Политический кризис 2007 года в Украине

В средствах массовой информации циркулируют катастрофические прогнозы, связанные с современным политическим кризисом. Речь идет не только об ухудшении экономической конъюнктуры, с чем соглашаются почти все эксперты, но и о расколе страны или, по крайней мере, о значи­тельном ухудшении отношений между украинцами и русскими — гражданами Украины. Насколько оправданны эти прогнозы?

Сущность кризиса состоит в противостоянии ветвей власти, которое имеет одновременно институционный и персональный характер. На первом плане — амбиции двух популярных деятелей. Но противостояние существовало задолго до них. Можно сказать, что оно началось с появлением самой должности президента Украины. После декабря 1991 года, когда председатель Верховной Рады стал президентом, он быстро утратил взаимопонимание с парламентом и вынужден был после двух с половиной лет изнурительной борьбы согласиться на досрочные перевыборы обеих ветвей власти.

Какой республикой должна стать Украина? У нас еще несовершенна система сдерживания и противовесов. Поэтому «чистые» формы организации власти опасны. Будучи президентской республикой, страна слишком уж будет зависеть от одного человека. В варианте парламентской республики мы попадем в зависимость от судебной системы, о качестве которой нечего и говорить.

Украине больше подходит парламентско-президентская или президентско-парламентская республика. Которая из них? Не мое дело дискутировать по этому поводу, для этого есть политологи и правоведы. Историка должны волновать прогнозы «катастрофистов».

Почему во время президентских выборов 2004 года вдруг обнаружилось постоянное территориальное разделение украинского электората? Почему это разделение четко обозначилось во время парламентских выборов 2006 года и сохраняется до сих пор? Пожалуй, на эти вопросы есть рациональный ответ. Об этом и стоит поговорить.

* * *

Мне пришлось бывать в большинстве земель ФРГ. Это разные по географическим условиям, характеру экономики и исторической судьбе мини-страны. Однако немцы остаются сплоченным народом с ярко выраженной национальной идентичностью. Различия между ними являются источником силы, а не слабости.

Украина тоже состоит из разных исторических регионов, хотя советская власть превратила ее в совокупность более или менее одинаковых по численности населения областей. Публицисты любят подчеркивать различия между регионами, усматривая в них источник слабости. Повторяя мнение модных западных мыслителей, которые не бывали в Украине, некоторые из этих публицистов твердят о цивилизационном разломе, который якобы проходит по Днепру.

Если использовать в анализе истории Украины категориальный аппарат А.Тойнби, то можно согласиться только с одним: наши регионы с разной скоростью прощаются с советским общественно-экономическим строем. Тот порядок характеризовался отсутствием частной собственности — главного структурирующего элемента общественной жизни. Иными словами, он цивилизационно отличался от окружающего мира.

Собственно, о чем идет речь? За три поколения в созданной большевиками стране сформировался совершеннейший тип тоталитарного режима. Коммунисти­ческий режим экономически и организационно замкнул на себе все вертикальные общественные связи и перерезал все горизонтальные, существовавшие раньше. Противоестественные отношения между людьми можно было насаждать только силой, таким образом становление советского порядка перенасыщено преступлениями, часто не поддающимися осмыслению (наиболее яркий пример — Голодомор). Во втором и третьем поколениях режим стал значительно мягче, поскольку прекратилось сопротивление уже советизированного общества. На первый план вышла патерналистская функция поддержки жизнедеятельности страны, устраивавшая подавляющее большинство советских граждан. Однако с этой функцией режим справлялся все хуже, а «перестройка», которая должна была активизировать ее, неожиданно для реформаторов привела к саморазрушению сверхдержавы.

Следует приветствовать исчезновение с исторической арены государственной партии, вожди которой (но не она сама!) осуществляли диктатуру. Тем не менее эта партия перестроила «под себя» все государственные и внегосударственные структуры, не оставляя ни единого шанса для появления гражданского общества. Поэтому без ее регулятивной деятельности события приобрели хаотический характер. Мало кто из политических деятелей, подавляющее большинство которых происходили из компартийно-советской номенклатуры, руководствовался национальными, а не личными интересами. В результате имеем искаженные отношения между ветвями власти.

