Обоснованные фантазии
"Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной".
Ф.М.Достоевский
Существует окружающая человека действительность, данная ему в спонтанных порядках мира (замысел относительно человека) и модель мира, построенная самим человеком, представленная навязанными порядками (замысел человека).
В самом общем значении координация между действительностью и моделью является культурой.
В силу особенностей отражения мира все, созданное человеком, есть моделью. Поэтому любое его действие, в смысле толкования действительности, есть заблуждение.
Когда человек сосредоточен на гармонизации своей модели со спонтанными порядками мира - это креативный процесс. Не нужно путать его с попытками человека найти гармонию собственной модели с моделями других людей - это не креатив, а самообман. Сумма заблуждений может родить только новое заблуждение.
Главным предназначением модели-заблуждения есть сублимация невроза, вызванного неизвестной действительностью. Модель - способ эту действительность объяснить. Вот тут и сосредоточен важнейший момент: не так важно точно отразить действительность в модели, как убедительно успокоить человека. Точно отразить действительность невозможно в принципе: окружающий мир, суть энергетический универсум - непрерывный, неразделимый и непостижимый, а модель всегда эпизодична (наш способ отражения), дискретна и фрагментарна. Поэтому не столь важна точность модели мира, сколь существенно ее терапевтическое действие.
В этом предназначении способность мыслить и моделировать можно считать механизмом выживания человека. В сообществах, где она возникла, удавалось лучше сублимировать невроз, объясняя как угодно природу возникающих страхов. Это уберегало такие группы от перехода невроза во внутреннюю агрессию, которая уничтожала сообщества, где механизм мышления и моделирования не возник.
Рассмотрим простой пример грозы. Человеку мыслящему легко придумать объяснение грома как проявления гнева богов, которых он придумал до того или одновременно. Он же и придумал, что через приношение жертвы с богами можно "договориться", потому что так договаривался со всеми в повседневной жизни. Такие схемы-объяснения распространены у разных народов и племен, которые разнесены территориально в разные концы мира и никогда больше не пересекались, уйдя от первичного истока. Но это не подтверждение божественной сущности природы грома, а подтверждение того факта, что сообщества, которые не придумали такую модель, просто не выжили.
Во все времена были люди, которые не верили в божественную сущность грома. Но они не менее истово верили в существование отрицательного и положительного заряда. Это говорит лишь о том, что нет никакой разницы, как описывать "замысел относительно человека". Главное, чтобы такая модель сублимировала невротизацию, вызванную перманентными страхами перед неведомой и непостижимой действительностью. Но остается открытым вопрос: "Как "договариваться" с отрицательными и положительными зарядами?"
Нужно отметить, что в самих моделях человека точность важна, ибо она суть договоренностей сообществ о смысле понятий.
Следует понимать, что современный человек вне города (в селе, в туристическом походе) продолжает моделировать свою действительность, координировать ее со спонтанными порядками мира. Да, он использует при этом комплекс фиксированных действий и установок, которые передаются ему из поколения в поколение, но этот комплекс выступает лишь инструментом.
В современном же городе большинство людей находятся в матрице уже заданной модели. Они не субъект, а объект моделирования. Свою действительность они координируют не к спонтанным порядкам мира, а к навязанным порядкам модели. Если предложенная городом модель окажется ложной, то в смысле культуры такая жизнь человека становится пустой, а такая координация становится контркультурой.
Такова жизнь современного постиндустриального общества. Капитал в ней координируется не к собственности, а к модели собственности. Причем, эта модель актуализируется только в специально культивируемых условиях. Различные торговые марки, бренды, деривативы, которые стоят десятки миллионов долларов, перестают быть капиталом, если исчезает соответствующее информационное сопровождение. Это "квазикапиталы".
Контркультура в пространстве капиталов немедленно приводит к деформациям в политической жизни: партии больше не обслуживают народ, они служат модели народа - созданному электорату.
Уходя от спонтанных порядков мира к навязанным порядкам модели, меняя вектор своей координации, человек превращается в "квазичеловека", а его связь с внешним миром - культура - замещается контркультурой модели. Но такая подмена смыслов перестает решать фундаментальную задачу сублимации невроза - вопроса выживания общества. В матрице контркультуры социум, объединенный ранее логикой мира, распадается и атомизируется, превращаясь в совокупность "квазилюдей". Это и есть конец культуры.
