаты РГ- 42, а также пистолеты «ТТ». На ремне — финские ножи, а также подсумки с запасными магазинами к автомату.

Перед самым выходом нас еще раз предупредили о том, что в Карлсхорсте подписан Акт о безоговорочной капитуляции. Но, как известно, на войне как на войне. Не стоит также забывать, что мы имели дело с Курляндской окруженной группировкой, которая была оторвана от всей машины вермахта, а значит, от нее можно было ожидать чего угодно.

В начале мы, полусогнувшись, двигались по кювету вдоль дороги. Добравшись до полуразрушенной печи, я встал во весь рост. Теперь мы держали путь открыто, так, чтобы немцы могли видеть наше передвижение.

Мы должны были быть очень внимательными и осторожными. А главное, готовыми к возможным провокациям. Ведь никто не мог предвидеть, как поведут себя немцы, увидев нас возле своих позиций. Кто мог гарантировать, что какой-нибудь слишком истеричный Ганс или Фриц не сорвется и не нажмет гашетку пулемета? Двигаясь к немецким позициям, мы пытались поддерживать зрительный контакт со своими разведчиками и пехотинцами. Это в какой-то мере нас подбадривало, создавая иллюзию некоторой безопасности.

Подходя ближе к позициям противника, мы увидели, что до полутора десятка немцев стояли в окопах, высунувшись по пояс, и смотрели на нас. Оживление среди них увеличивалось с каждым нашим шагом. Из окопов стали раздаваться их гортанные восклицания, адресованные нам. Мы тоже включились в эту «перекличку». Должен сказать, что когда мы подбирались к печи, которая могла послужить спасительным укрытием, вздумай немцы открыть огонь на поражение, я увидел направленные в нашу сторону стволы нескольких пулеметов. Признаюсь, в тот момент стало как-то не по себе. Но, преодолев страх, призвав на помощь решимость, я продолжил движение прямо на вражеские пулеметы.

Как только мы приблизились к канаве перед подъемом на земляной вал, ко мне одновременно быстро спустилось навстречу пять-шесть немцев. Прозвучало предупреждение: «Хальт, хир шпрингер минен!». Солдаты противника жестами пытались показать, что перед нами установлены так называемые прыгающие мины. В то же время они показывали, что на их позиции можно попасть, воспользовавшись полуразрушенным мостиком, сооруженным из железнодорожных шпал. Признаюсь честно: раньше, наблюдая за передним краем противника, я был уверен, что этот мостик заминирован. Их предупредительные слова меня искренне подкупили.

Когда я пробирался по развалинам мостика, один из немецких солдат пытался подать мне руку для поддержки, но я не воспользовался его помощью. Оказавшись в расположении противника, у нас с немцами сразу же завязалась беседа. Суть ее сводилась к тому, что «Гитлеру капут, а значит и войне тоже». У солдат от радости блестели глаза. Утверждали, что все они антифашисты. Всем своим поведением они выражали уважение. Я сразу направился прямо к появившейся на брустверах плотной толпе немцев. Все о чем-то оживленно галдели, некоторые смеялись. Отдельные солдаты смотрели на нас с каким-то подавленным ожиданием. Все это у меня зафиксировалось в памяти. Когда я достиг бруствера, немцы расступились, давая мне дорогу. Мы перепрыгнули траншею и оказались в окружении солдат противника. Они выглядели изможденными. Многие были небритыми, что само по себе нехарактерно для немцев. Мы достали махорку из своих кисетов, и она моментально была растаскана по закруткам. Некоторые солдаты от избытка чувств не могли скрутить сигареты. Их руки дрожали. А тем, кому посчастливилось затянуться табачным дымом, плакали от умиления, кряхтели и охали от удовольствия. С этого, собственно, и началась наша окопная дипломатия. Я заметил как во время «беседы» к нам пытались прорваться два молодых белобрысых солдата со злобным сверканием серых водянистых глаз и с автоматами на изготовку. Видимо, наш визит их никак не устраивал. Но большинство стоявших вокруг нас немецких солдат старшего возраста с ругательствами оттеснили их, и больше я этих двух не видел.

В основном немцы были без оружия. Только дежурный наряд находился в траншеях возле пулеметов, а также в стрелковых ячейках с винтовками и автоматами, никуда не отлучаясь, и наблюдал за нами.

Через некоторое время немцы расступились, и ко мне вплотную подошел низкорослый фельдфебель. Он представился, поинтересовался моим званием, а также, причиной моего прибытия на их позиции, хотя и так все отражалось на лицах стоявших вокруг немецких солдат.

