КЛЮЧ К УКРАИНСКОЙ ЦЕРКОВНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

В языке новейшей украинской культуры образ Византии с устойчивой негативной окраской.

«А панство буде колихать,

Храми, палати муровать,

Любить царя свого п’яного,

Та візантійство прославлять,

Та й більше, бачиться,

нічого...»

(«Я не нездужаю, нівроку...»)

В этом Шевченковском образе «византийства» — стереотипы целой эпохи. Эпохи формирования украинского национального самосознания на фоне отрицания российского имперского мышления с его «тремя китами»: православием, самодержавием, народностью. Апеллирование Российской империи к наследству Константинополя, мессианские претензии «третьего Рима», войны за выход к Босфору и возвращение старой православной столицы вызывали в украинском освободительном движении жесткую оппозицию. Складывается фатальная для украинского политического сознания нового времени левая ориентация, антиклерикализм становится нормой для надднепрянских общественных и культурных деятелей, и даже признание барокко как «украинского национального стиля» проходит в противовес распространению в России неовизантийского монументализма.

И когда после падения дома Романовых Русская православная церковь во главе со св. Тихоном, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, осуществила отчаянную попытку возвратиться к канонической жизни, движение за автокефалию Украинской церкви приобрело радикально реформистский характер. Отдавая дань опыту перевода богослужебных книг на современный украинский язык и подвижничество Украинской автокефальной православной церкви под большевистской оккупацией, мы не должны игнорировать изъяны религиозного сознания того времени: подмену иерархической власти в Церкви «церковными советами», воинствующую враждебность к традиционному аскетизму и монашескую созерцательность, многочисленные и не всегда мотивированные изменения богослужебного устава, проникновение в церковную жизнь светской риторики. Кроме того, история архиерейских посвящений 14 октября 1921 г. навсегда оставила открытой проблему канонической правомерности епископата УАПЦ 1921—1936 гг. Все эти реформы проводились на основе глубокого противодействия имперской церковной традиции Византии демократическому духовному наследию апостольской Церкви.

Непонятные для большинства украинцев современные проблемы православной общины лишь частично можно объяснить личными амбициями церковных лидеров и вмешательством внецерковных политических сил. Главной объективной причиной церковного раскола и не всегда корректных дискуссий между разделенными частями Православной церкви в Украине стал поиск собственной идентичности и соответствующих ей моделей канонического устройства. Причем этот поиск проходит в условиях катастрофической нехватки образованных богословов, массовой религиозной неграмотности, мощного влияния на общественное сознание атеистических и либерально-прагматических доктрин, мировоззренческого плюрализма и трансформации религиозности народа под влиянием московского православия и римского католицизма. Такие обстоятельства практически сделали невозможным единый выбор всего православного сообщества Украины в конце ХХ ст.

Поиск собственной идентичности всегда несет в себе негативный элемент. Вспомните себя 12—14-летними, когда воинствующее самоутверждение нередко приводило к конфликтам со взрослыми, заставляло совершать необдуманные поступки, обусловливало выбор одежды, манеру поведения, жаргон. Кто-то навсегда психологически остался в том возрасте, войдя в образ вечного бунтовщика. Но большинство, взрослея, осознало, что открытие своего «Я» непременно предусматривает и определенное место в семье, производственном коллективе, нации. Поэтому следует знать их историю, традиции, культурные связи, партнеров в общественных отношениях.

Что-то подобное переживает сегодня и Украинская церковь. Вслед за периодом воинствующего самоутверждения и неминуемых при этом конфликтов с окружением наступает время внимательного изучения своей родословной, спокойного знакомства с другими церковными традициями, воспитание культуры отношений со старшими — древними Восточными Патриархатами, имеющими устоявшийся приоритет в диптихе — постоянном списке Православных Церквей, и с ровесниками — другими Поместными Церквами.

Определение собственного места на этноконфессиональной карте мира начинается с определения своих позиций относительно универсальной парадигмы «Восток — Запад». И здесь не обходится без проблем. Ведь в коде современной политики «Запад» ассоциируется у нас со странами свободного рынка, демократического строя, с такими понятиями, как НАТО, Шенгенское соглашение и т. п. В то же время «Восток» — это пространство исламского фундаментализма, коммунистических экспериментов, тоталитарных деспотий. Понятно, что каждый нормальный человек в Украине стремится отмежеваться от этого пространства, чужого и враждебного европейцу. Да и современная религиоведческая терминология склонна противопоставлять западную иудео-христианскую цивилизацию восточной — преимущественно азиатской — традиции, где властвуют ислам, буддизм и различные ориентальные культы.

В то же время в коде христианской цивилизации мы оперируем альтернативой «Восток — Запад» в ее греко-римском понимании, сложившемся в средиземноморской Ойкумене в первые столетия нашей эры. А здесь Западу с его римской ментальностью, латинским языком, скрупулезной склонностью к централизации и внешней упорядоченности противостоит эллинистический Восток, представленный произведениями отцов из Каппадокии, египетским и сирийским монашеством, Александрийской и Антиохийской духовными школами; Восток, склонный к созерцательной аскетической жизни и глубоким богословским дискуссиям.

