КЛАСС

Каждый год спокойно и деловито независимо ни от чего на смену лету приходит осень. И всякий раз с этими естественными метаморфозами люди привыкли связывать новые планы, новые надежды. Жизненный цикл природы испокон веков воспринимался нашими предками-славянами как рубеж, как знак, как символ: недаром веками наступление нового года считалось пращурами нашими именно с первого осеннего дня, с наступления сентября.

Среди лесов и болот, где сходятся Беларусь, Россия и Украина, в Новгород-Северском районе Черниговской области стоит небольшой населенный пункт с пернатым названием Чайкино. Даже седобородые старики не знают, как оно возникло, но морских птиц в издревле сухопутном селе сроду никто не видывал: назвали так и весь сказ.

Гордо носят местные жители крылатое определение — чайкинцы. И даже самые юные граждане-первоклассники с достоинством идут в свою деревенскую чайкинскую школу, в свой класс: это причастие родины навсегда. Здесь их семья, здесь их чайкинское гнездо, их начало — и это судьба, которая делает их именно такими...

В природе все определенно: есть пеликаны, дятлы, есть кречеты, снегири и есть чайки. У каждого свой способ добывания пищи, размах крыльев, скорость и высота полета.

Для Бориса Григорьевича Якубовича, в бытность учителя физики и заведующего учебной частью чайкинской неполной средней школы, на особом счету те, кто переступил ее порог в 1945-м. Это первый послевоенный класс.

Выпускное фото 1952 года. Традиционная композиция в четыре ряда: учителя — в центре, вокруг тридцать три ученика с подчеркнуто серьезными лицами.

В каждой семье, среди прочих мемориальных ценностей как зеницу ока берегут свадебные и выпускные снимки. И когда приходит время, внук с изумлением обнаруживает на пожелтевшем картоне полувековой давности своего ровесника — деда.

Борис Якубович, учитель: «У этих детей одна судьба — они пережили войну»

— Фотограф Сойко жил в соседней деревне, километров за пять. У него был трофейный фотоаппарат и всегда имелся запас пленки. Его приглашали, и он всегда приезжал со своей техникой, фотографировал выпускников. Ему это было выгодно, так как пленка одна, а снимков делал много. И все годы, сколько я работал в чайкинской школе, он знал, когда надо приезжать, что делать, то есть был уже как бы профессионал в своей области. И у всех наших учащихся и педагогов тех лет хранятся именно его фотографические карточки. Так что благодаря именно Сойку сохраняется память о том времени.

В первый послевоенный класс пришли дети и 1938 года рождения, и 37-го, и даже 35-го. Но у всех была одна судьба — это дети, пережившие войну, самую страшную в истории человечества.

Когда меня перевели в Чайкино, люди здесь в основном жили в землянках, а школа, прямо надо сказать, на учебное заведение и похожа не была. Мы постарались привести ее в надлежащее состояние. Не ждали, сами делали, что могли. Из подручных средств собирали демонстрационную аппаратуру. Школьники мне активно в этом помогали.

Помню, была даже настоящая ветряная электростанция — и действовала, надо отметить, превосходно.

Трудности такие на каждом шагу, что и не передать. Но большинство из выпускников продолжили учебу дальше. Стали агрономами, инженерами, педагогами, военными. Разъехались в разные стороны, теперь даже в разных государствах живут, но Чайкино никогда не забывают: пишут, приезжают, звонят. И это самое главное, что заложено в них нашей школой, — чувство товарищества, единства, чувство класса.

Валентина Мандрыка (в девичестве Бурико): «Первый учитель учил нас быть людьми»

— Всем нам повезло с педагогами. Мы никогда не забудем первого учителя Тимошенко Степана Филипповича. Замечательный человек! Он вкладывал в нас не только знания, но и важные навыки, человечность. Он не рассказывал, что природу любить надо, а брал с собой в сад, в луг, где мы посадили классом березовую рощу. Степан Филиппович учил не только правильно читать и правильно относиться к прочитанному, но и отношению к жизни вообще.

Мой отец говорил: «Что учитель сказал, то закон!» Уж не знаю, стоит ли об этом рассказывать, но слушайте. У меня были длинные волосы, а учитель сказал, что их надо подстричь. А я возьми дома и возрази: «А если бы он сказал голову отрезать?» Отец ответил спокойно: «Если бы учитель сказал мне, что надо голову отрезать, потому что она не способна думать, я бы ее отрезал без колебаний». Вот так нас тогда учили, вот так относились все к словам учителя, и это многое объясняет.

Григорий Карабан: «Главное — не карьера, а доброе имя и чистая совесть»

— Меня на фотографии нет. Не во что было одеться. Жили очень бедно, сейчас даже и представить трудно. Ходили в домотканом, шитом-перешитом, а на ногах до пятого класса — лапти. Других обувок не знали. Впроголодь жили. Вот и Леня так же. У него еще сестра была и брат, Володей звали, он потом помер. Каково матери прокормить троих-то? Да, самая большая и самая яркая мечта детства — наесться досыта... Но, тем не менее, жили интересно и весело, потому что у нас был очень дружный класс.

