Кому и для чего необходим «пересмотр» истории

Одной из наиболее жарких тем в украинском информационном пространстве на протяжении последних двух лет является тема «пересмотра» истории. О ней много дискутируют на страницах газет, ссорятся на улицах, ее даже используют в своих перепалках дипломаты. Кому и для чего нужно переписывать украинскую историю? Как долго Украина будет оставаться государством с непредсказуемым прошлым? Ответы на эти вопросы попытаемся дать в этой публикации.

Прежде всего следует ответить на общий вопрос: как связаны история и политика? Известно, что самые важные политические акты всегда легитимизируются через обращение к истории. Вхождение или включение той или иной страны в какое-то объединение, провозглашение или восстановление независимости — для подтверждения необходимости таких шагов обязательно ищут исторические факты. Иногда нечестные политики, злоупотребляя этим, принуждают историков искажать факты, чтобы создать нужную им историческую платформу. Это не дает оснований однозначно утверждать, что любые попытки историков найти историческое обоснование тем или иным политическим шагам является изменой основополагающим основам их профессии. Очевидно, что ориентиром в оценке работы историков, как в этой области, так и в их деятельности в целом, должны оставаться человеческая порядочность и профессиональная этика. Поэтому тот факт, что в советские времена историю беспощадно насиловали и искажали в угоду режиму, часто переписывая ее отдельные периоды или же подавая их с точностью до наоборот, еще не является достаточным основанием для отказа от идеи созидания определенной исторической платформы для государственной политики вообще. Ведь история народа, пожалуй, лучше всего отображает его ментальность, порывы, видение себя в окружающем мире, без учета чего невозможно планировать важные шаги, влияющие на его будущее.

В отношения истории и политики в наших реалиях дополнительную путаницу вносит тот факт, что в украинском языке словом «политика» обозначаются два довольно различных понятия. С одной стороны, политика (politiсе – греч.) — процесс борьбы за властные полномочия, с другой (policy) — процесс принятия и внедрения государственных решений. Очевидно, привязка истории к политике в первом значе­нии превращает ее в орудие борьбы (в наших условиях — грязной борьбы) за власть, а потому не может восприниматься положительно. Но вот процесс утверждения и принятия государственных решений с учетом истории является не только возможным, но и необходимым. Поэтому не следует автоматически негативно воспринимать все, связанное с политикой исторической, а лучше сказать, — поскольку первая слишком широка, — политикой национальной памяти.

Потребность в такой политике в украинских реалиях особенно остра. Ведь здесь до сих пор активной остается «историческая память» (беру определение в кавычки, поскольку лишь условно можно говорить об историчности этого явления и о том, что оно похоже на память), сформированная советской историографией для обслуживания тоталитарного режима. В наше время она не просто доживает свои последние дни — определенные политические силы ее активно используют, идеологические основы которых коренятся в советском прошлом. Живучесть этой «памяти» обеспечивается, с одной стороны, жестокими методами ее внедрения в народ (попытки по-другому взглянуть на украинское прошлое заканчивались высылкой или даже физическим уничтожением), с другой — отсутствием на протяжении продолжительного времени политической воли избавиться от этих анахронизмов в общественном сознании.

Нежелание задевать советскую «историческую память» в независимой Украине можно объяснить несколькими важными моментами. Прежде всего не было достаточного количества людей, заинтересованных в переоценке прошлого. Очевидно, общественность как таковая не готова к определенным мировоззренческим переворотам. Хорошей иллюстрацией этого тезиса является тот факт, что жители ряда населенных пунктов, названных в честь «вождей пролетариата», а заодно и палачей украинского народа, до сих пор упрямо не хотят разлучаться с обычными для себя «чубаровками», «дзержинскими»... В свою очередь, политическая элита Украины, которая должна была бы взять на себя инициативу в этом деле, более десяти лет в независимой Украине была представлена (частично представлена и сегодня) теми же людьми, которые находились у власти в советские времена. Это не была революционная элита, готовая радикально порвать с прошлым и формировать абсолютно новое видение Украины, ее будущего и прошлого. Перетекание власти от старой партийной номенклатуры к руководителям независимого государства оказалось продолжительным процессом, в значительной степени не завершившимся до сих пор.

