Снова перевели стрелки на медицину — коррупция, взятки... А как жить?
Мой коллега
Врачи увлеклись сельским хозяйством — зелень косят.
Народный юмор
Уже через неделю после защиты кандидатской диссертации на цветущей физиономии моего ученика появилась недовольная мина… Казалось, все просто: устал человек, «выложился» на защиту в прямом и переносном смысле — руководству ученого совета, оппонентам, на печатание автореферата и диссертации, на банкет после защиты... Но дело оказалось сложнее. На мой вопрос о причине недовольства коллега ответил прямо:
— Ну что кандидатская? Расходов уйма, а надбавка к зарплате копеечная… Мне бы палату!
— ?
— Вот вы давно ушли из клиники, а мне нужны больные, родственники, знакомства, наконец...
Как было…
Было всегда. Послевоенный министр здравоохранения профессор Л.Медведь, по свидетельству современников, говорил:
— Все у меня берут, кроме психиатров и фтизиатров. Эти сами рады заплатить некоторым больным, чтобы те не сопровождали их всю жизнь.
Увы, к нынешним временам это утверждение не применимо. Берут все, за редчайшим исключением, если, конечно, дают.
Мой друг, ныне завкафедрой института последипломной подготовки, в бытность моим коллегой по работе, говорил уже несколько иначе:
— У нас в институте берут деньги все, кроме патологоанатома и заведующего экспериментальным отделом, да и то потому что кто им даст?!
Первую благодарность, которую я мог получить, мне подсовывал больной под клеенку рабочего стола в Фастовском тубдиспансере. Я гневно вернул ему десятку и отчитал: я — комсомолец, и взятки мне противны! Я же и так вам отдаю душу, зачем же вы меня обижаете?
На следующее утро главврачиха пригласила меня на беседу и достаточно тактично заметила:
— Вы можете не принимать благодарности, это ваше право. Но у нас так заведено: если врач не берет, значит, ничего не знает и давать ему не за что!
Я гнул свою линию, за весь фастовский период деятельности на моей совести только килограмм гречишного меда от родителей девочки, которую я устроил на операцию в клинику
Н.Амосова.
На втором в моей жизни месте работы, когда я уже сам оперировал, дело было сложнее. Туберкулезные больные в своей основной массе были людьми малоимущими, и некоторые мои коллеги крутились, приторговывая дефицитными лекарствами, но открыто денег не брали или просто в этом не признавались. Со временем мне тоже стали перепадать после выписки бутылки коньяка или конфеты, но домой, где у меня был маленький ребенок, я из клиники старался ничего не носить — все дары ставились в заветный шкафчик в кабинете нашего шефа и либо коллективно выпивались после тяжелых операций, либо служили разменной валютой за ремонт автомобилей, домашние сантехнические эпопеи и т.д.
Не исключаю, что кто-то принимал и конверты, но делалось это стыдливо, не обсуждалось и на людях порицалось. Тем более что в ста метрах в приемном покое клиники сердечной хирургии висело историческое обращение Амосова к больным и родственникам: по вопросам благодарности он просит не беспокоить.
Позже я перешел в клинику, где работаю уже больше тридцати лет, и мои взгляды несколько изменились. Не то, чтобы я смирился, просто лично для меня случаи врачебного мздоимства классифицировались в некую схему:
— Взятки за устройство на лечение. Этим обычно грешат люди, не добившиеся в хирургии ощутимых успехов и руководимые отнюдь не желанием осчастливить человечество. Они делают по-своему полезное дело — устраивают на лечение многочисленных родственников и знакомых, а также знакомых знакомых, и, вероятно, у них существует определенная такса за это. В клинике их все знают, относятся либо презрительно, либо снисходительно, — если они делятся.
— Взятки хирургам средней руки. У нас существует предание, как один из малоталантливых хирургов собирал на соседних операционных столах удаленные желчные камни, приходил в послеоперационную палату, показывал оперированным накануне больным и приговаривал: «Смотрите, от чего я вас избавил, не драгоценность, конечно, но ведь стоят, стоят...». И собирал мзду за чужой труд. Впрочем, кое-что, хоть и неважно, он делал и сам...