Я говорил не очень хорошо. Дикция слабая. Краснел, пыхтел у доски, но справлялся. В общем, отличником был. Извините за нескромность, круглым. И грамоту получил с отличием. Вася Лазаренко, Леня Кучма и я.

Но меня на фотографии нет, к сожалению, хотя она у меня в памяти на всю жизнь — я за деревьями недалеко прятался и смотрел, как класс фотографируется...

Мы все и учились, и работали. Мне бригадир дал работу особенную: раз ты отличник — будешь быков гонять! Впрочем, это должность техника, так как животных впрягали в специальные тягла и они, двигаясь по кругу, вращали двигатель.

Из Чайкино пришлось уехать. Характер мой помешал сделать карьеру. Никогда не смолчу, если вижу несправедливость. Но я не жалею, так как самое главное — доброе имя и чистая совесть, верно?

Анна Яковлева (в девичестве Лобок): «Отличникам взрослые прочили профессию инженера»

— Наш класс был как бы продолжением семьи, все чувствовали себя родными. Все у нас всегда было общее: и радости, и печали. Жили одинаково бедно, что там говорить — просто нищета. Разве мы так одевались, как нынешние детки? Куда там! У меня было одно платьице, мама пошила. Его постираешь, погладишь, оно же и праздничное, и на каждый день. А зимой кто в перешитой отцовской шинельке, кто в фуфайке или в поддевке бесформенной.

И работали наравне со старшими. Картошку убирали, по хозяйству все, а как же иначе? В общем, всегда находились дела до самого позднего вечера, так что, бывало, и уроки некогда выучить как следует. И все равно назавтра, как ни в чем не бывало, на одни пятерки отвечали мой родной брат Вася, двоюродный — Леня Кучма, Гриша Карабан. Валя Бурико всегда, помню, помогала всем решать задачки. Им учителя так и говорили, что с их способностями они могут стать даже инженерами.

Ну, тогда мы, конечно, об этом не думали, это все казалось таким далеким и... невозможным.

Федор Артеменко (Гомель): «Я мечтал купить велосипед и катить на полной скорости»

— Сам я не из Чайкино, из соседней деревни, где не было школы. Так что ежедневно пешком отмерял по нескольку километров туда и обратно — в любую погоду. И это было нисколько не обременительно, потому что в школе все очень нравилось. Особенно наш класс. Знаете, как бывает среди детей: мол, ты не из нашей деревни, чужак — и отношения враждебные. А тут нас принимали как своих.

Мне очень нравились физика и математика. Помню, соревновались с Валей и Леней — кто быстрее справится с заданием. Помню самую яркую мечту детства. Недостижимой роскошью мне казался велосипед. Я завидовал фотографу Сойку. А он никому не давал прокатиться. И вот я решил: выучусь на инженера и куплю самый лучший из имеющихся в мире велосипед — чтобы можно было не пешком идти, а катить на полной скорости.

Был потом у меня и велосипед, и мотоцикл, и машина давно есть. Но ни о чем я так не мечтал в жизни, как в те годы о велосипеде, глядя на едущего Сойку.

Наталья Кислая (Подмосковье): «Если б не Вася мой, не исключено, что за Леню Кучму замуж бы вышла»

— Мы очень весело учились: как только переменка, сразу во двор и ну бегать! Или играть в «козла»: разбивались на пары и давай, кто кого осилит. Никакой физкультуры не надо.

И ведь при этом голь сплошная, нищета! На весь класс — один учебник по математике: какая там, честно говоря, учеба! Да и писали долгое время кто на чем мог: не тетрадки, а так, обрывки всякие, клочки бумаги.

Чернил порой не было, так учителя умудрялись изготавливать из бузины, из сажи, из чего-то еще. И перья делали гусиные — писать учились, как во времена Пушкина.

Но выучились, слава богу! Вон из наших, чайкинских, и профессора есть, и президент, и генералы, и агрономы.

Да, многих уже нет — Хиро Боря, Тимошенко Миша, Шарый Петр, Сердюк Коля, Титченко Володя, Кармазин Саша, и вот совсем недавно Аня Седень. Может, кто еще — не со всеми связь налажена. Что ж делать — старики уже, всем за шестьдесят, все к тому идем. Но не унываем.

Мы, девчонки, мальчишек обсуждали: кто да каков, да что в ком не так. Если б не Вася мой Вернигор, то могла бы и за Леню замуж выйти: он мне тоже очень нравился. Упрямый, рассудительный, такой себе маленький взрослый мужичок. Щупленький, маленький, светлоголовый и с ясными такими, чистыми глазами. Но своим умом, памятью, способностями превосходил всех тех, кто был выше и физически сильнее. Он очень любил учиться. Никто так много не читал, как он. К нему и в библиотеке отношение было особенное, ему давали такие книги, которые не всем давали.

Если удастся нам собраться на пятидесятилетие выпуска, то хорошо бы съехаться именно в Чайкино — вот бы повеселились, потанцевали. А может быть, и в «козла» еще сыграли...