Потому каких-то радикальных инициатив от власти периода «кучмизма» в направлении переоценки прошлого напрасно было ожидать. То же самое можно сказать и об исторической науке, которая на протяжении первых лет независимости была (и, в определенной мере, остается) представлена докторами и кандидатами наук, большинство из которых получили свои научные звания как создатели собственно советской модели «исторической памяти». С другой стороны среди младшего поколения историков, как реакция на советскую модель «истории-служанки режима», пользуются популярностью западные взгляды на историю, согласно которым попытки связать эту науку с политикой считались признаком плохого тона и ана­хронизмом. Историю эти люди рассматривают как чистую, «дистиллированную» науку, не обязанную выполнять социальную роль, кроме удовлетворения познавательных интересов исследователей.

Соответственно желание по-новому взглянуть на украинское прошлое, открыть его неизвестные или искаженные страницы осталось у очень небольшого количества людей. Это прежде всего те, кто пострадал от советской власти, кто из-за личных переживаний не мог принять советской модели исторической памяти, никогда ее не принимал и, получив возможность хотя бы говорить вслух о своем опыте, стал выполнять просветительскую миссию. Именно такие люди стали главными исследователями так называемых белых пятен истории, именно они, объединенные в разнообразные общественные научно-культурные общества (таких как «Мемориал»), пытались перевернуть представление о прошлом своими работами о политических репрессиях, голодоморах, освободительной борьбе. Очевид­но, что их усилий в этом процессе было слишком мало.

На государственном же уровне в независимой Украине доминировала своеобразная эклектичная модель украинского прошлого, объединявшая в себе элементы старой советской модели с новыми национальными историческими веяниями. Собственно, такая модель вполне отвечала запросам тогдашней политической элиты, которая, хоть и представляла уже независимое государство, ментально оставалась воспитаницей советской эпохи.

Значительно интенсифицировалась эволюция взглядов на украинское прошлое после 2004 года, очевидно благодаря политическим изменениям на политическом олимпе. К власти пришли люди уже младшего поколения, менее «отягощенные» грузом советского прошлого, способные обьективнее его оценить. И самое главное — пришли к власти в результате протеста против «кучмизма», не скрывавшего своей привязанности к советскому прошлому. То есть возле властного руля оказались те, кто имел возможность по-новому взглянуть на историю и понимал необходимость этого в общественных масштабах.

А нужен ли обществу этот «пересмотр» истории? Почему современная украинская власть уделяет столько внимания процессу возрождения национальной памяти? Ответ на первый вопрос очевиден: ведь только избавившись от остатков тоталитарного прошлого, как в историографии, так и — что значительно важнее — в общественном сознании, мы сможем говорить о формировании общих национальных ценностей, успешной государственнической стратегии. Только тогда, когда различные регионы Украины будут иметь общих исторических героев, одинаково будут оценивать те или иные события нашего прошлого, мы сможем говорить о национальной консолидации, крайне необходимой для развития государства. Лишь тогда исчезнет любая возможность использовать историю в операциях по расколу нашей страны. И еще важный момент: если говорить о ХХ веке, то речь скорее будет идти даже не о «пересмотре» взглядов на украинскую историю, а об их формировании. Поскольку важнейшие проблемы украинского XX века в советские времена или замалчивались, или искажались. Возмож­ностей диаспорной исторической науки, в значительной степени лишенной важной документальной базы, не хватало для формирования реальной альтернативы советской модели. Поэтому задача формирования целостного концептуального видения украинской истории остается нерешенной и, в сущности, только начинает реализовываться.

Отвечая на второй вопрос, некоторые СМИ склоняются к версии, что вся кутерьма вокруг национальной памяти имеет только одну задачу: отвлечь внимание общества от обсуждения насущных экономических проблем. Очевидно, такая позиция четко нацелена на компрометацию попыток восстановления национальной памяти. Ведь современное экономическое состояние страны и вопрос ее исторического прошлого находятся в различных плоскостях, которые не «мешают» друг другу. Более того, тем самым сознательно недооцениваются возможности гуманитарной науки в мобилизации общества на решение стоящих перед ним задач. Мобилизации, возможной только на общих ценностях, в частности на общей истории. Мобилизации, крайне необходимой новой украинской власти для реализации поставленных перед ней задач, в том числе и в социально-экономической сфере.