Исчезновение диктатуры положило начало самоорганизации общества. В Украине — так же, как и в России, — самоорганизация начиналась с появления региональных кланов, основу которых составляли мощные финансово-промышленные группы (ФПГ). Только мощные ФПГ, образовавшиеся в результате объединения супермонополизированных неконкурентоспособных предприятий, имели шанс прорваться на мировые рынки и оживить украинскую экономику. В отличие от России с ее традицион­но мощным государственным аппаратом, поставившим олигархов под контроль, украинские олигархи ведут разговор с государством на равных. Чтобы укрепить свои позиции, они создают собственные политические партии. Первым появился созданный П.Лаза­ренко региональный блок «Громада» — родоначальник БЮТ.

Один из публицистов так высказался по поводу противостояния двух политических лагерей: пора появиться третьей силе — гражданскому обществу (если оно у нас есть), чтобы сказать свое веское слово. Гражданское общество у нас развивается с конца 80-х годов, когда появились первые «неформальные» организации. Но ни по численности, ни по показателю экономической самостоятельности организаций оно не может идти ни в какое сравнение с гражданским обществом в странах с нетоталитарным прошлым. Сущность текущего момента состоит именно в том, что у нас не три, а только одна политическая структура — если не принимать во внимание маргинальные остатки бывшей КПСС. Это политические партии олигархического капитала. Имен­но они являются основой гражданского общества на современной стадии его развития. Полити­ческая ситуация теперь значительно меньше зависит от личных качеств человека во главе ветви власти, чем во времена президентства Л.Кучмы. Вмешательство населения в борьбу политических сил проявляется только во время выборов или в период такого всплеска социальной энергии, каким была революция 2004 года. Собственно, и сама эта революция вспыхнула из-за фальсификации воли избирателей.

Украина в значительной степени остается в организации власти окаменевшим обломком Советского Союза. Это означает, что при отсутствии диктатуры она обречена на постоянную политическую нестабильность. О возврате к диктатуре речь не идет. Тем не менее нужно отвечать на вызовы исторического времени. Если эту функцию не выполняет центр, это начинают делать региональные структуры. Донецкий клан активно «перетекает» сейчас в столицу, подчиняя себе государственный аппарат. Не думаю, чтобы это отвечало интересам других регионов или укрепляло государство. Население каждого исторического региона должно пользоваться широкими правами самоуправления.

Советская Россия называлась федерацией, но не была ею: диктатура и федерация несовместимы. Б.Ельцину удалось остановить распад государства обращением к субъектам федерации с лозунгом: «Берите себе столько прав, сколько пожелаете». Россия превратилась в настоящую федерацию, в которой конституционно определенные права ее субъектов не могли оспариваться центром.

Исторический прогресс стимулируется ответом на вызов. Если нет такого ответа, развитие превращается в стагнацию, а стагнация — в упадок. Российская политическая элита ответила на вызов. В Украине, наоборот, вызов был не таким сильным. Поэтому она не стала ни федеративным государством, ни государством с мощным региональным самоуправлением. Как и раньше, столица поначалу мобилизует как можно больше ресурсов, а потом распределяет их по областям. Когда существовала команда, то есть управляемая из одного центра экономика, такая модель организации управления была единственно возможной. Когда командная экономика трансформировалась в рыночную, предельно централизованное управление стало анахронизмом.

Экономическая зависимость периферии от столицы дает центру неограниченную власть. Руководители государства не склонны считать такое положение недостатком. За годы независимости ни одна политическая сила не сделала ничего важного в деле территориального перераспределения государственных полномочий. Если мы не реагируем на исторический вызов соответствующими реформами, то имеем в лучшем случае революцию, а в худшем — стагнацию с перспективами упадка. Парадоксально, однако мы получили почти одновременно оба варианта развития событий: в 2004 году — революцию, а в 2007-м — пародию на Майдан, под которой скрываются угрожающие для государства социально-политические процессы.

Не стоит призывать к немедленной и полнейшей федерализации Украины. Опыт показывает, насколько это опасно при нестабильном политическом режиме: центр почти потерял контроль над событиями в Крыму. Но более опасным является нынешнее положение в стране. Региональные различия в культуре, языке, религии, ментальности и историческом опыте нечистые на руку политики у нас используют для того, чтобы внести в общество беспокойство и раздор. Почему играет эта карта?

Объявляя республику независимым государством, украинская компартийно-советская номенклатура подхватила призывы национально-демократической оппозиции и даже в определенной степени идентифицировала себя с ней. Несмотря на то, что новое государство строилось из советского материала, оно стало наследником раздавленной большевиками УНР. Делалось это с одной целью — отгородиться идеологической пропастью от России.

