Когда по телевизору демонстрируют сезоны изысканной моды от… я только хмыкаю себе под нос. Какие сезоны? Вот у нас были сезоны…
Зима обычно была монотонной и состояла из привычных игр: катка, хоккея, лыж и, конечно же, снежков. Она формировала постоянный поток развлечений, не отмечавшийся особыми этапными вехами. Как сказали бы теперь, информационные поводы возникали случайно - скажем, если кто-то языком примерз к ручке двери подъезда... Тогда равномерный ход событий распадался, мы все толпились возле бедняги, а я как житель ближайшей квартиры мчался домой за теплой водой.
Однажды таким информационным поводом мог стать и я, когда, переходя дорогу на коньках, правой ногой провалился возле тротуара сквозь лед в незакрытый канализационный люк. Сам я, слава Богу, удержался руками и левой ногой на дороге, и это спасло меня от худших последствий. Я всего лишь промок до костей, поскольку лежал в ледяной луже. Свидетелей этого приключения не было. Мама, встретив такое несчастье, перепугалась больше, чем я, и даже не ругала за мой жалкий вид. А во дворе рассказ о моем "подвиге" слушали, но не засчитали, хотя в подтверждение я всех водил к этому люку. Дело в том, что фантазии в нашем кругу были, так сказать, органичными. Их даже поощряли. Но для признания факта мне не хватало свидетелей. Я часто потом жалел, что мокрым побежал сразу домой, а не на соседнюю улицу, где ребята играли в хоккей.
Настоящие сезоны в нашу жизнь приносила весна. Когда появлялась первая мягкая кора, начинался сезон дудок и свистков - мы их вырезали из молодых побегов. Ножи в руках определяли плавный переход к игре "в ножички". Первые кусты переориентировали нас на всяческие "войнушки", во время которых мы совершали походы к железной дороге и "кирпичке". После новогодних праздников до весны всегда оставались не вывезенные и не утилизированные елки. Из них мы выстругивали ножиками длиннющие биты, и наступал сезон "пекаря". Он проходил бурно и отличался немалым травматизмом: на побитые пальцы и колени никто даже не обращал внимания, обычно только чья-то огромная шишка на лбу заставляла нас немного охладить свой пыл и переключиться на что-то другое - чаще всего это были кирпичные танки. Для игры мы на кирпиче лепили из глины, которую предусмотрительно каждый приносил из "кирпички", башню, в нее втыкали спичку. Тоненькая веточка вместо спички свидетельствовала о том, что конструктор танка добавил к делу не только опыт, но и вдохновение. От родителей нам здорово попадало за протертые правые сандалии и кеды, потому что эти танки нужно было толкать ногой. Кроме того, мы играли в футбол, делали самолетики и воздушных змеев, но это тема отдельного разговора.
Танки мы оставляли с появлением первых майских жуков - наступал сезон пистолетов и рогаток на тоненькой резинке из трусов, сезон пуль-скобок. На это время как раз приходились майские праздники, и огромное количество воздушных шариков было непреодолимым соблазном их прострелить. Конец этому издевательству положило лето - нас развозили на каникулы. Кого куда, а меня в село на Полесье, где я блаженствовал среди сосен, торфяных болот, лесных озер, кур, коров, лошадей и помидоров с огурцами. Перед учебным годом нас свозили домой, и начинался сезон "штабов". Когда я теперь, забредая во двор, смотрю на липу, где был наш "штаб", то никак не возьму в толк, что же мы часами делали среди ее ветвей. Все разговоры переговорили на земле, все фантазии высказали на ящиках и плитах возле железной дороги, а что нас задерживало здесь, пока родители не позовут домой ужинать, - до сих пор не понимаю. Наверное, там, над землей, мы мечтали о будущем.
Школа спускала нас на грешную землю. В сентябре дядя Боря строил нам шалаши, и наши "штабы" с тех пор были под яблоней во дворе. Рогатки, прятки, набеги на сады у железной дороги - все это будто задерживало для нас лето, но игры и забавы становились все более локализированными и "клубными". Карты, шахматы, домино за столами во дворе завершали "полевые сезоны". И только дырки в скамьях, прожженные селитрой, нагретой под увеличительным стеклом, напоминали о накале страстей, уходящих в небытие с прошедшим годом.
И наступал сезон "бляшек". Они у меня почему-то всегда ассоциируются с мокрой погодой. Наверное, потому, что от них в карманах всегда было влажно. Найденной крышечке от бутылки нужно было камнем заклепать края. И тогда она волшебным образом приобретала новое качество - становилась "бляшкой". Это были своеобразные фишки нашего дворового казино. "Бляшки" складывали в столбик, игроки отходили на некоторое расстояние и бросали в его направлении битки. Начинал тот, чей биток оказывался ближе к столбику. Смысл игры заключался в том, чтобы, ударив битком по бляшке, перевернуть ее. Тогда - она твоя. Часто случалось так, что я проигрывал очень быстро. Дома запаса бляшек не было, поэтому я был вынужден во весь опор мчаться в магазин, где мужчины попивали пиво. Там всегда можно было раздобыть новые крышечки. Если везло, и крышечек оказывалось много, то забивать их все камнем было очень долго. Тогда-то я и прибегал к запрещенному приему: выбегаешь к трамвайной колее, ставишь крышечки на рельс, и первый же трамвай оптом превращает их в "бляшки". К владельцу таких бляшек компания относилась пренебрежительно. Теперь я понимаю, что именно из-за опта. Ведь каждая "бляшка" требовала индивидуальной работы. Сегодня я такие "бляшки" назвал бы инфляционными, а тогда, когда игроком овладевал азарт, он шел на такую имитацию, хотя и понимал, что натолкнется на презрение.
