О ПОЛИТИКЕ ВО ВРЕМЯ ПРОПОВЕДИ С ЦЕРКОВНОГО АМВОНА

Кажется, нет нужды хвастать то ли перед читателями, то ли перед творческим коллективом газеты «Зеркало недели», что я отношусь к тем, кто не только регулярно, но и внимательно читает материалы еженедельника. Да и не только я — ведь не так уж и много имеется в печатных СМИ такого, что следовало бы читать.

По долгу службы читаю, конечно, все, что касается проблем религии. В последнее время по этой проблематике в «Зеркале недели» появились замечательные медитации Екатерины Щеткиной. Однажды даже просил иерархов Украинской греко-католической церкви поблагодарить автора за блестящую статью «Человек, забытый на церковной паперти», опубликованную 25.11.2000 г.

И все-таки с некоторыми утверждениями ее новой публикации «С кем вы, работники культа?» хотелось бы поспорить, а некоторые все-таки требуют опровержения. Полностью разделяю тревогу автора относительно того, что соотношение катехизма (евангелизация отдельного человека и общества в целом) с политикой у нас имеет перекос в сторону политики, хотя все же стоит предостеречь: религия, вера — это и есть в конечном итоге не только состояние души, но и модель общественного поведения человека, непосредственно касающегося политики. Десять заповедей Божьих — не что иное, как «нравственный кодекс», по которому человек должен жить на Земле. Не вызывает никаких сомнений и утверждение автора, что свои социальные доктрины церковь должна разрабатывать не в соответствии с «государственной политикой, а в тех секторах нашей жизни, которые касаются непосредственно человека, мотивации его поступков, за которые он будет отвечать на Высшем Суде. Кажется, именно это входит в компетенцию церкви, а не «развитие государства» или «новая идеология», часто и густо обещанные нам высшими иерархами сразу после провозглашения Единой поместной церкви.

Так вот, ни на чем не спотыкается в этих раздумьях моя читательская душа, пока не приходит к нашему церковному единству. Конечно, ее нельзя ввести «указом ВЧК», тут автор совершенно прав, но при этом следовало бы добавить, что молитва и стремление к единству начинаются еще от Учителя, с ней он обращается к Отцу небесному относительно своих учеников; такой молитвой начинается ныне каждая Божественная литургия («Мирная ектенья»): «За мир усього світу, добрий стан святих божих церков і з’єднання всіх Господу помолімся». Так вот, если молитвой за «добрий стан святих божих церков і з’єднання всіх» начинается каждая служба Божья, то и наше стремление к Единой поместной церкви не является делом светским, о чем хлопочут только политики и государственные мужи, это должно бы стать сутью духовного служения самих церковнослужителей. Конечно, плохо, когда не они, наши духовные пастыри, этим занимаются, отдав на откуп это дело политикам, но хотелось бы, чтобы мы всегда четко отделяли саму идею Единой поместной церкви в Украине от того, кто ее воплощает и какими методами. Сама идея в этом не виновата, она по сути своей по-христиански чиста и благодатна. Вот только люди, о ней говорящие, не всегда до нее дотягиваются.

Рассуждая об этом, не совсем четко представляю себе и возможности подобного раздела между политикой и церковью в душе каждого отдельного человека: «Симбиоз политики и церкви не то чтобы невозможен — он просто не нужен. У церкви и политики крайне различаются природа, задачи, цели, посему при смешивании мы в самом лучшем случае не получим ни полноценной политики, ни полноценной церкви, как это происходит внутри нас, когда мы пытаемся перемешивать в своем сознании гражданина и христианина».

Но ведь вера, ради которой существует и действует церковь, проявляется не только в молитве, но также и во внецерковной жизни, в общественном действии, посредством которых и измеряется истинность самой веры. «По делам их познаете их» (из седьмой нагорной проповеди). Человек — столь многогранная и многомерная субстанция, что поди знай, где в ней должен заканчиваться гражданин и начинаться христианин, и наоборот.