В таких условиях институты гражданского общества не ведут диалог между властью, бизнесом и обществом, а занимаются обслуживанием специально культивируемых условий модели. Именно в их оценках и информационном сопровождении произведения контркультуры превращаются в "квазикапитал".
К примеру, в этом заключается и разница между театром и кино. Театр - это мистерия спонтанных порядков, неразрывно связанная с действительностью, какими бы надуманными ни были сюжеты. А кино - это навязанные порядки модели, которые вне киноиндустрии (специальных условий, а это и есть матрица) актуализированы быть не могут. Поэтому, в сравнении с театром, кино есть "квазикультура" с трендом в сторону к контркультуре.
Театр воплощает присутствие зрителя в действии, а кино создает иллюзию такого присутствия.
Если современное кино является одним из проявлений логики постиндустриального общества, то становится понятен смысл самой логики современных моделей - это иллюзия капиталов, манипуляция социальным заказом, имитация жизни, то есть профанация культуры. Поэтому в постиндустриальном мире нет концепции школы, так как в нем нет концепции жизни. Установка индустриального общества "производи" ушла в подчинение установки "потребляй". В экономическое, политическое и общественное пространство внедрилось торжество навязанного спроса.
Проявление контркультуры современного общества состоит в том, что его модели-заблуждения вместо сублимации невроза сами продуцируют его, а для снятия невроза в эти модели вводится фармацевтическая контркультура: если раньше человека успокаивали спонтанными порядками - "сказками", то теперь его успокаивают навязанными порядками - "таблетками".
Мышление и моделирование были основой выживания человека в окружающем мире в прошлом. В настоящем они начинают уводить его из этого мира, что сопровождается разрывом между спонтанными порядками действительности и навязанными порядками моделей. Это уход в контркультуру.
В силу особенностей нашей способности отражать действительность - все есть модель-заблуждение.
Эволюцию заблуждений легко проиллюстрировать на примере изменения представлений о мироздании. Сначала мы имели Землю, которая покоилась на трех китах, с различными вариациями, определяющимися климатическим, ландшафтным, гидрологическим, суточным и другим детерминизмом. Дальнейшая координация этой модели к действительности привела к геоцентрической модели Птолемея. Она, в свою очередь, трансформировалась в новое заблуждение - гелиоцентрическую модель Коперника. Причем апелляции к персоналиям здесь весьма условны. Сейчас мы рассуждаем уже о множественности Вселенных. И такая модель вскоре тоже будет признана заблуждением, хотя является им изначально. Главное в этом генезисе, чтобы новое заблуждение снимало, а не умножало невротизацию, сопровождающую процесс экспансии навязанных порядков человека в пространство спонтанных порядков мира. Некоторые результаты современных научных исследований приводят ровно к противоположному эффекту. Не говоря уже о ядерном, биологическом и химическом оружии. Это значит, что смысл есть только в моделях, построенных на основе позитивных мотиваций.
Окружающий нас мир и человек являются совокупностью спонтанных порядков, сформировавшихся как отдельные резонансы универсума. Поэтому человек (и его приборы) может отразить только часть, только заданное логикой, определившей наши спонтанные порядки. Это и есть "замысел относительно человека". Совершенно не исключено и даже естественно, что рядом с нами существуют другие миры, построенные на резонансах других "частот" универсума, со своими уникальными и непостижимыми для нас спонтанными порядками неведомой логики, где, к примеру, "тела" отталкиваются.
Автор отдает себе отчет в том, что изложенное выше также есть заблуждение. И все указанные изъяны моделей мира присущи и этому тексту, как любой попытке что-то объяснить. Но это не агностицизм, это - онтология нашего отражения действительности. И если мы знаем ее несовершенство, то можем уберечь себя от неверного понимания координации с действительностью окружающего мира. А в симфонии такой координации и заключается смысл культуры.
Но даже если мы вместо существующего анализа применим синтетическую технологию мышления, что характерно для восточных моделей отражения действительности, то полученный результат останется заблуждением. Сохраняя непрерывность действительного, он будет фрагментарной, неполной картиной мира.
Понимая это, мы сможем ответственно заблуждаться относительно прихода новой Эры культуры, приходящей на смену старой, когда иная технология мышления - синтез - соединит в симфонии навязанные порядки новой модели мира со спонтанными порядками мира.
Один университетский профессор из Черновцов любил говорить: "Не важно, что в машине нет тормозов, важно, что ты об этом знаешь".