Непрочитанный «пролетарский граф»

Недавно, перелистывая любимые с детства книжки, автор по-новому открыл для себя замечательного писателя Алексея Николаевича Толстого. 10 января 2005 года ему исполнилось бы 122 года. Какие бы ярлыки теперь ни навешивали на Алексея Толстого, творчество «пролетарского графа» будет жить долго, а может, и вечно. Особенно на фоне современной литературы как импортного, так и отечественного образца, с высосанным из пальца «фэнтези», дутыми постмодерновыми «авторитетами», истеричной «гендерной тематикой» и прочая, и прочая. Произведения «рабоче-крестьянского графа», даже несмотря на их идеологическую заангажированность, есть Творчество. Они часто имеют фантастические и авантюрные сюжеты, но писатель строит их на реальных событиях своего времени — страшного и переломного. Толстому удавалось двумя-тремя фразами передать такую философскую глубину, которая часто весит более, нежели тонны псевдонаучной писанины. В 2005 году исполняется 60 лет с тех пор, как граф Алексей Толстой покинул этот мир…

Все известные представители рода, в том числе писатели Алексей Константинович, Лев Николаевич и, собственно, Алексей Николаевич, вели свою родословную от Петра Андреевича Толстого, который наградил своих потомков графским титулом. Легенда гласит, что он получил его за выполнение щекотливого задания Петра I — «депортации» в Россию царевича Алексея, обещав ему неприкосновенность. Распятый на дыбе царевич проклял род Толстых до двадцать пятого колена, после чего в роду Толстых рождались либо гении, либо негодяи, либо юродивые, но люди сплошь одержимые.

Алексей Толстой родился 10 января 1883 года в городе Николаевске, ныне Пугачевске, Самарской губернии. Отец Толстого — Николай Александрович — был человеком буйного нрава; посему мать, Александра Леонтьевна, урожденная Тургенева, ушла к либеральному земскому деятелю Алексею Аполлоновичу Бострому, оставив на руках у отца троих детей, будучи беременной Алексеем. Граф Николай Толстой вызвал Бострома на дуэль и ранил его.

Детство писателя прошло в имении отчима, на степном хуторе. Товарищами Алексея были крестьянские дети. Верховая езда степями среди курганов, мечтательность, космический круговорот времен года — истоки фантастической струи в творчестве писателя. Тринадцати лет он был отдан учиться, но не в классическую гимназию, как барские дети, а в Сызранское реальное училище. Затем Петербургский технологический институт; специальность — механика. Во время революции 1905—1907 годов он изучает в знаменитой Дрезденской политехнике механику и немецкий язык. К началу Первой мировой войны инженер-механик граф Толстой (забавно, не правда ли?) известен как писатель-«почвенник», автор произведений о жизни помещичьего Заволжья. Его талант привечают Иван Бунин, Федор Соллогуб, Александр Блок, Максим Горький.

Если богема Серебряного века уходит от социальных катаклизмов в свой искусственный мирок, то Алексей Толстой отправляется на фронт корреспондентом. Его проза приобретает оттенок обличительного сарказма, а восторги по поводу Февральской революции быстро сменяются характерными для русского нигилизма сомнениями в ценностях цивилизации как таковой. Этот мотив присущ великим россиянам — Герцену, Достоевскому, Леонтьеву, Бердяеву… Осенью 1918 года писатель уезжает из голодной Москвы в Украину.

В повести «Похождения Невзорова, или Ибикус» есть любопытный взгляд Толстого на Украину времен «ясновельможного пана гетьмана Павла Скоропадського». Режим Гетманата держался на небольшой прослойке украинской интеллигенции и знати, но главным образом на германских штыках. В Украину бежал не только цвет Российской империи, но и голодные массы ленивого и спесивого русского барства, аферистов, певичек, офицерства, политиканов рухнувшей империи. Их первое впечатление на вокзале в Харькове: «Боже! Белые булочки!!!». Гетманат давал поместья с землей — хоть и великорусские шовинисты, но классово близкие, из «благородий»; некоторые даже брались за изучение украинского языка. По Харькову вразвалку ходят немецкие вояки, презрительно смотря на аборигенов. На лихачах носятся потомки украинской шляхты. Дельцы гоняют по Украине вагоны с аспирином и касторкой. Кофейни и кабаре забиты декадентствующей публикой. Эту ораву должны были кормить наши украинские селяне, которых немецкими штыками заставляли вернуть новым хозяевам поделенную уже панскую землю.

