«ГЕНИЙ ЧИСТОЙ КРАСОТЫ»… ИЗ ЛУБЕН

В газете «Варшавский дневник» от 25 июля 1880 г., выходившей в Петербурге, было помещено сообщение, повторенное впоследствии большинством столичных газет: «Несколько месяцев тому назад (в действительности, как выяснится позже, прошел один год и несколько месяцев. — И.П.) в Москве, на Тверской, в меблированных комнатах, что при доме Гуськова, умерла в глубокой старости Анна Петровна Маркова-Виноградская, по 1-му мужу — Керн, та самая, которой Пушкин посвятил известное стихотворение «Я помню чудное мгновенье…». «Старушка, — передавал в те дни «Русский курьер», — умерла в большой нищете, но, как рассказывали имевшие случай с ней беседовать, сохранила до самой смерти в своей памяти мельчайшие подробности своего знакомства с поэтом».

Восторженный Пушкин воспел в своем творчестве красоту и грацию многих женщин, но на бессмертный поэтический шедевр вдохновила его только Анна Керн. Забвение этой, безусловно, незаурядной женщины произошло вскоре после смерти Пушкина и было связано с ее окончательным уходом из светской жизни. А ведь madam Kern была принимаема в светских салонах и интеллектуальных кругах Петербурга отнюдь не только благодаря пушкинской поэтической канонизации.

Говорят, о себе самой женщина никогда не скажет правду. А если наедине с собой и когда за спиной столько прожитых лет? Анна Керн оставила воспоминания. Большую их часть составляют рукописи, посвященные Пушкину, и они занимают одно из первых мест в ряду биографических материалов о поэте. Но есть среди рукописей Керн и ее «Воспоминания о детстве и юности в Малороссии», которые остались без должного внимания традиционного пушкиноведения. Они написаны в 1870 г. в местечке Сосницы на Черниговщине, когда Анне Петровне было 70 лет.

«Я родилась под зеленым штофным балдахином с белыми и зелеными страусовыми перьями 11 февраля 1800 г. в Орле в доме моего деда (по линии матери. — И.П.) Ивана Петровича Вульфа, орловского губернатора. Бабушка — дочь Ф.А.Муравьева (брата сенатора Н.А.Муравьева. — И.П.). Мать Екатерина Ивановна Вульф вышла замуж за Петра Марковича Полторацкого… Обстановка была так роскошна и богата, что у матери моей нашлось под подушкой 70 голландских червонцев». Тут речь идет о традиции, существовавшей с середины XVIII века в родовитых и зажиточных семьях, — при рождении младенца класть под подушку роженице горсть высокопробных золотых монет.

Отец Анны П.Полторацкий принадлежал к старинному украинскому казацкому роду. Его отец, Марк Федорович Полторацкий, уроженец сотенного местечка Сосницы, учился в Киево-Могилянской академии, когда его превосходный баритон довелось услышать Алексею Разумовскому, под патронатом которого формировался в то время Придворный певческий хор в Петербурге. Марка Полторацкого забирают на берега Невы, откуда вскоре направляют в Италию для совершенствования вокального мастерства. Там он обретает репутацию яркого оперного певца, и по возвращении в Петербург его назначают сначала дирижером, а спустя 10 лет — управляющим Придворной певческой капеллы. У Марка Полторацкого было 22 ребенка. За многолетнюю службу в капелле он получил чин действительного статского советника, который давал право на потомственное дворянство.

Анна Керн родилась в семье младшего сына Марка Полторацкого — Петра, подпоручика в отставке, Лубенского предводителя дворянства. «Грудным ребенком я переехала в Лубны, где отец получил имение в 700 душ, — продолжает Анна Петровна. — Родительская усадьба в Лубнах располагалась «на чрезвычайно живописном месте, на склоне горы, спускавшейся террасами к реке Суле, среди берестовых, липовых и дубовых рощ…»

Петр Маркович Полторацкий в молодости несколько лет находился на дипломатической службе в Швеции, был начитан и, по мнению Анны Петровны, «был выше всех на голову и его все уважали. Он своим умом и образованием обаятельно действовал на простодушных лубенцев и снискал их любовь». В лубенский круг общения Полторацких входили Новицкие, Кулябки, Кочубеи — потомки старинных родов казацкой старшины.

