«МАШИНА ВРЕМЕНИ»: ОСВОБОЖДЕНИЕ ВОЗМОЖНО

Писатель, бывший диссидент, борец за права человека и гражданские свободы и до недавнего времени президент Чешской Республики Вацлав Гавел уже несколько лет высказывает свою солидарность и оказывает поддержку кубинскому народу в борьбе против коммунистического тоталитарного режима Фиделя Кастро. Он также много общался с кубинскими борцами за свободу, в том числе с выдающимся кубинским интеллектуалом и диссидентом Освальдом Пайя Сардинасом. Вацлав Гавел дважды предлагал его кандидатуру на Нобелевскую премию мира. В конце своей деятельности на должности президента имел с ним дружественную беседу и в Пражском Граде, резиденции чешских президентов.

18 сентября 2003 года Вацлав Гавел вместе с бывшими президентами Польши и Венгрии — Лехом Валенсой и Арпадом Гонезом — обнародовал в нескольких десятках мировых периодических изданий статью под названием «Cuba Libre».

Эта статья настолько вдохновила Освальда Пайя Сардинаса, что в ноябре того же года он прислал Гавелу письмо, в котором описал ситуацию на Кубе, размышляя над тем, что следует делать в этих обстоятельствах, и высказал свое видение кубинского будущего.

Вацлаву Гавелу близок и проект «Варела», начатый Освальдом Пайя Сардинасом на Кубе. Речь идет о петиции кубинских граждан, призывающей кубинскую власть придерживаться кубинской Конституции, которая, среди всего прочего, предусматривает и возможность референдума. Петиция требует проведения референдума по важным вопросам кубинских сегодняшних реалий и будущего (между прочим, под документом уже собраны свыше 25 тысяч подписей кубинских граждан).

Сотрудничество Вацлава Гавела с кубинскими борцами за свободу закономерно. Вспомним, он был соучредителем и одной из главных фигур чехословацкой Хартии-77. Эта группа граждан в 1977 году требовала подобного от чехословацкого правительства, а именно — чтобы оно выполнило свои обязательства, вытекающие из Заключительного акта Хельсинкской конференции о безопасности и сотрудничестве в Европе.

«Зеркало недели» сегодня также публикует перевод ответа Гавела на упомянутое письмо Освальда Пайя Сардинаса. В письме от 17 ноября 2003 года, в день годовщины начала чехословацкой «бархатной революции», Вацлав Гавел освещает некоторые моменты борьбы против тоталитарного коммунистического режима в Чехословакии, надеясь, что чешский опыт может быть полезен для кубинских борцов за свободу и права человека и гражданина.

Этот ответ одновременно выходит в нескольких всемирных периодических изданиях. Возможно, таким образом начнется обмен опытом и взглядами, полезными не только для Кубы.

Христианское движение «Освобождение»

Гавана, 31 октября 2003 г.

Господину Вацлаву Гавелу,

бывшему президенту Чешской Республики

Уважаемый друг!

С большим эмоциональным подъемом вспоминаю несколько дней, проведенных мною в Праге, куда я прибыл для получения премии имени Сахарова. Помню нашу встречу и разговор исключительно о Кубе. В те дни, как мне сказали, Вы были крайне обеспокоены из-за того, что процесс выборов нового чешского президента затянулся. Президент не мог оставить должность, поскольку те, кто должен выбирать, не пришли к соглашению по поводу назначения его преемника. В моей отчизне, как и во всех странах, где господствовал коммунизм, такие должности по определению пожизненные, и «социалистическая демократия» всегда гарантирует единогласную перевыборность. Как Вы видите, у реальной демократии имеются «осложнения» — скажем, свободные выборы и наличие нескольких кандидатов, — которые реальный социализм преодолевает. На Кубе таких проблем нет. Избирательным законом на каждое депутатское место предусмотрен один кандидат, который, кроме того, выдвигается соответствующими комиссиями, созданными «массовыми организациями». Однако более всего привлекает внимание то, что у избирателя есть возможность проголосовать только положительно, поскольку в ином варианте такой голос силы иметь не будет. В конце концов эти положительные голоса подсчитываются, и знайте: всегда избранными оказываются все единые кандидаты, которые потом всегда избирают одного и того же человека президентом Государственного Совета. Полагаю, что в Северной Корее, как и в бывшей Албании, система схожа, намного менее усложнена, чем избранная чехами и словаками после ноября 1989 года.