Но с какого-то момента, мы, не сговариваясь, перестали брать владельцев инфляционных "бляшек" в компанию. Это был своеобразный первый опыт общественного договора. И хотя он возник вроде бы спонтанно, подозреваю, что побудительным мотивом такого решения было событие, в котором я принимал непосредственное участие.
В совершенно будничной ситуации, когда никто ни о чем не беспокоился и никуда не спешил, мы с братом решили взять два обычных гвоздя и положить их под колесо трамвая. Тогда как раз гремел фильм "Армия "Трясогузки". Эти плоские гвозди мы собирались использовать для стрел, потому что как раз начинался сезон луков. По дороге к колее мы набрали еще и крышечек от бутылок. На рельсе друг за другом выстроили гвозди, крышечки, трехкопеечную монетку, которую я положил в последний момент, и металлическую пуговицу от ученической формы (это была исследовательская часть нашего эксперимента). В ожидании мы спрятались за углом дома, наблюдая, как приближается трамвай. Я стоял и уже представлял, как раньше брата подбегу к расплющенным гвоздям, еще горячими возьму их в руки и первым посмотрю, что же произошло с пуговицей. Но случилось все не так, как всегда. На этот раз трамвай, подъехав к нашим заготовкам, остановился. Кондуктор вышел через передние двери. Что было дальше, ни я, ни брат не знаем. Через мгновение мы уже сидели дома за своими столиками и делали уроки. В ожидании скандала мы провели весь вечер. Мама тревожно к нам присматривалась: что это в доме так тихо? Когда пришел отец, она ему что-то шепотом сказала, а я только расслышал: "Будто святые хату перелетели".
…Именно с того сезона мы больше не пускали в компанию тех, кто пытался присоединиться к игре с инфляционными "бляшками".
А может, их просто не стало, потому что в городе отменили трамваи?
Хотя теперь, когда я смотрю на памятник трамваю возле вокзала, то чувствую какую-то глубинную вину перед ним. Что-то меня убеждает в том, что решение об отмене трамвайного движения в городе и замену его троллейбусным горисполком принял не по мотивам экономии или целесообразности, а потому, что в районе улицы Чагорской, возле Рогатки, ездить трамваем стало опасно, и однажды даже пришлось остановить движение.
Тогда же мы с братом в ожидании нагоняя прожили несколько тревожных дней и кошмарных ночей.
А потом на свою вахту заступала зима. Но о зиме я уже рассказывал...
Конечно, я хотел бы быть причиной величественного изменения в истории города - введения полностью троллейбусного движения. Возможно, сейчас в вагоне трамвая возле вокзала висел бы мой портрет... Но я не буду настаивать на признании, потому что мне хотелось бы в благодарной памяти потомков остаться по какому-то другому поводу, а не халтурщиком в игре в "бляшки".
Теперь, когда вспоминаю далекие дни детства, я начинаю понимать, что каждая наша игра, каждый "сезон" были не просто шалостями и развлечениями. В игре мы познавали окружающую среду, приобретали навыки естественного существования в ней. Мы изучали настоящий мир, и потому наше детство было настоящим. Комплексы фиксированных действий, которые формировались в играх и подготовке к ним, служили основой нашей будущей социализации.
Если это так, то каково смысловое наполнение нынешних детских забав? И не делают ли выдуманные игры в выдуманном виртуальном мире и виртуальном общении современное детство также выдуманным?
"Бляшку" - бонус моего детства - я мог подержать в руках. Я и до сих пор помню, какой она была горячей после колес трамвая. Я мог ее понюхать и лизнуть.
А каков на вкус современный "бонус"?
Помню, как мы играли во дворе в "войнушку". Чтобы спрятаться, я должен был выбежать на улочку среди старых особняков и притаиться за липой. Пока скрывался, мимо меня прошли две женщины, и я услышал отрывок их разговора: "Завтра мы с Черновицерами идем к Подрабинекам".
Эту фразу я периодически вспоминаю всю свою жизнь. Она возникает спонтанно, не как следствие определенных мыслей, а как аккомпанемент какого-то непостижимого настроения инфантильного созерцания.
"Кто такие Черновицеры?", "Где живут Подрабинеки?" - знать не знаю до сих пор. К тому же с некоторых пор я почувствовал, что меня больше не интересуют ответы на эти вопросы. Они просто стали частью воспоминаний моей жизни…
В цоколе нашего дома был овощной магазин. В конце августа туда машинами привозили арбузы. Их складывали в большом подсобном помещении, где зимой стояли кадки с капустой и огурцами. Чтобы помещение проветривалось, окно, через которое загружали арбузы, не закрывали, а только прикрывали решеткой. Вечером, когда на дворе становилось темно, мы накалывали на согнутую спицу ближайший арбуз, подтягивали его к решетке и об нее же этот арбуз раскалывали. Куски сочной добычи доедали за гаражами возле котельной "Бани №5".
Подрабинеки, Черновицеры, арбузы, гаражи, баня, "бляшки"… Как интересно память держит все это в партитуре единой симфонии. Иногда мне кажется, что я разгадал особенность прошлого - у него нет сюжетов! Да, мы еще можем попасть в его мизансцены, даже выступить там суфлерами, но сделать уже ничего не можем. Мы можем лишь забыть. Но стоит ли?