А другой высококлассный хирург заходил в палату, разворачивал бутылку и приговаривал: «Ну, коньячок мог бы быть и получше!». Это было мило, тем более что никто не видел, как он разворачивает деньги…
Инициаторы взяток — больные. Увы, пациенты часто проявляют инициативу, которая их спасителей до добра не доводит. Вряд ли из лучших побуждений они задаривают врачей бутылками, доводя их до алкоголизма. Если постоянно есть под рукой бутылка, повод ее откупорить всегда найдется — тяжелая операция, бессонная ночь на дежурстве, празднование различных дат и событий. Кроме того, хорошим тоном в клинике считается иметь под рукой запас спиртного — комиссии, сдача отчетов, а теперь еще бесконечные сертификации, которые на фоне гибнущего здравоохранения вообще выглядят если не насмешкой над здравым смыслом, то открытым грабежом как самих учреждений, так и их сотрудников. Обычная история — нужно что-то организовать, по клиникам объявляется «операция поиск», и никто не поверит, если в загашнике у клиницистов нет лишней бутылки… Сколько талантливых хирургов и других специалистов сгубило это море доступной выпивки, которая вроде бы и не деньги, а от чего больше вреда — неизвестно...
— И наконец, просто взятки — деньги, валюта и «деревянные»; в конвертах и газетке, засовываемые в карманы и смахиваемые в ящики стола, собираемые для начальства в виде оброка с отделений и дарящиеся на праздники.
В конце концов, какая разница, что дают врачу сверх его легального заработка — деньги или вещи, дефицитные товары (сейчас это менее актуально!) или просто знакомства для доставания бесплатных стройматериалов, строительства дач, евроремонтов на «многотысячном» уровне.
Все бы ничего, но как это развращает!
В одной из клиник профессор сам лично денег с больных не брал, хотя и лечил активно. Зато в конце недели каждый завотделением собирал ему определенную сумму, например, по триста долларов. Поскольку лечебный процесс велся активно, хватало и врачам, и руководству, никто в обиде не был. Но однажды при вручении общей дани не хватило трехсот «зеленых». На немой вопрос сборщик, переминаясь с ноги на ногу, заметил:
— Там ремонт, больных мало…
На что ему ответили достаточно категорично:
— Ну так пусть дает заведующий, должен быть порядок!
Мой друг доктор медицинских наук оперировался в одной из известных клиник по весьма неприятному поводу. Когда все было позади, я сказал ему:
— Хорошо, хоть денег с тебя не брали, на лекарства хватило.
— Как это не брали, взяли, как со всех, по таксе.
— С врача?
— А какое это сейчас имеет значение?
Это уже полная деградация медиков и медицины. В царской России врачи гордились, что лечат коллег бесплатно, не говоря уже о неимущих. Но времена явно изменились.
Как сейчас?..
Однажды в Вене пригласивший меня в больницу АКХ (Альгемайне-кранкенхауз), давний коллега Игорь Гук в конце дня повел пить настоящий венский кофе в частную клинику, где он практиковал.
Кофе был отличный, но сама клиника после многоэтажной общедоступной больницы, едва ли не лучшей в Европе, впечатления не произвела.
На мой вопрос: «Игорь Иванович, вы работаете в такой больнице, занимаетесь наукой, много оперируете, дежурите, так зачем вам еще и частная практика в этой больничке?». Профессор Гук пояснил:
— Государственная клиника — это мое имя, а частная — деньги.
Объяснение исчерпывающее.
А что может ответить мой коллега, квалифицированный хирург шалимовской школы на такой же вопрос?
В государственной клинике зарплата у него, несмотря на все звания и должности, небольшая (как и у директора!). А ему приходится пропадать на работе до позднего вечера, сложные операции затягиваются вне рамок рабочего времени, нужно проведывать больных в субботы и воскресенья, иногда оперировать повторно, а если речь идет о пересадке органов, то находиться в клинике неделями.
Добавьте к этому командировки — по Украине, в страны СНГ и за рубеж за свой счет; полное отсутствие в институте средств на покупку запчастей для медицинской техники; необходимость ездить в клинику на машине с другого конца города (а бензин этой зимой не подешевел ни на копейку, а с марта начал дорожать!); необходимость печатать доклады, статьи и слайды за свой счет; принимать представителей фирм и просто нужных для дела людей; платить за ребенка (или детей) в приличные гимназии, а потом в вузы; самому иногда лечиться и лечить престарелых родителей и прочих домашних; прилично одеваться и обуваться; оплачивать служебный телефон, выход в Интернет, мобильник, по которому его можно найти днем и ночью; изредка — билеты в театр или походы с приезжими гостями в кафе или рестораны, чаще всего также в силу служебной необходимости; наконец, отдыхать не только на порядком опостылевшей даче...