Я также не забываю принявших меня чешских друзей — ни кардинала Вика, ни епископа Малого. Оба в эпоху коммунизма подвергались дискриминации, поскольку не симпатизировали режиму. Позже епископ Малый, который был Вашим сторонником со времен той блестящей Хартии-77, прибыл с визитом на Кубу для того, чтобы поддержать семьи «узников кубинской весны», находящихся в тюрьме с марта нынешнего года. Здесь он вновь пережил времена своей религиозной деятельности, когда его отстранили за солидарность с преследуемыми.

Во время непродолжительного пребывания в Праге я сказал моим тамошним друзьям, что этот опыт похож на путешествие в машине времени. Именно так я ощущал, ведь я жил в среде, культивируемой страх, которая была создана коммунистическим режимом во всем обществе, пока не повстречался с представителями таких народов, как чешский, словацкий, которые выстрадали этот опыт, и сейчас они свободны. Это как будто попасть в будущее и получить подтверждение, что освобождение возможно. Хочу этим сказать не то, что мы должны копировать чешскую модель переходного этапа, а лишь то, что ее вера и определение нас вдохновляют.

Для епископа Малого, друг мой, путешествие в машине времени происходило в обратном направлении, в прошлое — от свободы к миру тоталитаризма, рабства. Но он прибыл не как турист и не стремился демонстрировать превосходство на земле кубинцев, где они дискриминированы и унижены, а иностранцы — привилегированы. Он приехал не развлекаться, акцентируя внимание на недостатках народа, живущего под гнетом режима бесправия.

Мы всегда считали: освобождение народов Европы, находящихся под властью коммунизма, и российского в частности, приведет к возникновению движения солидарности с Кубой и пониманию наших реалий. Но, кажется, многие потеряли память или опьяненные рыночной свободой не находили либо не находят времени для своего брата по несчастью — кубинского народа. Поэтому я так ценю тех чехов, словаков, венгров, поляков и т.д., у которых добрая память и благородное сердце и которые много лет назад солидаризовались с нами. Никто не может знать и интерпретировать наши реалии так, как вы, поскольку сами пережили их. Это поможет Европе и миру понять кубинские реалии. Я очень признателен за письмо, которое распространили 19 сентября Вы, а также бывший польский президент Лех Валенса и бывший венгерский президент Арпад Гонз, требуя освобождения наших братьев — «узников кубинской весны» и поддерживая гражданскую кампанию Проекта Варела. Считаю положительной Вашу инициативу по поводу учреждения «Демократического кубинского Фонда», поскольку это будет крайне необходимая помощь кубинскому народу на переходном этапе. Однако к этому этапу мы придем через уже начавшееся мирное гражданское движение, насчитывающее тысячи кубинцев, которые борются в условиях дискриминации, преследований, санкций по отношению к их семьям, бедности и отсутствия возможностей для мирного труда. Это движение нуждается в помощи уже сейчас. Но по многим причинам, в том числе из-за давления и бесславной пропаганды режима, инициативы, направленные на поддержку гражданского кубинского движения, редки и ограничены. Хотя при любых обстоятельствах мы будем бороться благодаря главным ресурсам: вере, любви к народу, решимости достичь освобождения.

Перейдем к теме переходного периода. В латиноамериканском контексте этот термин прежде всего может быть интерпретирован как путь по направлению к моделям, которые никоим образом не пригодились отдельным народам, а только повысили уровень бедности, коррупции, а также заставили многих сомневаться в существовании демократии, на самом деле лишь формальной. Не это является нашей целью. С другой стороны, официальная пропаганда и ее система постоянной дезинформации после падения мифа о непобедимости советской империи вынуждена была приспособиться (и не без определенной эффективности) к необходимости запугивать кубинский народ. Она запугивает его картинами хаоса и бедности, обусловленными будто бы переходным периодом во всей посткоммунистической Европе (уточняю, поскольку Европы коммунистической никогда не было, постольку нет и коммунистической Кубы). Считаю, что в эту ловушку попали многие.