Село взбунтовалось, кайзер пал, в Германии началась революция, и немцы ушли, прихватив с собой гетмана. Началась «атаманщина»: грабежи поездов, зарева пожаров... Хаос! В это время с севера ударили большевики. Империя сжалась до маленького пятачка вокруг Одессы, где причудливо уживаются белогвардейцы, гетманская «варта», греческий корпус и французские чернокожие зуавы. Но «красная зараза» поражает и оккупантов с их танками и аэропланами. Греки кричат голодным, голым и вшивым красноармейцам: «Рус, давай мириться! Ленин — карашо!». Французы выбирают советы солдатских (зуавских?) депутатов. Все! Finita la imperia! Начинается исход в эмиграцию.

В этом бедламе Толстой пишет знаменитую повесть «Калиостро». В марте 1919 г. он отплывает на пароходе в Константинополь. Впечатления о путешествии — в том же «Ибикусе».

На корабле бывшая «элита» опускается все ниже. Генералы, политики и дамы в мехах выясняют отношения из-за очереди в нужник. Выжившие из ума монархисты ловят на борту каких-то мифических революционеров. Губернатор «руководит» двумя чемоданами, которые остались от его губернии. Штабы несуществующих армий издают приказы и вывешивают их для ознакомления. В Константинополе эмиграция, по большей части, промышляет: дамы —проституцией, офицеры — сутенерством и мелкой комиссией в трущобах Галаты — предместья Стамбула. Герой повести Невзоров делает деньги на тараканьих бегах с тотализатором и мечтает устроить в престижном районе Пера бордель с русскими девицами благородного происхождения, этакий «сераль принцес московит». Все, «гибель Рассеи»!

Из Константинополя Толстой отплывает в Марсель. Этому путешествию посвящен его великолепный рассказ «Древний путь». Здесь намного меньше социального морализаторства, но есть историософский подтекст и глубина эмоций. Смертельно раненый французский офицер, ницшеанец Поль Торен, плывет на пароходе «Карковадо», как и сам Толстой в реальности, путем аргонавтов. Позади, в Гиперборее, пылает революция. Геллеспонт (Мраморное море), берега Фракии и Анатолии, Дарданеллы, Троя, Эгейский архипелаг, Пелопоннес, курящаяся Этна… Колыбель европейской цивилизации. Тысячи лет высочайшего напряжения физических и ментальных сил. В финале — мировая война, древние камни смешаны с кровью, железом, экскрементами и трупами. Война временно прервана, народу разрешено веселиться, и вот на руинах вырастает жалкий продукт цивилизации — мещанское стадо. Толстой отчаянно полемизирует с идеями Шпенглера о круговороте и гибели цивилизаций, пытаясь найти высшее начало в homo sapiens...

И в эмиграции писатель упорно работает. В 1919-м во Франции он начинает писать трилогию «Хождение по мукам» об извечных метаниях русских интеллигентов.

«Россия-мать» вышвырнула блудных детей-эмигрантов, Европа же оказалась злой мачехой. Еще Александр Герцен и Федор Достоевский предупреждали русских интеллигентов, что Запад — это не только наследие античности, рыцарства и Просвещения. Это и царство в меру сытого, довольного и спесивого торгаша, который отбросил рвение к свободе и познанию, а жаждет сильной власти. Мещанство подражает аристократии в роскоши и тщеславии, что выглядит грубо и пошло. Остатки аристократии «омещанились» и бросили свои переживания о мировых судьбах. Все это есть в «эмигрантском цикле» Толстого: «мерзость запустения» в жутковатом романе «Эмигранты», уничтожающий сарказм в адрес деградировавшего русского дворянства в «Рукописи, найденной под кроватью», гримасы западной цивилизации в ее парижской («Убийство Антуана Риво») и берлинской («Черная пятница») редакциях, апокалиптическая фантасмагория «Гиперболоида инженера Гарина». Все это видят нынешние «заробітчани»: остатки нашего разума и благородства Западу не нужны, а нужны — чистильщики нужников и няни, в крайнем случае наш псевдоинтеллектуальный хлам…

Империализм ХХ века придал всему этому новые черты. Прошло время буржуа, мнящего себя «пупом земли». Настало время винтика огромной социальной машины, которым управляют при помощи масскульта и масс-медиа. Не все винтики хотят быть благонамеренными: дураки гибли и калечились в мировой войне за «идеалы демократии и гуманизма», а теперь ежедневно на рассвете идут в брезентовой робе к унылым заводским корпусам; умные не теряли времени в тылу и теперь на рассвете едут из ночных заведений домой в лимузинах, в измятых за бурную ночь смокингах. В Венгрии и Германии революции. Бурлят рабочие окраины Парижа — «красный пояс» французской столицы, в ее центре «гастролируют» банды анархистов.

