От Гоголя до наших дней. Духовные основы украинского земледелия

Прошедший год считается гоголевским. Кажется, 200-летие великого писателя затмило все иные даты и юбилеи. Но обратимся к памяти — не забыто ли нечто важное? Так и есть! Той же весной, когда в Сорочинцах родился Николай Васильевич, совсем рядом, под Миргородом, эрудит и земледелец В.Ломиковский посадил первую в нашей (а может, и в мировой) истории полезащитную лесополосу. Потом судьбы выдающихся личностей удивительным образом пересеклись… К этому можно прибавить, что столетие спустя вышла в свет книга украинского агронома И.Овсинского «Новая система земледелия», а в том же 1909 году открылась Полтавская сельскохозяйственная опытная станция. Она основана как первое в стране Опытное поле еще в 1884-м, при участии «отца почвоведения» В.Докучаева, то есть 125 лет назад. Не много ли круглых дат? В самый раз, чтобы проследить духовные истоки отечественного земледелия.

Летом 1888 года Полтавское губернское земство предложило В.Докучаеву обследовать местные почвы для предстоящего «облагораживания». Василий Васильевич с радостью согласился, так как уже приходилось исследовать земли Левобережья. В новой экспедиции, как и раньше, приняли участие его ученики. Среди них — Владимир Иванович Вернадский, чьи биосферные взгляды формировались в те го­ды под влиянием работ Докучае­ва. Впоследствии он завое­вал всемирное признание как автор учения о биосфере, основал новую науку — биогеохимию. А в 1918 году В.Вернадский стал первым президентом вновь созданной Украинской академии наук, позднее работал в Полтавс­ком краеведче­ском музее. Глубокие, здоровые корни питали полтавские чер­ноземы!

Тогда же в Полтаве Докучаев познакомился с талантливым агрономом, прекрасным знатоком степного земледелия Александром Алексеевичем Измаильским, работавшим управляющим имения князя В.Кочубея близ Диканьки. Время, свободное от служебных обязанностей, Измаильский отдавал науке, исследуя полтавские грунты, испытывая агротехнические средства борьбы с засухой; был вице-президентом Полтавс­кого сельскохозяйственного общества. Поля Измаильско­го всегда были в прекрасном состоянии, давали высокие урожаи без чрезмерных затрат труда и средств.

Дружба ученого-почвоведа и агронома является жизненным при­мером благотворного взаимовлияния науки и земледельческой практики. Сов­местная работа, имевшая целью изучение водного режима степей, обогатила но­вым знанием и опытом отечественную науку. Их мысли совпадали в главном, а именно — в убеждении: следует не преобразо­вывать природу степей, а по­мо­гать ей. Особенно ярко природоохранные идеи В.Докучаева и А.Изма­ильского проявились в предложениях по водному хозяйству, где земли и воды рассматриваются как органические составные части единой живой природной системы. Они советовали использовать местные водотоки, устраивая пруды именно в верховьях ложбин и оврагов, то есть на водоразделах; сами же овраги засаживать деревьями и кустами. А между полями должны под­няться лесополосы, которые защитят землю от ветров. Поверх­ность же почвы пусть не теряет способности задерживать снега — здесь роль степ­ных трав, исчезнувших в результате хозяйственной деятельности челове­ка, играют стерня и другие пожнивные остатки.

Справедливо считая, что для организации полевого хозяйства важна не та влага, которая выпадает на почву, а та, которая вбирается ею, Измаильский пи­сал в книге «Как высохла наша степь»: «Если мы и впредь так же беззаботно будем взирать на прогрессирующие изменения поверхности наших степей, а в связи с этим и на возрастающее высушивание степной почвы, то вряд ли можно сомневаться, что сравнительно в недалеком будущем степи на­ши превратятся в неплодородную пустыню». К сожалению, эта рабо­та известного украинского ис­сле­дователя, энтузиаста природоохранного хозяйствования была в последний раз издана у нас... в 1959 году. Почему — нетрудно догадаться. Руководящие позиции в науке захватили авантюристы, объявившие войну не только гене­тикам, но также теоретикам и прак­тикам органического земледелия.

