ОХОТА ПУЩЕ НЕВОЛИ…

В русском языке слово «охота» имеет несколько смысловых значений и великое множество бытовых оттенков. Но во всех случаях оно выражает некое стремление к насыщению определенного эмоционального голода — от легкого увлечения до всепоглощающей страсти. И тут, как сказал поэт Эдуард Асадов (правда, по другому поводу), «…любое чувство подлинно и просто, но бывает разного роста — от кочки и до Казбека, в зависимости от человека»!

Действительно, один всю жизнь «охотится» на бабочек с сачком и счастлив до невозможности. Иному непременно подавай охоту на львов, слонов или… женщин. А если «кочка» возомнила себя Казбеком, то трофея как такового ей уже мало, желательно еще и унизить жертву, будь то зверь или человек. Особенно этим страдают венценосцы на излете своей карьеры, когда сил и желаний уже маловато, а запросы остались прежними.

Классическим для обремененных властью личностей считается тот способ «охоты», который предлагала своим венценосным гостям еще царица Египта Клеопатра. Заключается он в том, что «ответственный охотник» должен самолично только поднять ружье или забросить удочку, все остальное сделает обслуга. Под водой насадят на крючок нужную рыбу и на линию выстрела выведут желаемого зверя или заказанную птицу. Как это происходит «в натуре», многие могли наблюдать в фильме «Бриллиантовая рука». Помните, рыбу ловил Юрий Никулин, а помогал ему в этом под водой Анатолий Папанов.

Подобной рыбалкой любил побаловаться стареющий Никита Сергеевич Хрущев. На загородной резиденции под Киевом у него было «свое» рыбное озерцо, где рыба «клевала» всегда, при любой погоде и в неограниченном количестве. Специально отобранную, изголодавшуюся рыбу запускали в водоем непосредственно перед приездом хозяина, а затем озерцо спускали, выбирали остаток и держали впроголодь до следующего визита.

Нечто подобное устраивали и для одряхлевшего Леонида Ильича Брежнева. Правда, он больше любил пострелять, поэтому для него возили специальный разборный охотничий домик. Там было его любимое вращающееся кресло и несколько автоматических охотничьих карабинов, закрепленных на удобных подставках. Птиц привязывали за лапки длинной прочной леской и запускали, как в тире, на линию кучного огня. Те взлетали и «зависали» в воздухе, удерживаемые привязью. И случалось, что Ильич с 5—7 выстрелов таки попадал в бедную птичку.

Если же охота проходила накануне какой-либо памятной даты, то среди трофеев «дорогого Леонида Ильича», помимо, скажем, перепелок, запросто мог оказаться и редкий вид орла или даже полярной совы. То, что эти птицы на данной территории не водятся, никого не смущало. Главное — доставить удовольствие патрону и пополнить его коллекцию трофеев, хранящуюся на одной из загородных дач. А уж благодарность «самого» в виде денежных премий и подарков ждать себя не заставит.

Но все это только детские шалости по сравнению с «охотой», которую устраивали для бывшего коммунистического лидера Румынии Николаэ Чаушеску. Хилый и невзрачный, к тому же патологически трусливый, он обожал «повергать к своим стопам» крупных и благородных зверей. Чаще всего страдали медведи, так как они всегда были под рукой. Их отлавливали и держали для «царской охоты» специальные службы. Но если в нужный момент не оказывалось диких животных, то забирали медведей из ближайших зоопарков и даже дрессированных из цирка.

Затем животным вводили транквилизаторы, приковывали цепью задние лапы к деревьям и ожидали начала «охоты». Для Чаушеску привозили и собирали небольшой деревянный помост, устилали его коврами, ставили столик с напитками и деликатесами. Передавалась информация о полной готовности, и лишь тогда в бронированном автомобиле к помосту подвозили «охотника».

Вначале егеря стегали одурманенных животных кнутами, а когда те начинали подавать признаки жизни, за дело принимался вождь. По медведям он стрелял из карабинов с оптическим прицелом, но заряженных мелкокалиберными патронами. Своими пульками он старался попасть животным в самые болезненные места — нос, уши, глаза. Случалось, расстреливал несколько обойм, пока израненное и измученное животное не падало на землю. И тогда Чаушеску спускался с помоста, подходил к полумертвому зверю и делал контрольный выстрел в открытую пасть.

Однажды в ходе подобной охоты обезумевший медведь оторвал себе прикованную цепью к дереву ступню и бросился к помосту. Растерявшиеся егеря и личная охрана стали стрелять не сразу, и медведь почти добрался до своего мучителя, но успел разрушить только помост. Говорят, когда парализованного страхом Чаушеску охрана укладывала в автомобиль, от него исходил весьма зловонный запах.

После этого случая «первый коммунист страны» почти год и слышать не мог об охоте. Когда же он все-таки возобновил это занятие, то ко всем предосторожностям добавили еще и снайперов на деревьях. Они сторожили каждое движение животных, не оставляя тем уже ни единого шанса. К тому же помост для стрельбы сделали повыше и деревянные конструкции заменили металлическими.

После этих страстей такое времяпрепровождение сильных мира сего, как охота с вертолетов на волков и лосей, с бэтээровскими пулеметами на сайгаков и косуль, с гранатометами на слонов и носорогов, не кажется слишком уж диким. Это тоже не охота, а убийство, но хотя бы не в «застенках», а на свободе.