Существует одна, весьма странная деталь в походах крымских татар за ясырем. Отправляясь в набег, они двигались заранее нахоженными путями, по водоразделам, обходя реки. Существовали три главных маршрута походов за невольниками: Черный — между Днепром и Бугом, Кучманский — между Бугом и Днестром и Муравский — между Днепром и Донцом. От Дуная до Галичины тянулся Покутский путь между Прутом и Днестром. В «Истории украинского войска» говорится, что орда шла фронтом по сто всадников в одном ряду, то есть триста лошадей, поскольку каждый всадник имел еще два свободных коня. В глубь такое войско имело от 800 до 1000 рядов лошадей и тянулось на 10—15 километров. Гийом де Боплан о таком войске пишет: «Здалека здається, що це на обрії наче хмара підіймається, росте і росте і водночас… наводить страх».
Удивительным остается то, что подобные «войска» нападали внезапно – при наличии налаженной сети сторожевых вышек, передающих посредством дыма сигнал об опасности на расстояние десятков километров. Действия татар, пути следования их отрядов, отправившихся за ясырем, были хорошо известны северным соседям. Впрочем, некоторые исследователи работорговли писали, что они передвигались незаметно, днем отсиживаясь в балках и оврагах. Но пути следования войск кочевников все равно не менялись.
Возможно, что за внезапными и беспрепятственными нападениями кочевников стояли события, аналогичные броску Басаева к Буденовску? Однозначно: походы татар кому-то были очень выгодны. На восточно-европейских равнинах власть всегда обдирала население до последней нитки, ибо именно это, а не интенсификация производства, являлось для нее единственным и верным способом быстрого накопления денег. Обирание и взяточничество были защищены официальным государственным законом, так как, например, русский царь вплоть до XVIII столетия посылал чиновников на места их службы без гарантии выплаты им хоть каких-то денежных пособий. Сколько чиновник сумеет вытянуть у населения взятками — это и будет его зарплата. Такой способ зарабатывания денег при повсеместном, основанном на примитивном земледелии хозяйстве, толкал широкие слои населения заниматься, помимо основного своего занятия, различными промыслами. Одним из способов накопления материальных благ могли быть взятки, которые брали сторожевые посты от татар в обмен за проявление «слепоты» и «нерасторопности».
* * *
Следующий вопрос: быстро ли могли передвигаться степняки с ясырем, который в большей своей части состоял из детей и девушек? И какова их скорость передвижения с огромной массой пленников? Наверное, за время передвижения татар с полоном из той же Галичины или Волыни можно было собрать отряды в не одну тысячу человек, догнать работорговцев и отбить у них соотечественников. При том, что известно и постоянное место переправ – в низовьях Днепра. Можно было возле них постоянно держать подвижные отряды из шляхты или казаков.
Странным оказывается еще и то, что половцы и прямые их потомки — крымские и ногайские татары — совершали свои набеги для захвата пленников в разные времена года, а, как известно, кочевники в своем поведении традиционны и очень консервативны. Половцы для нападения на своих славянских соседей всегда выбирали время наибольшей занятости населения княжеств полевыми работами, поэтому-то и приходили на Русь летом, иногда по три раза за сезон, и почти беспрепятственно грабили приграничье.
Однако нападения происходили зимой! Но ведь зимой намного труднее вести пленников, чем в теплое время года, тем более постоянно убегать с ними от преследования. Нужно заботиться не только об охране невольников, их питании, но и о теплой одежде, ночлеге. В отношении татар к пленникам не прослеживается традиция оставлять на выживание наиболее сильных и выносливых невольников, как это, например, имело место с африканскими рабами: значительную часть полона всегда составляли дети и юные девушки, которые требовали особого ухода.
Интересна еще одна деталь. Де Тотт так описывает угон татарами невольников и количество невольников и другой добычи одного(!) татарина: «…пять или шесть рабов разного возраста, штук 60 баранов и 20 волов — обычная добыча одного человека — его мало стесняет. Головки детей выглядывают из мешка, подвешенного к луке седла; молодая девушка сидит впереди, поддерживаемая левой рукой всадника, мать — на крупе лошади, отец — на одной из запасных лошадей, сын — на другой, овцы и коровы — впереди, и все это движется и не разбегается под бдительным взором пастыря. Ему ничего не стоит собрать свое стадо, направлять его, заботиться о его продовольствии, самому идти пешком, чтобы облегчить своих рабов».
Такое количество угнанного скота и пленников постоянно оставляло на месте прохождения татар черный след, который не мог бы не заметить разве что слепой. И с какой же скоростью можно двигаться с таким количеством пленников и скота? Кормить скот можно было только подножным, а не специально запасенным кормом.