Сам себе разъясняю: коммунизм — режим особенный, это не теория, а жизнь на протяжении декад, представленная рождением, существованием и смертью этого режима. Завершаясь, он оставляет большинство людей неустроенными, без собственности, денег, ресурсов, профсоюзов, партий и организаций, которые бы их защищали. Оставляет искаженную антиправовую юридическую систему, ликвидирует культуру труда, утверждает коррупцию, в конце концов превращает экономику в гибридную систему коллективизированного лагеря и дикого капитализма — «дикий коммунизм». Приводить примеры можно очень долго. Между тем в каждой из стран посткоммунистической Европы он тоже оставил ограниченную группу крупных капиталистов, которые еще вчера были крупными руководителями или лицами со значительными властными полномочиями. Таким образом, это — новые богачи, которые до того были единственными богачами, поскольку при коммунизме все единственное. Единственная партия, единственная доктрина, единое мнение, единственный профсоюз, единственные руководители — и в дальнейшем они превращаются в единственных богачей. На Кубе, говоря народу «социализм или смерть», они тоже уже единственные капиталисты, будущие крупные предприниматели. Частью темы могло бы быть обсуждение последствий культурного и гуманитарного геноцида советской империи, разрушившей целые общества, которые, в свою очередь, расплачиваются сегодня большой болью и даже кровью народов и стран. Однако об этом говорят мало или вообще стараются не говорить; диктатура обмана до сих пор в наличии, она имеет большую инерцию.

Западня в том, что все неурядицы подаются как последствия несоблюдения основ коммунизма, как зло, присущее новорожденным демократиям. Это вроде бы говорить рабу: «Посмотри на последствия твоего освобождения. Будет лучше, если ты останешься таким, как есть».

Прежде всего мое видение переходного периода в посткоммунистической Европе очень далеко от образа, нарисованного официальной пропагандой режима. Ко всему прочему, полагаю, на завершающем этапе коммунизма имеется угроза, что кое-кто согласится обратиться к толпе давних рабов: «Пришла рыночная экономика, ты тоже можешь быть предпринимателем».

Такое можно расценить как иронию, поскольку преимущественно у кубинцев (для осуществления «посадки» на Кубе) нет ни денег, ни собственности, ни ресурсов, ни привычек — ничего, у нас нет ничего. Новыми предпринимателями могли бы стать самые зажиточные к тому времени. Только те, кто сейчас имеет и может иметь; так вот, уже под лозунгом «рыночной экономики» заработает новая форма угнетения, где люмпенизированное к этому времени большинство таким же и будет оставаться. Этим я хочу сказать, что перемены на Кубе не будут продолжением бед большинства, поскольку строить новое общество на основаниях этих бед невозможно. А при тоталитаризме беда большинства — общая. Поэтому, хотя мы не отвергаем концепцию переходного периода, следует помнить, что кубинский процесс, инициированный нами, является процессом освободительным. В этом мы радикальны. Радикально миролюбивы, поскольку не воспринимаем насилие как средство изменений, потому что нас не устраивает ненависть, а только любовь ко всем нашим кубинским братьям. Этот завершающий этап кубинской истории был чрезвычайно сложным, говоря обычным языком, а иным последствием этого режима было бы продолжение взаимного противостояния кубинцев из-за происходившего раньше. Так и жили бы в среде ненависти и несправедливости, засеянной тоталитаризмом. Прощение и примирение важны в этом процессе освобождения, поскольку следует понимать, что мирный путь для нас не средство, а цель. Преодолеть насилие, ненависть и обиду навсегда. Категорически считаем это возможным, поскольку с такой мыслью живет большинство кубинцев. Входящие во властные структуры все еще пребывают в плену системы, которая, хотя и предоставляет им привилегии, но не уважает их права.

Продолжаю думать о Чехии. Вы смогли достичь перемен, освобождения, вы это сделали и делаете по-своему, что очень важно.

На Кубе мы это тоже сделаем, уже делаем в среде кубинцев, все вместе — те, кто живет в стране, а также те, кто живет за пределами нашей земли, но является неотъемлемой частью нашего народа.

Проект Варела уже сейчас является гражданским движением за мирные преобразования. Он реализуется благодаря мужеству тех, кто делает шаги на пути собственного освобождения и побеждает страх, а с другой стороны — это шаг на пути солидарности с собственным народом, поскольку участники движения требуют прав для всех. В этом заключаются принципы изменений, к которым мы стремимся, а именно — в участии граждан как свободных людей в политической, экономической и культурной жизни страны. Это — первый шаг, предусмотренный Проектом Варела. Но не единственный, так как мы должны подготовить для Кубы переходный период и уже работаем над этим. Это будет переход к демократии, социальной справедливости, развитию и миру. Поэтому над любыми моделями будет господствовать человек, семья и община.