Хватит на все это законных денег?
И тогда начинаются «благодарности». Такова реальная жизнь, и я никого не берусь осуждать.
Просто нужно власть предержащим не делать вид, что не они все это создали и поддерживают.
Нужно без ханжества срочно вычеркнуть из Конституции само понятие «бесплатная медицина» — такой у нас уже давно нет. Нужно узаконить «благотворительные взносы» в лечебные учреждения, без которых сегодня не родишь и не умрешь. Нужно оставить на усмотрение больных и врачей их взаиморасчеты либо разрешить коллективам взять себе в собственность или аренду лечебные учреждения и институты и самим там хозяйничать по своему усмотрению (взятки в МНТК «Микрохирургия глаза» стали брать еще при жизни его основателя С.Федорова, когда коллективу стало ясно, что он не получит от государства «орудия труда» и не сможет зарабатывать средства у того же государства, усложняя и интенсифицируя свою деятельность).
Вещи должны быть названы своими именами — если государство считает, что оно может себе позволить содержать бюджетное здравоохранение, оно и должно обеспечить для охраны здоровья и жизни своих граждан не остаточные, а необходимые деньги. На здоровье экономить нельзя — либо лечить, либо хоронить.
Если же не может, нужно честно продать клиники и больницы в частные руки, а сэкономленные деньги отдать работникам и пенсионерам — пусть там лечатся. Пусть, в конце концов, вложат эти деньги в страховки, ведь само государство и его предприятия страховую медицину не осилят.
А какая экономия будет на министерстве, отделах здравоохранения и прочих управленцах от медицины...
Я не экономист, и что-то в моих рассуждениях может показаться утопичным. Но ведь сказал же недавно один из самых светлых умов нашей отрасли, генерал-лейтенант медицинской службы, профессор В.Белый: если в России здравоохранение напоминает больного в реанимации, то у нас — в морге!
И как вообще можно говорить о дальнейшем существовании медицины, если с прошлого года наши институты в сплошных долгах — по медикаментам, за горячую и холодную воду, за электроэнергию и газ, если ни копейки не выделяется на ремонт и оборудование, а платится только нищенская зарплата, да и то не слишком регулярно.
Почти каждый из семи министров здравоохранения за десять лет остепенился и стал доктором наук, а кое-кто еще и академиком или членом-корреспондентом академии медицинских наук… И каждый приложил руку к тому, чтобы подтолкнуть камень здравоохранения еще ближе к пропасти… Остается гадать, кто же будет последним, тем, кто столкнет его вниз и уйдет с облегченным сердцем?
А как же мы существуем? Да за ваш же счет, дорогие терпеливые сограждане, за то, что вы платите в виде «благотворительных» взносов; за счет тех договоров, которые далеко не для всех заключают с институтами областные и городские организации; крови, которую из-под палки сдают ваши родственники или покупают у пропойц-доноров; за счет ваших пожертвований врачам, которые давно уже считают эти деньги своей законной второй зарплатой.
Ну почти как в Вене...
Недавно на выходе из института я случайно услышал разговор двух женщин:
— Ну нет у меня этих семисот гривен, да еще и долларов после операции… А умирать так не хочется и обратиться больше некуда, такие операции — только здесь. Одолжить — значит, обмануть близких, я же знаю, что уже не заработаю, даже если выживу...
Признаюсь, я рванулся обратно в дверь и впервые в жизни пожалел, что надел когда-то этот белый халат, символ профессии.
P. S. А мой бывший сотрудник «палату» нашел. Правда, в наш институт его не взяли (каждая единица на учете), а вот в другой — устроили. Парень молодой, полный сил, кандидат наук, значит, не совсем дурак, — адаптируется, не подведет…
Если кому-то из вас придется оказаться его пациентами, предлагайте деньги смело — есть надежда, что он их хотя бы отработает, — все-таки школа…