ОТЦОВСКОЕ ПРОКЛЯТИЕ

Если советская власть что-то не желала признавать, она поступала с этим просто: уничтожала. В лучшем случае - не замечала. Объявляла несуществующим. Это касалось, например, генетики и кибернетики. Это касалось и людей. Так произошло с Зиновием Пешковым, урожденным Свердловым.

Официальная версия гласила - никакого родного брата у Якова Свердлова не было. Мне довелось работать с внучкой Якова Свердлова - редактором одной моей книжечки, вышедшей во время небезызвестной перестройки в маленьком кооперативном издательстве. Она свято берегла семейную память о своем деде, много и с явным удовольствием рассказывала о себе, о нем... Но о том, что у деда за границей был родной брат, - ни слова. Будто действительно не было.

И все-таки Зиновий Свердлов был! И хорошо известен во Франции. Правда, под другой фамилией - Пешков.

...Мовша Свердлов имел типографию. Она так и называлась - «Типография Свердлова». Кроме нее он еще имел сыновей, старшего - Зиновия, младшего - Якова. Братья большой нежности друг к другу не питали. Между ними часто вспыхивали довольно жестокие драки. После одной такой драки - из-за соседской девочки - младший, будущий революционер, пожаловался на старшего в полицию.

С этого и началась совершенно невероятная, полная удивительных приключений жизнь Зиновия. Ему тогда было 18 лет. Возвращаясь домой в поздний час, он увидел у окна отца, который, заметив сына, молча, глазами указал ему на поджидавшего городового. Зиновий тут же бросился бежать. Куда? В Арзамас - там отбывал ссылку сосед по Нижнему писатель Алексей Пешков, звавший Зиновия всегда по-соседски - Зина. Зина не ошибся - сосед принял его. В это время Горький закончил пьесу «На дне» и устроил читку по ролям специально для приехавшего к нему Немировича-Данченко. Зиновию досталось «озвучивать» Ваську Пепла.

Немирович-Данченко обратил внимание на случайного исполнителя и предложил ему учиться на актера. Зиновию эта идея понравилась - быть актером Художественного театра!.. Но еврей не имел права проживать в Москве. Как быть? Писатель не растерялся и предложил Зиновию стать его приемным сыном. Тут же, в Арзамасе, были оформлены все нужные документы, включая запись о принятии православия.

Казалось бы, теперь все в судьбе Зиновия должно складываться хорошо. Казалось бы... Но отец - родной отец - не простил ему предательства. И как сын ни объяснял, что никакого предательства не было, а услуга Алексея Максимовича привела к тому, что перед ним, молодым способным человеком, открылась возможность играть на сцене Художественного театра, - отец только выкрикивал проклятия.

И эти проклятия, брошенные отцом сыну в порыве бешенства, преследовали Зиновия до конца его дней.

Выйдя на сцену МХАТа, он почувствовал неизведанную доселе скованность. Куда девалась его легкость? Недоумевал и сам Немирович-Данченко: «Что с вами, Пешков? Не узнаю вас!..» Зиновий снова и снова отрабатывал необходимые движения, пока не понял: ничего не получится.

К этому времени относится и его знакомство с женщиной, чувство к которой он пронес через всю жизнь, с юной княжной Саломеей Андронниковой. Порывистый, резкий и дерзкий во всем, Зиновий, уйдя со сцены, решил отправиться в Америку. Пригласил с собой и княжну. Но Саломея лишь рассмеялась ему в лицо.

В Америке он копал канавы и лущил кукурузу. И еще писал - в надежде стать великим писателем. Но американский издатель, уплатив за принесенную рукопись двести долларов, тут же, при авторе, выбросил ее в окно. Разъяренный Зиновий бросился на обидчика с кулаками, но издатель попался крепкий и заявил, что из уважения к отцу автора писателю Горькому никогда не посмеет издать галиматью его сына.

Так рухнула и надежда на карьеру великого писателя.

...Княжна Саломея Андронникова прибыла на Капри в день, когда Зиновий женился...