Бедность и отличия на Кубе — последствия бесправия. Таким образом, этот переходный процесс вдохнет новую жизнь в творческий и трудовой потенциал кубинцев. Экономическая свобода предусматривает право иметь предприятия, деловые связи, свободно заключать контракты. Однако, как я пытался разъяснить, этим правом невозможно воспользоваться, если нет процесса демократизации экономики, создающего условия и возможности для всех. На этом этапе, далеком от приватизации основных средств здравоохранения, образования и т.п., намереваемся сделать их более эффективными. Чтобы граждане получали эти услуги бесплатно, как право, а не как подачку со стороны тех, кто руководит и за получение таких услуг требует политической покорности. Ведь не провозглашается, что предоставление этих услуг поддерживается трудом и усилиями самих граждан.

Считаю, на Кубе единодушны в том, что переходный период должен открыть двери кубинцам, пока что отлученным от экономической свободы, и вместе с тем поддерживать, расширять и делать действительно более эффективными бесплатные социальные услуги. Это вызов для нашего общества, но мы уверены, что свободные кубинцы, как мужчины, так и женщины, превратят в реалии переходный период и будущее, в котором будут демократия, социальная справедливость и реализованы все права.

Кубинцы никогда не выбирали этот режим бесправия. «Узники кубинской весны» отбывают приговоры сроком до 26 лет за то, что мирно защищали права всех кубинцев. Большинство из них — члены комитетов граждан Проекта Варела. Остальные — независимые журналисты и лидеры общественных объединений. Они заточены в камерах 1,6 м в ширину и 3 м в длину, нередко заполненных насекомыми и крысами, с заблокированной дверью, где нормы питания соответствуют действующим в концентрационных лагерях, с возможностью посещения один раз в три месяца, с частыми унижениями. Однако этот режим на уничтожение не сломил их, и из тюрем они вдохновляют нас своими живыми словами. Надеемся, что голоса за их освобождение зазвучат во всем мире. Эти «узники кубинской весны» являются свидетельством «власти безвластных».

Я знаю, что Вы очень хорошо понимаете момент угрозы и надежды, который мы, кубинцы, переживаем. Сейчас кубинский народ нуждается в солидарности с гражданской кампанией за мирные перемены, конкретизированные в Проекте Варела, который продолжает распространяться в условиях репрессий, уже не способных его остановить.

Дорогой друг Вацлав, я хочу, чтобы Вы передали наши чувства солидарности чешскому народу, а также нашу благодарность всем друзьям, поддерживающим своими голосами и трудом нашу мирную борьбу.

Благодарю за поддержку, которую Вы оказали мне, имея в виду предложение по поводу Нобелевской премии; многие кубинцы восприняли это как поддержку дела свободы и мира на Кубе.

Примите мои братские объятия.

Освальдо Хосе Пайа Сардиньяс

Прага, 17 ноября 2003

Уважаемый друг,

меня очень порадовало Ваше письмо, в котором нахожу хорошо знакомые мне наблюдения.

И я в эти дни прохожу через «машину времени», о которой Вы упоминаете в своем письме. Но у меня то бесспорное преимущество, что сегодня это происходит лишь в моей памяти и мыслях. Ваше письмо пришло накануне годовщины 17 ноября — дня, когда чехи и словаки, кроме прочего, отмечают начало свержения коммунистического тоталитаризма. Для меня это всегда повод глубоко задуматься над впечатлениями тех дней, над тем, что удалось сделать, а что — нет.

Недавно одна чешская журналистка спросила, почему меня так интересует именно Куба, а, скажем, не Северная Корея. Я ответил, что с Кубой чувствую более глубокую связь: я получил возможность встретиться и поговорить с Вами и другими активистами оппозиции, мои убеждения хорошо известны на Кубе, поскольку большинство моих работ были переведены на испанский язык, и я знаю, что они ввозятся или выходят самиздатом. Но главная причина моего интереса к Кубе состоит в том, что из современных тоталитарных режимов кубинский, пожалуй, в наибольшей степени похож на мой опыт. Здесь прослеживается самая большая параллель, стадия разложения также похожа на нашу в те времена.

У меня и у моих друзей из диссидентского окружения имеется богатый опыт, который — если на то будет воля Божья — сможем Вам предложить, а в чем-то и посоветовать, чтобы хотя бы части наших ошибок Вы избежали. Несмотря на то что путь кубинцев к свободе является и еще будет самобытным, определяемым чрезвычайными условиями, некоторые шаги и модели поведения с настойчивой регулярностью повторяются при сменах режимов повсюду в мире. В связи с этим позволю себе высказать несколько замечаний и при этом разделить время на: современную завершающуюся тоталитарную эру, период передачи власти и, наконец, создание демократического общества. Каждый из этих этапов требует особого внимания, и хотя их будут характеризовать общие нравственные основы, практические шаги на каждом из этапов будут отличаться.