Мария Молчанова (Чернигов): «После школы санки навьючишь — и в лес по дрова»

— Жизнь у меня, я вам скажу, была плохая. Теперь небогата, а тогда — еще хуже было. Да, в школу, конечно, ходила, но после уроков сразу санки навьючишь и в лес по дрова. Пока дров привезу, пока разберу да управляюсь — уроки когда учить? Вот и не учила. Все больше по хозяйству. Мамка старая у меня была, слабая.

В школу иду, а уроки не сделаны. Голова другим занята. Я уже большая в первый класс пошла — какая там школа, когда гулять хочется! Сидишь и ждешь, чтоб урок поскорей закончился и можно было на переменку скорее бежать. Я и в седьмой-то класс не хотела идти. Насильно заставили. Учитель наш, Степан этот, как его, от господи, забыла, хороший такой был учитель. Пришел домой к мамке и уговорил: мол, без образования нельзя. Уговорить-то уговорил, да только я все равно не училась. Уж не знаю, как и закончила этот седьмой класс.

А потом сразу пошла работать. Где только не горбатилась, а пенсию так себе приличную и не заработала. Разве это пенсия? Разве это жизнь? Одно утешение, что недолго осталось...

Александр Дубина (Ростовская обл.): «У нас была одна задача — мы выживали, как могли»

— Дети военного времени — этим все сказано. Мы, малолетки, почти все были полусиротами. И огонь войны — самая тяжелая память детства. Говорят: что ребенок может запомнить? А нет, есть вещи, которые остаются в памяти на всю жизнь. Кто не пережил голода, холода, разрухи, тот, конечно же, не поймет ни нас теперешних, ни тех, что на фотографии. У нас была одна задача — мы выживали, как могли. Так что и сейчас можно класс собрать, вот так же посадить — фотография получится, я вам доложу, хоть и с пробелами, но это будет наш класс. Я после семи классов пошел на свой хлеб. Уехал в Запорожскую область, в Крыму работал. Потом вернулся в Чайкино, отсюда меня призвали в армию. После службы — это уже шестидесятый год — вместе с ребятами поехал в Сибирь. На недельку только домой заскочил после трех лет отсутствия, погостил — и в Кемерово. Кстати, туда и сестра Лени Кучмы уехала. Ну, а Кемерово край известно какой — шахтерский. Там и обосновался, профессией овладел. А затем перебрался в Ростовскую область.

Встречался недавно со старыми школьными друзьями, еще по Чайкино. Так они мне напомнили, что в детстве я хотел или милиционером быть, или пожарным. Ну мало ли кто о чем в детстве мечтает — жизнь сама все расставляет по своим местам. Правильно жена одного моего приятеля говорила как-то, что, мол, не все в Чайкино пальцем деланы, будут и у нас свои профессора, генералы. А что — мы такие!..

Леонид Кучма: «Чтобы пойти сфотографироваться, одолжил у сестры сапоги»

— Я точно не помню, как делалось это фото. Знаю, что сапоги у сестры одолжил. Их нужно было быстро возвратить, так я сфотографировался — и бегом назад.

О жизни лучше не говорить, а учились якобы все неплохо. Я все предметы любил. Вообще любил учиться, меня тянуло к школе. Все подряд грыз и глотал, что бы то ни было. По поведению только тройка была.

Первым учителем был мой сосед, Тимошенко Степан Филиппович, потом — Коловорот.

Мечты большой не было, разве что — учиться хорошо и накушаться вволю. Времена были такие, что не приведи господи. Оторванные от всего мира — даже радио не было. Электроэнергия появилась перед празднованием 50-летия Советской власти. Для нас окошком в мир был учитель. И многие из нас мечтали выучиться и стать учителями. На больше не хватало фантазии. Когда первые фильмы начали демонстрировать, все мечтали быть чапаевыми или разведчиками. Понимаю, сегодня мы живем не так, как хотелось бы. Но как жили, тоже была не жизнь.

Кстати, в сельской библиотеке большинство книжек было на украинском языке. Когда приехал в Днепропетровск в 1955 году, все вывески — также. А потом быстро исчезли, ибо русификацию проводили очень настойчиво и квалифицированно.

Одноклассники всегда были, если можно так сказать, ближайшими моими родственниками, с которыми детство провел. Поддерживаю с ними отношения и сегодня. Обязательно приеду и на 50-летие выпуска.

Нынешним школьникам — а их в селе много — радуюсь. Ибо когда есть молодежь, село живет и будет жить.

...И сказано было: это не время проходит, это проходим мы. Первый послевоенный выпуск чайкинской неполной средней школы 1952 года уже не может собраться в полном составе. Но пока есть притяжение родного гнезда, пока живо неразменное богатство общей памяти, общей юности — жив класс.

Есть особая мудрость в том, что каждый год независимо ни от чего на смену лету величаво приходит осень. И, повинуясь этой же закономерности, среди сегодняшних учеников в каком- нибудь из городов, городков или сел Отечества находится тот, о ком спустя некоторое количество лет с уважением и гордостью будет сказано: «Он из нашего класса!»