На полях войны в отравленной горчичным и нарывным газами земле вместе с высшими достижениями европейского духа гниют миллионы трупов, на улицах просят милостыню миллионы инвалидов… Для отвлечения от всего этого — бесконечные праздники, гуляния, фейерверки, истерия газетных сенсаций, танцы и стриптиз. Мир в Версале еще не заключен, Германия блокирована, немцы питаются сырой брюквой и тысячами мрут от истощения…

У этого механизма есть рулевые. Великие державы и сателлиты хотят урвать побольше у побежденных. Вот и урвали поляки — новоявленные сателлиты Антанты — Галичину и Волынь. Украина же и по сей день объясняет, что это не «кресы всходни», а исконные земли Киевской Руси. Глава распухшей за время войны от золота Америки Вудро Вильсон что-то глаголит о братской любви народов в Лиге Наций. Франция (Клемансо), Англия (Ллойд Джордж), Италия (барон Сонино) и Япония (барон Макино) навязывают Германии грабительский Версальский мир. Самые большие аппетиты у Франции, и она заплатит-таки по счетам в 1940 году, когда позорно капитулирует в том же вагончике в Компьене, где была повержена в 1918 г. Германия. А пока «шестьдесят миллионов немцев упали на колени. Из-за Рейна во Францию… потянулись тоскливо длинные поезда с углем, сырьем, пушками, машинами. Тощие, с землистыми щеками немцы, костлявые немки, дети, покрытые болячками, глядели вслед этим поездам, вслед улетающей на долгие годы надежде поесть, отдохнуть»…Теперь у нас некоторые «умники» рассказывают байки о том, как кровожадные большевики потрясли нравственность и гуманизм Запада. Мировые войны и коричневую чуму в Германии выдумали отнюдь не Ленин со товарищи! «Немецкий фашизм свиреп, мстителен и… не будет знать пощады… Немцам, настроенным фашистски, нечего больше терять», — пишет (провидчески!) Алексей Толстой уже 1923 году.

Русская эмиграция окончательно опускается. Немногие богачи, сумевшие вывезти капиталы, просаживают их в кутежах и на бирже. Монархисты истерично спорят о том, кто из великих князей станет будущим «императором Великой, Малой и Белой». Эмигрантские газеты вопят: «Осиновый кол вам, большевики»! Белогвардейские интенданты наживаются на поставках тухлых консервов и сгнившего нижнего белья. «Демократы» Временного правительства торгуют неподвласной им страной. Офицеры пускаются во все тяжкие, княжны и графини зарабатывают проституцией. Не желая окунаться в это мутное болото, часть россиян подумывают о возвращении в Совдепию — деваться больше некуда! Устоял Бердяев и прожил до конца жизни во Франции в бедности. Заявляет о возвращении и Толстой, за что подвергается обструкции от известного «дедушки русской революции» Н.Чайковского. В знаменитом ответе Чайковскому Толстой говорит, что сам ненавидел большевиков, считая их причиной всех бед, гибели двух родных братьев, расстрела дядей, смерти восьми человек родни от голода и болезней, но именно русская «элита» толкнула империю в хаос. С конца 1921 года Толстой живет в Берлине, а в августе 1923 г. возвращается в СССР.

Еще в эмиграции Толстой пишет «Аэлиту». Гениальный, «не от мира сего», изобретатель космической ракеты инженер Лось похож на Циолковского. Принцесса Аэлита и l’amour по-марсиански. Планетой управляет фашистская клика, которую пытается свергнуть «марсианская пролетарская революция» во главе с плакатным вождём — красноармейцем Гусевым. Толстой ведёт давний спор со Шпенглером о расцветах и закатах цивилизаций: второе название «Аэлиты» — «Закат Марса», по аналогии со шпенглеровским «Закатом Европы». Но самое главное — человек обязан вырваться из своего же социального болота и проложить путь в мироздание.