После того как я объяснил ему цель своего визита, он мне сказал, что все офицеры находятся в штабе дивизии в 18 км от передовой. Что здесь есть только один гауптман, который находится на КП батальона, в бункере, а это около 250 метров вглубь немецкой обороны.

Я потребовал встречи с немецким офицером, чтобы выяснить все до конца. Фельдфебель выслушал меня и сказал: «Битте шен», после чего мы пошли вниз по тропинке. Нас сопровождало трое солдат с автоматами. Капитану сообщили о нашем визите, и он уже поджидал нас у входа в бункер. Строение это было красиво оформлено березкой. Сразу же после приветствий и представления он заявил мне, что получил команду от своего начальства: до особого указания он должен прекратить всякие контакты с русскими, очистить от них свои траншеи и ждать официального решения своего командования о капитуляции. Он попросил меня сообщить об этом моему начальству.

Дело в том, что как только я очутился на передовой противника, наши солдаты и офицеры решили «навестить» немцев, и никакая сила не могла их остановить. Это объяснялось, с одной стороны, любопытством, а с другой — желанием присутствовать при последних военных отношениях с противником. Не сбрасывалось со счетов и возможность на всякий случай выведать и высмотреть вражеские огневые точки. А вдруг пригодится. Боевые действия ведь не закончились.

После визита к гауптману я возвратился на передовые позиции противника. Согласно договоренности с немецким офицером, я призвал наших солдат и офицеров немедленно оставить окопы немцев и вернуться в свое расположение.

Отдав честь фельдфебелю и сопровождающим нас немецким солдатам, мы ровным шагом пошли в свое расположение. Через некоторое время наши солдаты и противник заняли свои позиции. Визит этот закончился мирно, без конфликтов.

По возвращении я доложил начальнику разведки о результатах визита. Он ответил, что дана команда держать оборону и не открывать огонь огня до 24.00 часов, а с 24.00 часов будут действовать условия полной безоговорочной капитуляции немцев по всем фронтам. Утром же начнется разоружение противника и сдача его в плен.

Я вместе с разведчиками оставался до утра на переднем крае, где располагалась пехота. К вечеру старшина привез ужин и «победные» 100 грамм.

Ровно в полночь в звездном небе появились наши родные «кукурузники» с выключенными моторами. Сильные динамики вещали на русском и немецких языках о величайшей Победе наших войск и народа над фашизмом. Нам был также доведен приказ Верховного Главнокомандующего И.Сталина о победном завершении Великой Отечественной войны. Что здесь началось! Беспорядочная стрельба из ракетниц и автоматов, пистолетов и винтовок озарила небо над нашими позициями. Но вскоре этот импровизированный фейерверк прекратился. В это же время у немцев стояла таинственная тишина. Чувствовалось напряженное ожидание утра. В ночь на 9 мая 1945 года никто не спал, даже те, кому было положено. Мы много говорили, вспоминали родных и близких, милые сердцу родные места, погибших товарищей, не доживших до Победы, мечтали о будущем, о скорых встречах с близкими и родными. Жаль, я не догадался в те дни записать события этой ночи и обменяться адресами со своими однополчанами.

Утро 9 мая 1945 года выдалось теплым и ласковым. К 10.00 утра мы заняли оборону немцев. Но война для нас продолжалась. Еще до 25 мая 1945 года пришлось очищать леса, вылавливая отдельных вояк вермахта, не желавших сдаваться.

Последние выстрелы мы произвели 23 мая 1945 года. В коротком бою при ликвидации небольшой группы гитлеровских офицеров, пытавшихся пробиться в английскую зону оккупации и не желавших сдаваться, был ранен один мой разведчик. В порыве мести и гнева за своего покалеченного товарища один из моих бойцов пристрелил захваченного из этой группы немецкого обер-лейтенанта. Я не успел остановить эту запрещенную международной конвенцией расправу над пленным. Но в то время можно было и понять действия наших разведчиков, ведь две недели как закончилась война, а упрямые гитлеровцы не только не хотели сдаваться в плен, но и оказывали вооруженное сопротивление до последнего патрона.

Свилюков Александр Федорович родился 30 марта 1924 года в селе Орловка Мошковского района Новосибирской области. Подполковник запаса. Полный кавалер ордена Славы. Кроме этого награжден орденами Красной Звезды, Отечественной войны 1-й степени, знаком «Отличный разведчик» и многими медалями. Войну закончил в Восточной Пруссии. В 1947 году был демобилизован. Служил в органах госбезопасности, затем работал в Министерстве геологии Украинской ССР.