В Лубнах в родительском доме Анна Петровна прожила до замужества, «учила брата и сестер, мечтала в рощах и за книгами, танцевала на балах, выслушивала похвалы посторонних и порицания родных, участвовала в домашних спектаклях … и вообще вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень». Во времена юной Анны слово «пошлый», очевидно, не имело столь негативного смысла, как в наше время. Однако «несмотря на постоянные обеды и балы, — продолжает она, — в которых я участвовала, мне удавалось удовлетворять свои страсти к чтению, развившиеся во мне с пяти лет. В куклы никогда не играла и очень была счастлива участвовать в домашних работах». Как тут не вспомнить хрестоматийную героиню Пушкина...

Отец был достаточно строг с домашними, возражать, а тем более противоречить ему считалось невозможным. Неудивительно, что замужество Анны Полторацкой было решено исключительно по воле отца. В Лубнах в те годы был расквартирован конно-егерский полк, и многие офицеры, включая их командира, были поклонниками юной красавицы. Но Петр Полторацкий не считал их достойными своей дочери. Но вот в Лубнах появился 52-х летний генерал-майор Ермолай Федорович Керн, заслуженный ветеран, участник войны с Наполеоном, командир дивизии, к которой принадлежал лубенский полк. Полторацкие стали поощрять его ухаживания и с нетерпением ждали генеральского предложения. Юную избранницу обуревали противоположные чувства, о чем ярко свидетельствуют строки в воспоминаниях Анны: «От любезностей генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою… Зная желание родителей, я предвидела, что судьба моя решена родителями и не видела возможности изменить их решение». Объяснение в любви генерала с юной полтавчанкой произошло вскоре после их знакомства и было, судя по ее записям, по-военному деловым и конкретным: «Не противен ли я вам? — спросил он меня и, получив в ответ «Нет!», пошел к родителям и сделался моим женихом».

Венчание Анны Полторацкой с генералом Ермолаем Федоровичем Керном состоялось 8 января 1817 г. в Лубенском соборе. Много лет спустя, на закате своих дней она напишет о событиях этого дня: «Все восхищались, многие завидовали… А я тут кстати замечу, что бивак и поле битвы не такие места, на которых вырабатываются мирные семейные достоинства и что боевая жизнь не развивает тех чувств и мыслей, какие необходимы для семейного счастья. Я знаю это из опыта».

Анна Керн впервые приехала в Петербург вместе с мужем и отцом в 1819 г. и была представлена своей тетке Елизавете Марковне Олениной, жене Александра Николаевича Оленина, видного государственного деятеля, президента Академии художеств. О добрых и теплых отношениях между Анной Керн и семейством Олениных свидетельствует тот факт, что стихотворную эпитафию для надгробия А.Оленина в Александро-Невской лавре в 1843 г. написала именно Анна Петровна.

Аристократический салон в доме Олениных в Петербурге на набережной Фонтанки, №101 собирал представителей столичного бомонда. Там бывали К. и А.Брюлловы, О.Кипренский, М.Глинка, Н.Гнедич, В.Жуковский, Н.Карамзин, И.Крылов, А.Пушкин. Там и произошла ее первая встреча с поэтом. Вспоминая тот вечер, Анна Петровна отметила, что тогда она просто не заметила Пушкина, впрочем еще малоизвестного.

За ужином Пушкин оказался сидящим рядом с Керн, всячески стремился привлечь ее внимание светской болтовней и комплиментами. После ужина, когда все стали разъезжаться, Пушкин долго стоял на крыльце, смотря ей вслед. Красота Керн произвела на поэта сильное впечатление.

Их следующая встреча состоялась шесть лет спустя в имении тетушки Анны А.Осиповой Тригорском в июле 1825 г. За минувшие годы Анна Керн стала матерью двух дочерей: Екатерины и Анны. Прожив некоторое время в Дерпте, в Риге, в Пскове в связи со службой мужа, Анна Керн возвратилась на Полтавщину к родителям. Именно в Лубнах она «запоем» прочитала произведения Пушкина последних лет, которые доставлял ей сосед по имению Аркадий Павлович Родзянко, «милый поэт, умный и любезный». Будучи членом литературного общества «Зеленая лампа» в Петербурге, Родзянко был в дружеских отношениях с Пушкиным и принимал его у себя в Хорольском имении на Полтавщине. Можно полагать, что его восторженные отзывы о Пушкине только усилили желание Керн увидеться с поэтом. Женское любопытство и, возможно, воспоминание об их первой встрече в Петербурге способствовали тому, что они увиделись снова. Поэтому едва ли можно утверждать, что ее приезд в Тригорское случайно совпал с пребыванием Пушкина в соседнем Михайловском.