Результаты полтавской экспедиции положены в ос­нову известной книги «Наши степи прежде и теперь». В ней Докучаев развил свое учение и впервые в истории науки применил к почвам эволюционные принципы, считая, что одни почвы могут происходить от других. Они рож­даются, растут, достигают расцвета и, при неблагоприятных условиях, погибают. Следова­тельно, изучать и использовать их следует по законам жизни, а не мерт­вой (по определению Вернадского — «косной») природы. Живые почвы, безусловно, имеют свои периоды активности, свои болезни, а возможно, даже капризы! Эту мысль Докуча­ев ярко проиллюстри­ровал в одной из лекций, прочитанных в Полта­ве: «Я не могу придумать лучшего сравнения для современного состояния чернозема, чем то, к которому я уже при­бегал в своих статьях. Он напоминает нам чистокровного арабского коня, загнан­ного и затурканного. Дайте ему отдохнуть, восстановите его силы, и он вновь бу­дет никем не обгоняемым скакуном».

Поэтические аллегории Доку­чаева помогли широкому кругу земледельцев приблизиться к научному мышлению, понять феномен образования почв. И стали подлинным вызовом хищническому от­ношению к земле, из которой все, что только можно, выжималось, но почти ни­чего не возвращалось. Образ усталого скакуна и сегодня не теряет актуальности, когда вновь так остро стоит вопрос плодородия... Потому не случайно докучаевские чтения интересовали не только землевладельцев, но и гимназистов, сестер милосердия, государственных служащих, военных. Это, конечно, свидетельство популяризаторского таланта великого ученого. Но все же главное, очевидно, в фи­лософской глубине, высокой нравственности его лекций, исполненных истинного патриотизма. Ведь профессор открывал своим слушателям не просто скрытые от невнимательного глаза тайны жизни почвы. Он пробуждал чувство ответствен­ности за будущее земли, одним из первых обращался к духов­ным основам земледелия.

Халтурщиков по традиции упрекают в отсутствии совести. Определенные нравственные устои необходимы любому специалисту, иначе скудными будут ре­зультаты труда. Земледельцу же необходимо нечто большее, чем профессиональная совесть. Исто­рия земледелия убеждает в том, что земля — не просто определенная субстанция, своеобразное сырье, из которого производят продукты питания. Покуда живет, она является чувствительной системой, способ­ной выполнять свое природное предназначение. А остается живой лишь при условии, если земледелец несет за каждый ее клочок не только материальную, но и моральную ответственность. Обезличивание земли лишает крестьянина возможности отдать свой нравственный долг, разрывает извечные связи, созданные самой Жизнью. И всякий раз, когда эти связи теряются, цивилизация оказывает­ся перед пропастью.

В античные времена обезличи­вание плодородного поля привело к опусто­шению некогда цветущих земель Северной Африки, Апеннин, части Иберии и Греции, стало даже одной из причин упадка Римской империи. В XIX, в начале и середине прошлого века — к истощению степных черноземов вследствие чрезмерной эксплуата­ции, которую Докучаев назвал хищнической. Особенно во време­на «интенсификации», когда бездумное применение тяжелой техники, обезличка и планы «по ва­лу» привели к аграрному кризису 1960—70-х годов… С уверенностью можно утверждать, что в обществе действует закон нравст­венной ответственности за землю-кормилицу. По силе своего действия он равен, очевидно, фун­даментальным объективным зако­нам, по которым происходит развитие естественно-социальных процессов. Его соблюдение поможет восстановить экологическое равновесие современного человека с окружающей средой, на отсутствие которого мы так часто сетуем.

После того как В.Докучаев объяснил значение структуры черноземов, профессор Петербург­ского университета П.Костичев разработал своеобразную теорию восстановления структуры почв под покровом трав. Не­сколько позднее талантливый почвовед, будущий академик Василий Робертович Вильямс, рассматривая почву как живое образование, убедился, что «вся физика почвы определяется ее биологией». На основе трудов своих пред­шественников Вильямс развил учение о травопольном севообороте с научно обос­нованным размещением лугов, полей и защитных лесонасаждений. Вильямс был ревностным сторонником культуры многолетних трав, особенно бобовых — лю­церны, клевера, восстанавливающих структуру, повышающих плодородие почв. Идеи этого выдающегося ученого господствовали в на­шем земледелии до середины 1950-х годов, став основой для правительственного постановления 1948 года «О плане полезащитных лесонасаждений, внедрении травопольных севооборотов, строительства прудов и водоемов для обеспечения высоких и устойчивых урожаев в степных и лесостепных районах европейской части СССР».