Почему же у значительной части общества нет понимания необходимости восстановления национальной памяти? Очевидно, дает себя знать усталость от постоянных социальных экспериментов, которые на протяжении более чем двадцати лет (если считать со времен перестройки) тревожат общество. Кроме того, внутриукраинские процессы происходят не в вакууме, который дал бы возможность украинцам поначалу самим разобраться в собственной истории, а потом предложить свое видение миру. Эти процессы, так или иначе, задевают наших соседей, место и роль которых в украинской истории поддается серъезной ревизии. Они не привыкли к таким «затеям младшего брата» и воспринимают все это с нескрываемым возмущением. Ведь, по их убеждению, не могут «преступники» для поляков и россиян быть героями для украинцев. Отсюда и заявления польской стороны относительно УПА, и все большее давление на Украину со стороны России. Что касается последней, то уже на протяжении нескольких лет Кремль реализовывает мощную информационную кампанию, преследующую цель показать нецелесообразность существования независимого Украин­ского государства. Заявления по этому поводу неоднократно звучали от власть предержащих России, президент которой даже оценил крах СССР как одну из самых страшных гуманитарных катастроф прошлого века. СМИ, кино, телевидение, литературу этой страны заполонила информация о счастливой жизни украинского народа в «дружной семье народов СССР». Не отстает от них и российская историография, иногда приобретающая откровенно неосталинистский характер. И проблема не в том, что в России торжествует советский реваншизм, а в том, что он активно экспортируется на наши территории и имеет агрессивный антиукраинский характер. Украина обязана во имя своих национальных интересов противостоять этому. Важную роль здесь будет играть история, возрождение национальной памяти.

Поэтому в контексте роли истории в обществе нам подойдут примеры не столько развитых стран Западной Европы, где эта наука, выполнив в свое время важную социальную миссию, может быть такой себе «игрой в бисер», как стран Центральной и Восточной Европы, прошедших через тоталитарное прошлое, имеющих схожий опыт.

Преодоление тяжелого наследия прошлого — одно из приоритетных направлений развития посттоталитарных обществ. Этот процесс эффективнее всего происходит через специальные научно-исследовательские учреждения, которые, действуя при поддержке государства, помогают людям не только разобраться в истории собственного края, но и сориентироваться в сегодняшнем дне. Деятельность Института национальной памяти в Польше, Центра исследований геноцида и резистанса в Литве, аналогичных структур в Чехии, Венгрии, Латвии и Германии стала лучшим подтверждением указанного тезиса. Собственно, ориентируясь на упомянутые образцы, началась реализация такой политики и в Украине, где 11 июля 2005 года указом президента Виктора Ющенко начат процесс создания Украинского института национальной памяти.

Попробуем ответить на вопрос: а что именно следует понимать под понятием «национальная память»? Ответ нам объяснит, почему вокруг этого понятия ведутся такие упорные дискуссии, и не только научные, но и политические. Национальная память — это фундаментальные исторические ценности народа, которые являются нациосозидательным ферментом, консолидирующим фактором для него в сегодняшнем дне и должны указывать перспективы на будущее. Основой национальной памяти украинцев как народа, на протяжении сотен лет находившегося в состоянии чужеземного порабощения и бывшего объектом самых грубых издевательств и акций геноцида, является его борьба за утверждение самого важного национального идеала: завоевания политической, культурной и экономической независимости. Освободительное движение стало самой выразительной формой существования украинского национального духа на протяжении столетий безгосударственности, а идея создания независимой Украины — национальной идеей. Отдельные этапы развития освободительной борьбы украинцев стали не просто ключевыми моментами прошлого, но и краеугольным камнем их национальной памяти. Другая составная национальной памяти украинцев — жестокая политика оккупационных режимов, направленная на подавление освободительного движения посредством массовых политических репрессий, голодоморов, депортаций.

Самым важным, с точки зрения формирования национального сознания, оформления государственнических амбиций украинцев, стал ХХ век. Именно в его начале украинцы впервые выступили с четко сформулированной программой своих национальных требований, а в 1991 году в конце концов завоевали государст­венную независимость. Потому этот период должен был бы стать основным объектом исследований научных работников, представителей самых разных областей знания, которые ставят перед собой задачу осмыслить украинские прошлое и современность. Украинский институт национальной памяти должен стать главным (но не единственным) инструментом реализации политики национальной памяти.

Это, однако, не означает, что концепция украинского освободительного движения должна ограничить научные исследования в области истории исключительно борьбой украинцев за независимость, то есть стать новой версией «Краткого курса истории ВКП(б)». Очевидно, академическая историческая наука должна заниматься значительно более широким спектром проблем, характеризирующих наше прошлое.

Украинское освободительное движение и попытки его подавления жестокими, репрессивными методами должны стать главным объектом политики национальной памяти. А потому политикой национальной памяти надлежит считать совокупность решений и конкретных практических шагов государственной власти, направленных на утверждение исторических ценностей народа, наиболее ярким выразителем которых была освободительная борьба украинцев.