Позвольте мне в сегодняшнем письме уделить внимание первому из этапов, а именно — завершению тоталитарной эры коммунистического режима.

Конец тоталитаризма в бывшей Чехословакии характеризовался чрезвычайной нервозностью режима. Те, кто еще до недавнего времени полагал, что на своих должностях удержатся вечно, начали терять почву под ногами. Кое-кто из них почувствовал, что необходимо позаботиться о политическом выживании или, по крайней мере, о самообеспечении на случай общественных изменений. Горстку диссидентов, над которыми еще до недавнего времени насмехались, начали воспринимать серьезно в тот миг, когда симпатии все большего количества граждан оказались на их стороне. И тоталитарный режим, прекратив делать вид, что речь идет лишь об отдельных лицах, доведенных зарубежными разведками до фанатизма, в течение последних двух лет перед падением вынужден был во время ежегодных демонстраций использовать грубую силу. Так, впервые за двадцать лет граждане Чехословакии увидели на улицах полицейские бронеавтомобили и вооруженные до зубов группы быстрого реагирования.

В те минуты каждый осознал ежедневную тоталитарную реальность. Благодаря медиальной пропаганде некоторое время еще удавалось держать все в тайне: первые демонстрации проходили, прежде всего, в столице. Но настроения граждан становились все более радикальными, их самосознание росло. Режим реагировал на это разнообразными запретами, чем, в свою очередь, вызывал дальнейшие все более решительные шаги моих соотечественников. Вспоминаю, например, каким важным было решение многих представителей искусства, в частности всемирно известной Чешской филармонии, отказаться выступать в отечественных средствах массовой информации, если не будут приглашены также люди с иными политическими взглядами. За несколько месяцев до падения режима (чего мы тогда еще, естественно, не предчувствовали) мы написали петицию «Несколько предложений», в которой призывали высших политических функционеров начать диалог с оппозицией и которую, уже не колеблясь, подписали десятки тысяч людей. Вспоминаю также, какую важную роль сыграл редактор «Голоса Америки» и мой приятель, каждый день называя в передачах для Чехословакии все новые имена известных в обществе людей, подписавших этот призыв. С горсткой диссидентов режим легко справился в тюрьмах, но очевидно был ошарашен новым количеством противников, которые отважились публично выступать против него. К другим взглядам, которые ранее высказывались в частной среде, режим относился толерантно, но открыто никакую оппозицию не терпел. Однако в новой ситуации все больше соотечественников решалось выйти из анонимности. Режим, хотя уже с усилием, все еще привычно реагировал запретами и арестами противников. Самосознание граждан повышалось, и до сих пор скрываемая конфронтация стала повсеместной. К этому подключилась и конфронтация поколений — дети восстали против опустевшего мира фраз своих родителей.

Поведение тоталитарных режимов описано достаточно, я и сам пытался это делать. Напоминаю эти известные факты только потому, что кубинскую современность во всех ее проявлениях, хотя и специфических, отношу именно к этому периоду. Проект Варела, воплощением которого Вы являетесь, инспирирован нашей Хартией-77. Хотя поначалу речь шла лишь о горстке противников, за последнее время он окреп. С радостью воспринял я весть о том, что несколько недель назад Вы передали еще четырнадцать тысяч подписей, которые призывают режим к реализации конституционных гражданских прав. Это очень достойный результат Вашей деятельности. Тоталитарный режим, как известно, характеризуется абсолютным пренебрежением к любым законам, поэтому настойчивое соблюдение норм, да к тому же им самим одобренных, может привести к его несостоятельности.

Что в такой ситуации можно делать?