С IV по XV ст. центром этого мира выступает Новый Рим, Константинополь, христианская столица Римской империи, названная в честь ее основателя — равноапостольного императора Константина. Вселенский Собор 381 г. признал за Константинополем приоритет среди всех митрополитских городов Востока. Со временем архиепископ Константинополя получил титул «Вселенского Патриарха».

В круг влияния Константинополя попадают Сирия и Египет, Армения и Балканы, Грузия и Сицилия, города на юге Апеннинского полуострова и на север от Черного моря. Здесь оформляется богослужебный устав, закрепленный в практике Влахернской церкви Константинополя и афонских монастырей, закладывается опыт монашеской жизни, позднее перенесенный на Запад, проходят все семь Вселенских Соборов, вырабатывается кодекс канонического права, упорядоченный при императоре Юстиниане (527—565 гг.).

Деятельность византийских миссионеров среди славян, персов, эфиопов издавна предусматривала приближение христианского обряда к национальным традициям. В то время, когда на Западе латинское нормативное христианство вытесняло местные языки и заменяло региональные обряды римским, в византийском христианстве позволялось сохранение наряду с греческим других национальных языков, использование в иконописи, храмовом строительстве, прикладном искусстве элементов региональных традиций, не противоречивших догматическому содержанию произведения. И когда солунские греки Кирилл и Мефодий отправились с апостольской миссией в Моравию, они разработали новый литургийный язык на основе синтеза элементов различных славянских наречий в рамках греческой грамматики и синтаксиса. Именно это обеспечило успех миссии равноапостольных Кирилла и Мефодия, продолженной их учениками среди славян Иллирии, Паннонии, Болгарии, а со временем — Украины, Белой Руси, Новгородских земель и Залесья.

Обращенная в христианство Украина не создавала новой церковной традиции. Сохраняя политическую независимость, она включилась в сферу византийской культуры, распространяя ее влияние дальше на восток и север вместе с евангельской проповедью. Несмотря на широкие автономные права киевских митрополитов, Киевская поместная церковь не воспринималась как автокефальная и подчинялась власти Вселенского Патриарха. Попытки интерпретировать канонизацию святых Бориса и Глеба, возведение на киевский митрополитский престол сперва Иллариона, а затем Климента Смолятича — как скрытую борьбу с византийским влиянием, следует рассматривать только в свете аргументированных гипотез, не подтвержденных, однако, документами. Вместо этого во второй половине XVII — в начале XVIII ст. наблюдаются вполне определенные попытки патриотической части Киевской церкви и гетманской верхушки государства защитить принадлежность Киевской митрополии к Константинопольскому патриархату вопреки попыткам подчинения ее Москве. Ярким тому свидетельством стала первая Конституция Украины гетмана Филиппа Орлика 1710 г., где провозглашено: «Пусть наисветлейший гетман добьется освобождения нашей Отчизны из-под московского ига для провинции, ему наделенной, предоставленной и вверенной и для окружающих земель от апостольского Константинопольского престола первичной экзаршей власти. Таким образом возобновятся бывшие отношения и сыновнее послушание нашей Отчизны тому апостольскому Константинопольскому престолу, чьей евангельской проповедью наша Отчизна удостоилась просветиться и утвердиться во святой Вселенской вере».

Крах освободительной борьбы сделал невозможным восстановление канонической юрисдикции Константинополя над Украинской церковью. Из-за этого трансформация церковной культуры начала приобретать размеры, угрожающие этноконфессиональной тождественности украинцев. Процессы ассимиляции византийско-украинской традиции чужеземной конфессиональной культурой проявились в латинизации обряда и церковного сознания объединенных с Римом регионов. Но обособленность византийского обряда в католической церкви даже под юрисдикцией Рима обеспечивала культурную дистанцию между украинскими епархиями и латинским окружением. В то же время в «Ведомстве православного исповедничества» Российской империи господствовала абсолютная унификация («единообразие»), основательно охраняемая в СССР. Свидетельством ее и до сих пор остаются храмы синодальной архитектуры, выстроенные повсеместно с воинствующей враждебностью по отношению к местным традициям.

Освобождение от политической власти чужеземцев не дает ни духовного возрождения нации, ни восстановления самобытной традиции ее церковной жизни. Мы уже имели возможность убедиться в этом за первое десятилетие независимости. Чужое влияние будет тяготеть над нами до тех пор, пока мы не освободимся от навязанных украинцам комплексов неполноценности, стереотипов подражательности и не возвратимся в присущую нам систему этноконфессиональных и культурных измерений. Нечего надеяться на это без поиска собственного места в орбите византийской духовности.