Как он попал во Францию, мы, к сожалению, не ведаем. Знаем лишь, что истекавшего кровью, тяжело раненного в бою Зиновия санитары даже не хотели везти в госпиталь - бессмысленно. На перевозке настоял молодой французский лейтенант с малоизвестной тогда фамилией де Голль. А после операции, когда Зиновию ампутировали руку, спаситель пришел его навестить. Так завязалась их дружба.

Через некоторое время Зиновий Пешков был направлен в составе французской дипломатической миссии в Москву. Первый президент Республики Советов Яков Свердлов прошел мимо бросившегося к нему с улыбкой брата, не пожав протянутую руку. Это была их последняя встреча.

Здесь же, в Москве, Зиновий узнал, что Саломея Андронникова, вернувшаяся в советскую Россию к тяжелобольному отцу, находится в тюрьме и приговорена к расстрелу. Он немедленно отправляется освобождать ее. Однако все попытки оказываются тщетными, и он отбивает телеграмму Горькому: «Отец, звони Ленину, Троцкому, Карлу Марксу, черту-дьяволу, только спаси из харьковской тюрьмы Саломею Андронникову».

Судя по всему, Горький сразу же принял меры - Саломея была освобождена и вместе с Зиновием отбыла в Париж, покинув Россию навсегда. Но княжна не скрыла главного - еще с детства она была помолвлена с другим. Так и не состоялась эта семья.

Дочь Зиновия стала женой советского дипломата Радина. Не послушав отца, поехала с мужем в Россию, где они оба и погибли - в сталинских застенках в Свердловске - городе, носящем имя ее родного дяди.

Отцовское проклятие висело над Зиновием.

Но рассказ о нем был бы не полон, если умолчать об одной истории.

В 1943 году подполковник французской армии Зиновий Пешков служил в Африке. Его командиром был близкий приятель коллаборациониста маршала Петэна, преклоняющийся перед Гитлером. Сносить его профашистские настроения Зиновий, естественно, молча не мог. Дело кончилось тем, что был он приговорен военным трибуналом к расстрелу. Но накануне исполнения приговора, разговорившись с часовым, предложил тому обмен: золотые часы с гравировкой «Сыну Зине Пешкову от отца Максима Горького» на гранату. И часовой согласился. Когда Зиновия вывели на расстрел, он прижал своей единственной рукой гранату к груди, а зубами выдернул чеку. Взяв в заложники командира, Зиновий приказал отвезти его в машине в аэропорт, а там, угрожая той же гранатой, повелел пилоту взять курс на Гибралтар, где находился Комитет Национального Спасения - правительство Франции в изгнании. Там он потребовал, чтобы его немедленно провели к де Голлю. Ну а дальнейшее - трогательную встречу давних друзей - нетрудно себе представить.

Пожалуй, это все, что мы знаем про генерала французской армии, посла Франции в Японии и Китае, кавалера чуть ли не всех французских орденов Зиновия Пешкова. Не слишком много. И то только благодаря воспоминаниям Саломеи Андронниковой. Накануне смерти Зиновия она с маленьким внуком зашла к нему повидаться; договорилась, что назавтра принесет рукопись воспоминаний. Но завтра в жизни генерала Пешкова уже не было. Придя в его дом с рукописью, княгиня услышала страшную весть. Она помогла молодой жене Пешкова уложить в гроб любимого когда-то человека, сама сунула в нагрудный карман генеральского кителя заветную фотографию Максима Горького...

Через некоторое время Саломея решила издать свою рукопись. Правнучка Жаннетта небрежно закрепила листки на заднем сиденье мотоцикла и лихо помчалась выполнять прабабкину просьбу отвезти рукопись издателю. Ветер трепал листочки, выдергивая из стопки по одному и унося куда-то в сторону...

Но даже и те листочки рукописи, которые сохранились, рисуют нам Зиновия Пешкова как человека сильного, неординарного. Именно эти листочки легли в основу сценария документального фильма кинодраматурга Бориса Добродеева «Проклятый».