Следующий вопрос: почему отец или сын, сидя на лошадях, не пытались напасть на татарина или хотя бы сбежать? Судя по вышеописанной картине транспортировки рабов, в плен к татарам обычно попадали люди, уже заведомо согласившиеся с участью раба. Первым объяснением подобного «соглашательства» может быть то, что захваченные в полон в принципе меняли шило на мыло: от одних жестоких угнетателей переходили к другим. Убегать из одного рабства в другое, а большинство из них были крепостными, не стоило.
В этой картине остаются загадкой действия магнатов, владевших крестьянами и из-за татарских набегов терявших свою собственность и возможность обогащаться. Почему они редко предпринимали активные действия для преследования татар, да и вообще не пытались положить конец набегам кочевников? Численность кочевников была очень небольшой по сравнению с земледельческим населением, поскольку кочевой способ хозяйствования не дает возможности прокормиться большому количеству людей на определенной территории. Так, Буджакская орда, кочевавшая на территории, расположенной между современными городами Одессой и Измаилом, вообще являлась малочисленной и не подчинялась ни крымскому хану, ни стамбульскому султану. И за буджакцами, ногайцами, а часто и за крымскими татарами не стояло никакой силы, которая могла бы послужить препятствием активности князей и земельных магнатов возвратить себе свою живую собственность (отношения турок-осман со своими вассалами далеко не всегда были радужными).
Для объяснения данного феномена следует учитывать присваивающий характер производства, бытовавший в те времена на территории Украины. В первую очередь такое положение вещей было выгодно не татарам, ибо до конца XVIII ст. они являлись одним из самых бедных народов Европы. У них не хватало огнестрельного оружия даже для совершения разбойничьих набегов, хотя работорговля — одно из самых прибыльных занятий, ведущих к быстрому обогащению. Основную прибыль получали те, кому татары непосредственно и сбывали товар — итальянские и армянские купеческие общины Крыма. Живой товар изымался на территории других государств: Великого княжества Литовского, Польши, Московии. Товаром в преобладающем количестве случаев являлась чужая собственность — крепостные крестьяне. Сами метод и специфика проведения походов говорят о том, что магнаты довольно часто не очень-то и заботились о своем благополучии. Данная причина, а также набеги в зимнее время наводят на мысль, что крестьянам давалась возможность собрать свой урожай и урожай помещика. Возможно, между татарами и магнатами или между земельными магнатами и купеческими общинами в Крыму существовала негласная договоренность, одним из пунктов которой было — не вытаптывать неубранные поля. Переход кочевников из летних на зимние набеги за ясырем волей-неволей заставляет думать, что прибыль от продажи рабов оседала еще и в карманах их бывших хозяев — «пострадавших» магнатов.
* * *
Скорее всего спонтанные и разрозненные попытки противостоять набегам татар были причиной тайного сговора между тремя сторонами: итальянскими и армянскими купцами, татарскими мурзами и польской шляхтой.
Польский король и сейм, судя по различным историческим источникам, пытались противостоять набегам. Но множество польских магнатов, владения которых находились далеко от Варшавы (в Галичине, Волыни, Подолье, Брацлавщине и Надднепрянщине), поступали по-своему, находя для личного обогащения более простой и быстрый путь, нежели создание условий для развития производства, сельского хозяйства и торговли.
Тайный сговор о работорговле соотечественниками привел не только к страданиям украинцев, московитов и, в меньшей степени, поляков, не только отбрасывал их развитие назад, в варварские времена, но и затормозил общественное развитие и крымских татар. Потомки половцев в причерноморских степях просуществовали до конца XVIII в. даже в более жалком виде, нежели они были в XI—XIII веках. Множество половцев в раннем Средневековье ушли в Венгрию, Болгарию, Грузию, и там очень быстро, в течение двух поколений, перешли из экстенсивного вида хозяйства к интенсивному, быстро ассимилировавшись. Наличие в Европе до конца XVIII столетия кочевой культуры скотоводов говорит только об искусственном продлении во времени данной культуры. Как только в середине XVIII ст. в Европе произошла аграрная революция и были акклиматизированы растения Нового Света, дающие хорошие урожаи в степном климате, такие как кукуруза и подсолнух, земледельческое государство в лице России (а именно оно в то время начало доминировать в Восточной Европе) расправилось с татарами за 15—20 лет. Работорговля попросту стала невыгодной. Буджакская орда и ногайские татары, обитавшие на территории современной южной Украины, вследствие колонизации Причерноморья были практически полностью уничтожены.
Первое, что сделали русские войска, ворвавшись в Крым, это уничтожили в Бахчисарае все архивы Гиреев. Видимо, в этих архивах было много такого, что не красило ни польско-украинских, ни южнорусских помещиков.
До сих пор русские и украинские исследователи событий, связанных с историей Украины и Крымского ханства XV—XVIII веков, используют только записи западноевропейских путешественников и дипломатов — Боплана, де Тотта... Но ведь в Турции есть достаточное количество архивных материалов, касающихся истории Украины. И сами турки делали записи, да и на службе у Порты всегда находились образованные европейцы. Наши исследователи к их записям не прибегают. Возникает вопрос — почему?