Почему приведенные выше размышления Екатерины Щеткиной вызвали у меня встречные сомнения? Недавно была опубликована моя статья о слуге Божьем митрополите Андрее Шептицком «Политик на митрополичьем престоле». Собственно говоря, о поднятой госпожой Щеткиной теме мне также пришлось поразмышлять, ведь название статьи не мое, оно взято из письма самого митрополита к матери. Процитирую из него отрывок: «Идут трудные и страшные времена, не знаю, какую участь уготовил Господь этому народу, что его пастырем назначил меня, но я отдаю себе отчет об этой ответственности перед Богом за души, откупленные кровью Иисуса Христа. Мама, я никогда не отрекусь от своей обязанности, данной мне Богом, и «до конца дней моих», говоря словами псалмопевца, буду претворять завет св.Павла — быть всем для всех. Я знаю, мама, от меня отрекутся одни, будут проклинать другие, меня, может, только после моего ухода к Богу поймут мои самые близкие. И я отдаю себе отчет в том, что меня будут называть «политиком на митрополичьем престоле» или «националистом в рясе», меня будут обвинять, что я мешаю «сакра кум профанис», потому что мир почему-то вообразил себе, что святая Евангелия есть и должна быть только духовным кормом, а материальный мир к святой Евангелии не относится, в то время как Сам Спаситель учил нас молиться о «хлебе нашем насущном». И потому для меня, миссионера, нет и не будет ни одного чужого поприща из жизни порученного мне Богом народа, независимо, будет ли это промыслом или наущением, искусством или гигиеной, купечеством или философией, наукой или спортом» (1913 год).

Шептицкий, как бы кто ни относился к этой фигуре, был, без сомнения, гигантом духа. А потому его рассуждения, вызванные собственным жизненным опытом душпастыря и князя церкви, стоит учитывать, осмысливая место религии и церкви в общественной жизни. Ведь не так уж и отличны между собой понятия «сакрум» и «профанум вульгус», как это кажется на первый взгляд, и святая Евангелия является для верующего человека не только пищей для души, но и путеводителем в мире материальных интересов, и политики в том числе.

Если апостол Павел призвал своих последователей «быть всем для всех», то, очевидно, не стоит из этого «всего» изымать столь мощную область человеческих интересов, как тогдашняя, а тем более — настоящая политика. Ведь, обогатившись понятиями христианской морали, она, может, хотя бы на малость стала бы чище. Конечно, религиозная проповедь политического толка должна исходить из «программных» основ Евангелии, оценивающей события (поступки) с точки зрения вечности, а не из программных задач той или иной политической партии, общественной организации или комитета, ставящего перед собой злободневные (а потому и сиюминутные) цели.

Однако я не стал бы спорить с уважаемой Екатериной Щеткиной, если бы в ее статье «С кем вы, работники культа?» не было несоответствующих действительности утверждений. Автор утверждает, что реакция на приезд Папы Римского в Украину «обострена еще и тем, что не исключена беатификация кардинала Шептицкого — духовника отца дивизии СС «Галичина». Во-первых, митрополит Андрей Шептицкий не был удостоен звания кардинала — высшего титула в папской церковной иерархии (на то были свои причины), а во-вторых, Шептицкий не был духовником дивизии СС «Галичина». Это же известные вещи, и столь досадные просчеты солидной газете и уважаемой журналистке не к лицу. К тому же давайте исходить из самого значения слова «духовник». Это духовное лицо, священник, отправляющее различные культовые требы (богослужение, исповеди, причащение и пр.) для определенной группы людей или отдельного верующего. Таким духовником для дивизии «Галичина» был отец Василий Лаба, профессор богословской академии во Львове. Были там и другие священники. Сам Шептицкий в подобной роли выступать не мог, так как, во-первых, был уже к тому времени прикован к кровати, а во-вторых, он же руководил всей церковью, был пастырем и духовным отцом всей Галичины как территории, а не самого военного формирования под названием «Галичина».