Во все последующие годы политическая элита нового государства убеждала Москву в том, что Украина — не Россия. Принимая предложения занять командные должности в СНГ, она все-таки удерживалась от того, чтобы превратить Украину в полноправного члена этой организации. Москва снабжала украинцев (а точнее — украинских олигархов) дешевыми энергоносителями и приглашала их интегрироваться в евразийское экономическое пространство. Только в начале нового века В.Путин выстроил более реалистическую энергетическую политику, которая отвечала национальным интересам России и впервые открыла перед Украиной пути завоевания экономической независимости.

Утверждая политическую независимость страны, украинские лидеры неминуемо должны были осуществить дерусификацию органов власти, средств массовой информации, образования и культуры. Однако по мере того, как выходила из кризиса тяжелая промышленность Восточных и Южных регионов, повышалось влияние выходцев из них в столичном истеблишменте, недовольство политикой украинизации, проводимой центром, нарастало. Не чувствуя себя в Украине национальным меньшинством, русские не хотели овладевать государственным языком, а русскоязычные украинцы их в большинстве своем поддерживали, что неудивительно.

Население Украины, за исключением немногочисленных национальных меньшинств, разделено на три лингво-этнические группы. По данным Института социологии НАН Украины, часть граждан, общающихся в семье преимущественно на украинском языке, возросла с 36,7% в 1994 году до 38% в 2006-м. Часть граждан, которые общаются в семье преимущественно на русском языке, увеличилась соответственно с 32,4 до 39,2%. Часть тех, кто общается на украинском или русском языке в зависимости от обстоятельств, уменьшилась с 29,4 до 22,6%. Таким образом, за 12 лет возросло количество тех, кто пользуется в семье украинским или русским языком. Рост произошел главным образом за счет тех, у кого языковой статус в семье был неопределенным. Эта динамика позволяет сделать два вывода. Во-первых, в советские времена украинцы часто переходили на чужой язык в семейном общении, чтобы лучше чувствовать себя за пределами семьи. В независимой Украине этот комплекс неполноценности исчезает. Во-вторых, граждане не ощущают языкового дискомфорта, поскольку растет количество тех, кто переходит в семейном общении на русский язык.

Данные мониторинга Института социологии опровергают расчеты политиков, усматривающих в усиленной украинизации единственную гарантию сохранения политической независимости. Именно из-за такой их позиции определился и закрепился территориальный раздел украинского электората. На самом деле в двуязычии граждан нет опасности для существования самостоятельной Украины (если под двуязычием понимать владение гражданами двумя языками, а не существование двух изолированных одноязычных общин). Существует другая опасность, которая угрожает государству как со стороны русских, так и со стороны украинцев. В 2006 году жителями региона, в котором проживали, а не гражданами Украины считали себя 34,2% украинцев и 35,1% русских. То есть разницы между ними по этому показателю нет. Они существенным образом различаются только ностальгией по бывшей сверхдержаве: гражданами СССР продолжают себя считать 5,5% опрошенных украинцев и 14,5% русских. Гражданами Европы или мира считают себя 4% украинцев и 4,8% русских: эти показатели тоже близки. Представителями своей национальности признало себя одинаково незначительное количество украинцев и русских — меньше чем 2%. Этнический национализм уже не пользуется популярностью.

Гражданами Украины признали себя 53,9% опрошенных украинцев и 42,9% русских. Процент тех, кто не отождествляет себя с гражданами Украины, хотя они являются ими юридически, очень большой как среди русских, так и среди украинцев. Можно догадаться, что региональный или вселенский патриотизм или ностальгию по прошлому проявили граждане, которым не нравится коррумпированное государство.

Дает о себе знать существенное различие между регионами в содержании исторической памяти. Первооснова этого различия заключается в разном жизненном опыте старейшего из нынешних поколений. На Востоке это поколение состоит из воспитанников советской школы, не знавших массовых репрессий. В советской эпохе им запомнилась патерналистская функция государства, которое окружало своеобразной, но вполне эффективной заботой каждого в отдельности взятого человека. На Западе самое старое поколение испытало на себе массовые репрессии советского режима и потому относится к нему крайне отрицательно. Такая разница понятна и должна нивелироваться просветительской деятельностью государства. В Украине создан Институт национальной памяти, который должен взяться за это дело.

Каким должно быть участие украинской интеллигенции в современном политическом противостоянии? На первый план нужно поставить просветительскую работу. Нужно настойчиво убеждать политических деятелей и бизнес-элиту в важности эффективного ответа на исторические вызовы. Нельзя терять столько времени на споры о властных полномочиях.