Но вскоре от травопольной системы отмахнулись, как от «нерентабельной». Пренебре­жи­тельно окрестили ее «травополкой», считая, буд­то она мешает культивировать кукурузу и пропашные. И начали искоренять да­же там, где без трав просто невозможно защитить землю…

Еще до того, как проблемы тягловой силы отступили с появлением трактора, возникла идея бесплужной обработки почвы. Соответствующую систему впер­вые в истории агрономии обосновал и разработал наш соотечественник, подольский агроном Иван Евгеньевич Овсинский. Характерно, что его рукопись длитель­ное время блуждала по разным редакциям, но везде воспринималась как несерь­езная. Впервые увидев свет в одном из польских журналов, это произве­дение привлекло внимание практиков и, наконец, было издано в Киеве в 1899 году под названием «Новая система земледелия», хотя и очень небрежно переведенное. Второе, дополненное московское издание 1909 года автор подготовил сам. Помимо противоречивых рассуждений о «психической» жизни растений, в этой книге есть интересные мысли и практические советы: как обрабатывать землю, избегая глубокой вспашки.

«Где тот плуг, пахавший степи, покрытые буйной дикой растительнос­тью, которой не родить нашим возделываемым полям, — писал Овсинский. — Неужели мы не видим степей, где верхний слой земли, богатый органическими остатками, на протяжении многих веков находился на поверхности, пока не обра­зовал удивительно плодородную почву — чернозем!.. Природа показала нам гран­диозный пример того, как следует обрабатывать землю, но мы не умели или не хотели читать из ее мудрой книги». Некоторые «научно-сенсационные» утверж­дения автора сегодня выглядят наивными, но его систему можно считать энер­гичной попыткой применить на практике учение Докучаева о земле как живом организме.

Рассматривая причины и последствия эрозии, Докучаев не ограничился, конечно, определением одного или двух симптомов страшной болезни земли. Он развил свою мысль: «Леса, защищавшие местность от размыва и ветров, накапливавшие снега, способствовали сохранению почвенной влаги, а возможно, и повышению горизонта грунтовых вод; леса, охранявшие источники, озера и реки от засорения, уменьшали размеры и увеличивали продолжитель­ность весенних половодий — эти, можно сказать, самые важные, самые надеж­ные и самые совершенные регуляторы атмосферных вод и жизни наших рек, озер и колодцев местами уменьшились в 3—5 и больше раз». Не следует забы­вать, что это написано более ста лет назад. Сколько же природных водоохран­ных лесов исчезло с тех пор!

Вот гербарий, собранный Ни­колаем Васильевичем на склоне лет, во время последнего его приезда домой, вместе с сестрой Ольгой. Маленькие коло­коль­чи­ки, нежные краски земли, свидетельство ее здоровья. Возможно, некоторые из этих трав уже не цветут в окрестностях бывшей усадьбы Гоголей-Яновских, а уж в пар­ке — так почти наверняка. А вот и пруды на живописных этюдах, хранящихся в усадьбе-музее. Этюды, выполненные современниками писателя, с документаль­ной достоверностью свидетельствуют, что Гоголь мог любоваться снежно-белыми цветами кувшинок прямо из парковой беседки. Мелочь? Не скажите. У самого Гоголя «мелочей» нет, а есть гениальные детали и подробности.

«И в самом деле, через всё поле сеяный лес — ровные, как стрелки, дерева; за ними другой, повыше, тоже молодняк; за ними старый лесняк, и все один выше другого […] И три раза проехали, как сквозь ворота стен, сквозь леса […]». «Как же это он сделал?» «Расспросите у него. Это землевед такой, у него ничего нет даром. Мало, что он почву знает, как знает, какое соседство для кого нужно, возле какого хлеба какие дерева. Всякий у него три, четыре должности разом отправляет. Лес у него, кроме того, что для леса, нужен затем, чтобы в таком-то месте на столько-то влаги прибавить полям, на столько-то унавозить падающим листом, на столько-то дать тени. Когда вокруг засуха, у него нет засухи; когда вокруг неурожай, у него нет неурожая».