Не стоило бы писать о Шептицком и в столь заниженном стиле: «Не смывает с него такого «позорного пятна» даже то, что в период оккупации он скрывал в своем доме львовского раввина и провозглашал пламенные речи о грехе насилия, которые коренным образом противоречили господствующей нацистской идеологии». Кажется, автор хочет поиронизировать по поводу того, как у нас, по совковой традиции, воспринимают фигуру митрополита Шептицкого, однако невольно сводит эту же фигуру до уровня рядового обывателя. Тема деятельности митрополита в период Второй мировой войны весьма широка и сложна, как и вся тогдашняя история его народа и земли. Но хотя бы то, что и самим Шептицким, и благодаря его призывам в митрополичьих палатах, в монастырях, в домах верующих спасены жизни сотен евреев, а не только львовскому раввину Кахане, — это сегодня общеизвестно. Письма в различные инстанции, пастырские послания, религиозно-политические трактаты митрополита Шептицкого — это не просто возглашение пламенных речей, это высочайшее проявление гуманизма во времена военного лихолетья. До его уровня тогда не поднялся никто (и не только среди церковных деятелей). Об этом стоит помнить.

В конце концов, нет ничего странного в том, что мы, украинцы, заклеймены несвободой, безгосударственностью и бесцерковностью, не умеем надлежащим образом ценить великих людей нашей истории, постичь их роль в нашей жизни. История с Шептицким в этом ряду — едва ли не самая драматичная. Ведь молодого красавца, образованного философа и юриста, графа Романа Шептицкого ждала блестящая светская карьера. И он презрел такую перспективу ради монашеской жизни, ради служения народу, из которого вышел его род, но от которого отреклись предки. В воспоминаниях его матери Софьи Шептицкой, дочери славного польского драматурга Александра Фредра, рассказывается об этом драматизме в самом жизненном выборе ее сына: «А там... в тишине монастырских стен, под покровом Святейшей Девы, принимая проявленную ему Божью свободу, мой мальчик молится перед Господом и спрашивает: «Господи, чего желаешь, чтобы я совершил?» А Господь отвечает ему в душе — тем голосом без слов, который человеческое ухо не слышит, но сердце понимает: «Бросишь отца и мать, братьев и свой дом, бросишь обряд, который ты с детства полюбил, бросишь обычаи, которые вросли в твое сердце, и пойдешь к новой жизни, к чужим людям, может, нерадым тебе, и возьмешь Мой Крест на свои плечи, и испытаешь суждение, подозрение в том, что для тебя самое святое и от Меня переданное... испытаешь, может, и человеческой гордыни... Твои самые близкие будут пожимать плечами и называть тебя неистовым, а мать над тобой плакать будет и в ее плаче бросишь ее, но уйдешь, ибо Я тебя зову и будешь служить Мне, до самой смерти, может даже мученической» (Молодість і покликання О.Романа Шептицького. Виннипег, 1965. Рим, 1987). Это писалось тогда, когда молодой граф Роман Шептицкий еще не был монахом, но настойчиво добивался родительского согласия и благословения пойти в украинский (запомните это — именно в украинский, а не польско-латинский) монастырь, дабы служить этому преследуемому народу.

А вот другое место из названных воспоминаний: «Когда я пишу об этом, то не потому, чтобы я считала его святым, но пишу для подчеркивания, что он был и является таким материалом, из которого Бог создает святых» (1884 год).

Привожу эти слова также потому, что госпожа Екатерина Щеткина словно с опаской говорит о том, что Папа Римский может приехать в Украину с канонизацией Шептицкого, то есть провозглашением митрополита святым. Неужели это и в самом деле может кого-то настораживать? Национальные святыни (как и святые) существуют вовсе не для того, чтобы к ним (или на них) молиться, а для того, чтобы вместе с ними возвышаться духом. Особенно в дни упадка. Возвысимся же к такому пониманию и мы.