По моему мнению и как свидетельствует мой опыт, в этот период очень много значит зарубежная солидарность. Эту солидарность должны проявлять все свободно организованные государства и каждое отдельное лицо. Демократические страны должны обусловливать свои контакты с правящей номенклатурой освобождением узников совести и улучшением условий для свободной общественной дискуссии. Партнерами демократических стран должны стать все люди демократических убеждений, независимо от того, выполняют ли они политические функции. В связи с этим многого жду от создания международного комитета поддержки демократии на Кубе, заседание которого, насколько мне известно, уже готовится. Кроме того, разумеется, должна существовать и солидарность экономическая. Поэтому недавно я предложил создать «кубинский фонд», который оказывал бы помощь семьям пострадавших от репрессий и поддерживал бы дальнейшие действия демократической оппозиции. Решительно убежден, что прежде всего Европейский Союз сделает шаги, направленные на практическую поддержку кубинских демократов. Надеюсь, не нужно убеждать Вас, что сам я сделаю все, от меня зависящее, чтобы таким образом погасить долг, который чувствую перед теми демократами, которые в течение многих лет помогали мне и моим друзьям или разными способами выражали солидарность во время визитов в тогдашнюю Чехословакию.

Хотел бы привлечь Ваше внимание к одному своему наблюдению: какими бы Вы в качестве диссидентов ни были людьми — заслуженными, мужественными и достойными, — несмотря на то, что провели в заключении множество лет и написали умные книги, со стороны практических политиков демократического мира над вами может тяготеть подозрение, что вы просто нытики, вечные жалобщики, умеренные шуты, которые постоянно придираются и цепляются ко всему. Такое подозрение со временем может вылиться во мнение: их можно поддержать символически, но, с точки зрения реальной политики, полагаться на них не стоит, поскольку они — не наши настоящие партнеры. Однако правда диаметрально противоположна. Политиков демократических стран следует убеждать в этом, и я сам делаю это уже много лет.

Позвольте мне высказать еще несколько замечаний. Прошу Вас воспринять их как трудно приобретенный опыт. Вы и Ваши друзья, наверное, будете знать, как им воспользоваться и пригоден ли этот опыт для кубинской действительности.

Как Вы знаете, бархатная революция в Чехословакии захватила нас, диссидентов, абсолютно не готовыми к тому, чтобы взять власть из рук режима, развалившегося за несколько недель. И если бы я хотел о чем-то особо предупредить, так именно об этом: каждый демократ и противник тоталитарного режима должен сегодня вести себя так, словно власть будет передаваться уже завтра!

Мы сами были ошарашены тем, насколько быстро развалилась истощенная коммунистическая система, и не были готовы немедленно взять власть в свои руки. Таким образом, все важные вопросы пришлось решать под давлением обстоятельств, в течение нескольких дней и даже часов. Но именно первые минуты передачи власти были самыми важными. В то время судьба страны решалась на много лет вперед, и то, чего мы не успели сделать вначале, наверстывать со временем было намного сложнее. Мы натыкались на то, что у нас нет подготовленного теневого правительства, сталкивались с тем, что не имеем достойных доверия способных людей, которых можно было бы немедленно предложить общественности для надежной замены старого нефункционального парламента. Оказалось, что мы не подготовили заранее основной законодательной среды для зарождающихся демократических структур и не способны экономически обеспечить страну в ближайшие месяцы. Пренебрежение этими правилами всегда выводит на передний план тех людей, о которых Вы упоминаете в своем письме, для которых любая система — лишь прикрытие для собственных амбиций, — то есть ловкие чиновники, имеющие экономическое преимущество, данное должностями, которые они занимали раньше. Не в последнюю очередь также следует определить среди современных политиков тех, с кем можно будет — если сложится соответствующая ситуация — вести переговоры о передаче и принятии власти.

Близость Соединенных Штатов многие кубинцы, безусловно, воспринимают в качестве угрозы. Средства массовой информации режима в этом смысле работают очень тщательно. Но такого крупного государства, если оно останется демократическим, не следует слишком бояться, бояться нужно тоталитарности — как близкой, так и далекой. Разумеется, естественная гравитация мощного государства, каковым являются Соединенные Штаты, всегда будет влиять на окружающие малые страны. Считаю, что подобные опасения я как представитель небольшой центральноевропейской страны могу понять. Главное, чтобы кубинцы сами могли решать, каким будет их будущее, с кем и на каких условиях они желают или не желают сотрудничать. Это должно быть несманипулированным решением самих кубинцев, и ни одна страна не имеет права Вам что-то навязывать или в чем-то препятствовать.

Надеюсь, дорогой друг, что, несмотря на все трудности, на этот путь следует становиться. Я твердо убежден: несмотря на государственную коммунистическую пропаганду, большинство кубинцев понимает, что четырнадцать лет назад страны Центральной Европы пошли в правильном направлении, и брать с них пример будет полезно.

Ваш

Вацлав Гавел