Этот поиск пролегает через новое использование наследия святых Отцов — патристики. Ведь без глубокого знакомства с произведениями византийских богословов мы не только не сможем выйти за пределы газетных штампов в восприятии Православной церкви, но и не постигнем языка собственной письменной и художественной традиции эпох средневековья и барокко, не поймем философии украинской культуры. Другим определяющим направлением студий является изучение аскетической культуры Византии, ее монашеских уставов, заимствованных в украинских монастырях, опыта набожности, закрепленного в житии святых. Все еще остается актуальным для Украины исследование сакрального искусства Византии, общественной истории Восточной Римской империи, истории Константинопольского и других Восточных Патриархатов. Да что там говорить, когда не просто специалистов-эллинистов, но обычных знатоков греческого языка в Украине можно пересчитать по пальцам!..

Исходя из этого, собор духовенства и мирян Киевской епархии Украинской автокефальной православной церкви 5 апреля 2001 г. выступил с инициативой создания Украинского центра византинистики и патрологии. Собор признал, что потребности духовного возрождения Украины и вызов новейшей секуляризации требуют от православного сообщества глубокого осознания своей конфессиональной тождественности.

Руководству и учебным комитетам Украинской православной церкви, Украинской православной церкви Киевского патриархата, Украинской греко-католической церкви было предложено принять участие в разработке и реализации проекта. Никто не отказался, а два предстоятеля этих церквей дали Центру свое благословение.

Первым проектом Центра, осуществляемым его оргкомитетом, стала подготовка к проведению в Киеве международной научной конференции по теме: «Константинополь. Афон. Киев: динамика церковных и культурных отношений». Ее планируется организовать 28—30 ноября 2001 г., в дни празднования памяти прп. Паисия Величковского, открывшего историю новейших студий духовного наследия святых Отцов.

Стратегическим направлением деятельности Центра будет привлечение к исследовательским и учебным программам студентов и молодых научных сотрудников, формирование их научных интересов в области византинистики, патрологии, медиевистики, истории Церкви, а также координация работы по переводу и изданию украинских версий трудов святых Отцов, памятников богословской мысли, канонического права, литургики.

Едва ли стоит убеждать в необходимости такой работы ученых — богословов, историков, других гуманитариев. Но для более широкой общественности в Украине, до сих пор находящейся в плену отрицательных стереотипов византийства, погружение в историю Восточной Римской империи и возвращения к ее традициям, боюсь, будет выглядеть в лучшем случае бегством от современной политики с ее «европейским» и «американским» векторами, а в худшем — сближением с государством, которое и сегодня в качестве герба имеет византийского двуглавого орла. Ведь породила же наша до трагизма провинциальная действительность чудище типа «РУНВери» с ее оруэлловским передергиванием истории или трактовкой приезда римского понтифика как приобщение Украины к католической Европе!

На самом деле актуализация византийского духовного наследия и осознание органической причастности Украины к ареалу византийской цивилизации является верной гарантией преодоления различного рода евразийских доктрин, щедро навязываемых Украине в минувшем столетии. Именно через традиционные связи с Новым Римом — на протяжении столетий самым наибольшим городом Европы и символом преемственности средневековья и античности — Украина удостоверяет свое вхождение в общеевропейскую духовную жизнь, к тем величественным измерениям мировой истории, среди которых высятся Константинополь, Иерусалим, Александрия, Афон.

Уникальность современной перспективы определяется общей заинтересованностью в христианском мире восточным аскетизмом, Отцами Церкви, византийским средневековьем. Абсолютное преобладание в Западной Церкви активных форм апостольского служения в мире, наблюдавшееся после Второго Ватиканского собора, уменьшается одновременно с возрастанием внимания к созерцательной жизни в посте и молитве. Увлечение экуменическим диалогом падает. Мировая культура постмодернизма, перейдя полосу радикальных экспериментов в форме, вдруг открывает глубину таинственного языка византийского символа.

Мне приходилось видеть, с каким пиететом гости из разных католических орденов и протестантских общин Западной Европы и Северной Америки наблюдали за молитвенной жизнью румынских православных монастырей. Русские иконы я встречал и в экуменической общине Тезе, и в католических семьях Франции или Германии. Бенедиктинский монастырь в Шеветонь (Бельгия) выглядит не только патрологическим исследовательским центром, но и центром инкультурации восточной набожности в западноевропейский быт. И в то же время слово «Украина» остается в этой среде почти неизвестным.

Для каждого украинца слово «Византия» имеет свой смысл. Для кое-кого оно ассоциируется с клерикальным обскурантизмом, для кого-то — с болезнями выродившегося самодержавия, для других — с историческим соперничеством Киева и Константинополя. И редко мы задумываемся над тем, что вырождение украинства началось с отрыва от его духовного наследия, уходящего глубоко корнями в опыт Византии. А без осознания этого, без осмысления нашего места в цивилизованном поле христианского Востока, без возвращения украинскому народу наследия Отцов Церкви, опыта святости Египта, Сирии, Афона, аутентичного греческого обряда, освобожденного от московского и латинского влияний, вряд ли стоит надеяться на преодоление психологического барьера, который удерживает нас в роли «челноков», способных только кусочками вывозить достояние «общего европейского дома», не давая почувствовать себя в этом доме полноправными партнерами.