— Древопольная система Ломиковского улучшала землю, — комментирует Виктор Самородов, доцент кафедры экологии и ботаники Полтавской государственной аграрной академии. — Уже тогда он определил, какие деревья высаживать на берегах водоемов, а какие — на склонах и в балках. Эксперимен­тировал с дубами и ясенями, ольхами и осинами, выяснил экологические требования нескольких видов тополевых и ивовых. Опытным путем доказал, что деревья защищают почву от суховеев, задерживают снег, а листовой опад утепляет землю и обогащает ее органикой.

Гоголь был хорошо знаком с заботами сельских хозяев, и это подтверждается повестями, вошедшими в сборник «Миргород» еще в 1835 г. Настойчивые поиски правды и светлых впечатлений в обществе, верхушка которого чем-то напоминает нашу современную жадную, потребительскую «элиту», породили литературный образ героя с душой земледельца, усвоившего старосветские ценности (простоту быта, трудолюбие, ответственность, справедливость, добродетельность) в сочетании с передовой практикой агрономии. Того, кто не грабит ближнего своего, а получает прибыль из естественных источников — солнца, воздуха, воды и, ясное дело, земли. Такой идеальный герой владел думами и мечтами лучших мыслителей всех времен, а жизнь его считалась достойным и счастливым примером. Вот что говорит о нем (а значит, и о себе) Костанжогло—Ломиковский:

«Хозяину нельзя, нет времени скучать. В жизни его и на полвершка нет пустоты — все полнота. Одно это разнообразье занятий, и притом каких занятий! — занятий, истинно возвышающих дух. Как бы то ни было, но ведь тут человек идет рядом с природой, с временами года, соучастник и собеседник всего, что совершается в творении […] Да в целом мире не отыщете вы подобного наслажденья! Здесь, именно здесь подражает Богу человек. Бог предоставил себе дело творенья, как высшее всех наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был подобным творцом благоденствия вокруг себя».

Искренний поэтический гимн земледелию и земледельцу взбесил «революционных демократов», мечтавших о великих потрясениях, презиравших постепенный, добросовестный труд. Гоголь со вторым томом своей поэмы подвергся бешеным нападкам, особенно критика В.Бе­линского. Гоголя обвиняли в «религиозном мистицизме», идеализации патриархального быта и т. д. Что и привело к авторской и жизненной трагедии, сожжению рукописи. Но и то, что сохранилось, несет высокий моральный урок сотрудничества с Природой, уважения к ее божественному началу. Поэтому и впоследствии, в стане советских «победителей природы» не восприняли «идейно несостоятельный» образ Костанжогло. По тем же причинам был незаслуженно забыт и его прототип, сам В.Ло­миковский… Неизвестно, что знали о его опытах и книге «Раз­ве­дение леса в сельце Трудолюбе» (1837 г.) Докучаев с Измаильским. Но несомненно, дела и мысли этой необычной личности были близкими передовым ученым и практикам XIX и ХХ столетий. Слава Богу, спасибо хлеборобам, находят они понимание и в наше время. К слову — и это символично — сохранилось и название села Трудолюб.

Вольнолюбивая, демократичная традиция хлеборобов проявилась в «перестроечных» 1980-х годах мощным движением защитников природы. Отсюда вышла плеяда энтузиастов, сторонников бесплужного, органического земледелия — таких, как Николай Шикула и Федор Мор­гун. И конечно же — успешных практиков, таких как создатель сельскохозяйственного предприятия «Агроэкология» Семен Ан­тонец. Их труд можно сравнить с подвигом земляка, народного целителя, незабвенного Николая Касьяна, возвратившего здоровье сотням тысяч людей… Именно так, опираясь на достижения передовой науки, но — народными средствами, без минудобрений и ядохимикатов, хлеборобы новой волны возвращают жизнь сотням тысяч гектаров земли, вечной основы нашего бытия.