Основные составляющие политики национальной памяти: создание концепции истории Украины для учебников, создание «мест памяти» и разработка календаря исторических дат. Первая из этих составляющих постоянно дискутируется в нашем обществе, но пока что без очевидных результатов. В Украине существует концепция биологического образования, а об аналогичной концепции, которая касалась бы истории, научные работники, к сожалению, только думают. Это при том, что, по меткому утверждению одного из ведущих специалистов в области учебников, Александра Удода, школьная история — это такой же атрибут государства, как флаг, герб и гимн. Учебник истории должен включать в себя те ключевые события, которые ярче всего отображают главные идеи национальной памяти народа, и, таким образом, формировать национальное сознание. Недаром уже несколько лет со стороны России звучат навязчивые предложения о согласовании украинской истории с российской при создании учебников. Авторы концепций общих учебников прекрасно понимают, что так можно влиять не только на формирование видения прошлого в соседнем государстве, но и на процессы формирования национальной идентичности ее граждан.

Следующая составляющая политики национальной памяти – исторические места, или «места памяти». Понятие, включающее в себя памятники, музеи, заповедники, мемориалы, топонимику. То есть места, где важные исторические события можно увидеть, почувствовать. Замечательным примером понимания важности этой составляющей национальной памяти являются активные мероприятия наших соседей, которые, во что бы то ни стало, пытаются не допустить ликвидации, возродить или даже создать в Украине свои новые «места памяти» (события вокруг демонтажа советских памятников в бывших странах соцлагеря, возрождение пантеона «Орлят» во Львове, венгерский памятник на Верецком перевале). Как говорится, свято место пусто не бывает: если в Украине не будет ее собственных национальных «мест памяти», будут другие, иногда откровенно враждебные. На сегодняшний день процесс переименования названий населенных пунктов и ликвидации памятников, апеллирующих к героике советской эпохи, забуксовал. Он эффективно реализован только в западных регионах Украины, в других же — фактически заблокирован решениями местных советов. В результате получается патовая ситуация: с одной стороны, «места памяти», призванные формировать национальную память людей, с другой — решение об их создании или сохранении, возложенное на местные советы, представляющие население, сознанием которого в значительной степени овладела советская «историческая память». Выходом из ситуации могло бы быть четкое политическое определение советского тоталитарного режима как преступного через соответствующий закон (так сделали в Чехии и Литве). И, соответственно, ликвидация последствий его господства должна была бы стать задачей исполнительной ветви власти. Таким образом, Украина могла бы избавиться от них так же быстро и решительно, как это было сделано в посленацистской Германии с атрибутами эпохи Гитлера.

И, наконец, последней составляющей политики национальной памяти является создание календаря исторических дат. Важность этого аспекта прекрасно понимали, к примеру, в СССР, где была создана целая система праздников и отмечаний, частично бытующая до сих пор, пережив Союз. Другой пример: литовский Центр исследований геноцида и резистанса, ежегодно готовящий для разного уровня органов власти страны подборку дат, которые следует отметить в течение года. Таким образом, актуализируются важнейшие исторические события: они выводятся из сферы, которой занимаются исключительно исследователи прошлого, и становятся частью сегодняшнего сознания общества.

Следовательно, если увидеть, что сделано в Украине в указанных трех направлениях политики национальной памяти, нетрудно заметить, что работа находится в начальной стадии. Имеем ряд указов президента, посвященных важным для украинской истории датам и выдающимся личностям; начата работа по ликвидации «мест памяти» тоталитарной эпохи, ее следов в топонимике страны. Наконец, создан специальный орган государственной власти, который должен координировать эту работу в государственном масштабе. Очевидно, процесс не будет проходить гладко, ему и в дальнейшем будут мешать как внешние силы, не заинтересованные в окончательном государственном оформлении Украины и ее усилении, так и внутренние факторы, не готовые по-новому ее воспринимать.

Тем не менее становление политики национальной памяти является крайне необходимым ради того, чтобы государство, народ и общество получили целостную историческую платформу для создания стратегии национального развития. Это развитие невозможно в стране на нынешнем этапе. В стране, где школьник на уроках истории учится патриотизму на примере героев Крут, а потом отмечает день создания Рабоче-Крестьянской Красной Армии, убившей этих героев, как «день защитника Отечества». Где люди из газет и телеэкранов слышат об ужасах Голодомора, проживая на улицах Косиора или Дзержинского. Где чуть ли не в каждом населенном пункте можно насчитать сотни или тысячи жертв коммунистического режима и, как минимум, один монумент основателю этого режима. Только после того как станут невозможными эти абсурдные ситуации, Украина перестанет быть государством с непредсказуемым прошлым, более того — станет страной с перспективным будущим.