«Гиперболоид инженера Гарина», 1926 год. (Неуклюжие, вне зависимости от актерских удач, экранизации этого необычного произведения завершались лишь искажением как сюжета, так и смысла). В анонсе Толстой писал, что действие романа происходит накануне новой мировой войны, — как в воду глядел! Америка в лице плакатной «акулы империализма» мистера Роллинга прибирает Европу к рукам. Убежавший от революции русский инженер и мерзавец Пётр Гарин создает сверхоружие — гиперболоид. Гениальная догадка: лазеры концентрируют электромагнитную энергию, только на принципах не геометрической, как у Толстого, а более глубокой, квантово-волновой оптики. Ценой массового убийства людей Гарин овладевает миллиардами Роллинга. На океанском острове инженер добывает из шахты тонны золота и становится «диктатором всего цивилизованного мира». Мировая «элита» преподносит Гарину титулы — царей, королей, султанов всех стран и континентов. «Демократическая» Америка, где титулы не положены, присуждает звание «business-man of God». Обесценив золото, Гарин замышляет мировое богатство перераспределить в свою пользу, а затем вернуть золоту настоящую цену. Цель — утоление патологической жажды абсолютной власти.

Кстати, путь Гарин избрал весьма грамотно: разрушив систему экономических отношений, можно дестабилизировать мир, а то и завладеть им, особенно если мировые финансы монополизированы в одном центре. В планах Гарина — формирование каст «патрициев», которые наслаждаются жизнью. «Трудовики» же безмолвно работают за миску похлёбки. Их «получают» из обычных особей путем «мозговой кастрации» (а ведь большая часть нынешних масскульта и масс-медиа и есть «мозговая кастрация»). Остальных уничтожат за ненадобностью. Во главе этой паранойи — «его божественность» инженер Гарин и его любовница, она же «владычица мира» Зоя Монроз, она же мадам Ламоль. Образ ее — злая карикатура на столь модную нынче тему «эмансипе», «вамп», «бизнес-леди» и прочая… Начав свою карьеру в балетной школе Петербурга, пройдя панели и бордели Парижа, поменяв дюжину любовников — один другого «круче», — она добралась до вершины — заключила «брачный контракт» с миллиардером Роллингом. Но выяснилось, что сей, как теперь модно говорить, «олигарх» обладает примитивной психологией обывателя, а тут подвернулся нищий параноик Гарин с его «манией мирового господства».

Превратившись во «владычицу Всей Земли», мадам мечтает купить — с душой и потрохами — лучших философов, поэтов, художников, учёных мира и окружить ими свою никчемную фигуру. Она формирует свою свиту из профессоров и принцев крови, разрабатывает церемониалы и ритуалы двора «божественной Зои». Не хватает лишь суши-баров! Одним словом, «из хама — в паны»!..

Но Гарин заканчивает свою историю «с треском» — началась «мировая пролетарская революция». Они с Зоей попадают на необитаемый остров, где «молодые» ведут первобытную жизнь. Конец истории и снова Шпенглер!

Казалось бы, боевик в стиле «краткого курса марксизма-ленинизма»! Но у Толстого звучит глубочайшая экзистенциальная идея о космическом содержании жизни человека: «Что же такое человек?.. Ничтожнейший микроорганизм, вцепившийся в несказуемом ужасе смерти в глиняный шарик земли и летящий с нею в ледяной тьме? Или это — мозг, божественный аппарат для выработки особой, таинственной материи, один микрон которой вмещает в себя всю вселенную»!

В поисках этого смысла Толстой вернулся в большевистскую Россию, где была предпринята попытка устройства мира под лозунгами о свободе во имя созидания. Лишь потом стало ясно, что ура-революционность толпы при самых благородных лозунгах активизирует хаос, а затем ведёт к тоталитарии, которая постепенно вырождается в застойный маразм с последующей деградацией. Циничная безалаберность Толстого совдеповского периода говорит о том, что его разочаровали и «коммунизм», и «коммунисты», дискредитировавшие идею. Создав талантливый, но великодержавный роман «Петр Первый», Толстой увильнул от репрессий и умер своей смертью в 1945 году...

История повторяется. Когда в конце ХХ века развалилась «система коммунизма», все страшно обрадовались — мол, рухнуло «мировое зло», на планете грядёт чуть ли не рай! Так ли это? Сейчас, в начале ХХІ века мир поразительно напоминает «мир» начала ХХ. Самое время садиться за написание фантастической антиутопии…