И вот — незабываемая вечерняя совместная прогулка в Михайловское. Поэт вспоминал их встречу у Олениных: «У вас был такой девственный вид, не правда ли, на вас было надето что-то вроде крестика…». На другой день Керн должна была ехать со своею кузиной А.Вульф в Ригу. Пушкин пришел рано утром, и на прощание передал ей экземпляр второй главы «Онегина». Между неразрезанных страниц она увидела сложенный вчетверо почтовый лист бумаги со стихами: «Я помню чудное мгновенье…». Когда Керн собиралась спрятать поэтический подарок в шкатулку, Пушкин пристально посмотрел на нее, потом судорожно выхватил листок со стихами и не хотел возвращать. «Насилу выпросила их опять. Что у него промелькнуло в голове, не знаю…», — запишет много лет спустя Анна Петровна. Вскоре после этой встречи Керн передала посвященное ей стихотворение барону А.Дельвигу, который опубликовал его в петербургском литературном альманахе «Северные цветы» в 1827 г.

По поводу пребывания Керн в Тригорском Пушкин в письме к своему близкому другу, писателю и журналисту П.Плетневу писал: «… недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет «Венецианскую ночь» на голос гондольерского речитатива…». Через несколько дней после отъезда Керн поэт пишет Анне Вульф, с которой Керн выехала в Ригу, — не без уверенности, что эти строки будут показаны ее кузине: «Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь — камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов — все это, если хотите, очень похоже на любовь…»

После июльской встречи между Пушкиным и Керн началась переписка. Она длилась около полугода, но не имела того возвышенного содержания, которым были наполнены стихи, а представляла собой, по сути, банальный почтовый флирт, на что Александр Сергеевич был великий мастер. Написанные на французском языке письма начинались утонченно-нежными обращениями к Анне Петровне и завершались иронично-насмешливыми вопросами по поводу здоровья и времяпрепровождения ее супруга Ермолая Федоровича. «…Достойнейший г-н этот Керн — почтенный, разумный, один у него только недостаток — то, что он ваш муж». «Если ваш супруг вам очень надоел, бросайте его… и приезжайте в Михайловское. А когда Керн умрет — вы будете свободны как воздух…!».

Весной 1826 г. между супругами Кернами произошел разрыв, приведший к разводу, не исключено, что не без участия поэта. Для Анны Керн, ставшей, благодаря Пушкину, поэтическим символом женской красоты и чистоты, наступил прозаический период жизни.

В письме к А.Вульфу, кузену Анны Керн и своему приятелю, Пушкин спрашивает его о ней: «…и что делает Вавилонская блудница Анна Петровна?.. Я писал ей: вы пристроили детей, — это превосходно. Но пристроите ли вы мужа? А ведь он много стеснительнее». Оставим без комментариев столь уничижительное высказывание о «гении чистой красоты». Впрочем, и Анна Петровна достаточно реалистично относилась как к увлечениям поэта, так и к его неприязни: «Я думаю, — напишет она много лет спустя о Пушкине, — он никого истинно не любил, кроме сестры своей да старенькой няни».

В этом же году Анну Петровну постигло несчастье — смерть четырехлетней дочери Анны. На ее похороны в Петербург приехали из Лубен старики Полторацкие. Сама Анна Петровна не принимала участия в этой скорбной церемонии, поскольку была беременна дочерью Ольгой, которая, к несчастью, также умрет ребенком восьми лет, в 1834 г.

В первые годы после развода Анна Керн нашла сочувствие и некоторую поддержку среди окружения Пушкина. В те годы она сблизилась с семьями его друзей — поэтов А.Дельвига, С.Соболевского, Д.Веневитинова, А.Илличевского, литератора и цензора А.Никитенко и с М.Глинкой. Известно, что в 1827 г. во время пребывания в Тригорском она бывала в обществе родителей и брата Пушкина и даже успела (по мнению А.Дельвига) «совершенно вскружить голову Льву Сергеевичу (брату А.Пушкина. — И.П.)».

В 1837—1838 гг. Керн проживала в Петербурге в маленьких квартирках сначала на 14-й линии Васильевского острова, потом на Петроградской стороне на Дворянской улице с единственной оставшейся в живых дочерью Екатериной. Там у них часто бывал М.Глинка, ухаживавший за Екатериной Ермолаевной. Именно ей он посвятил свой романс «Я помню чудное мгновенье…» на стихи Пушкина, написанные поэтом в честь ее матери. Судьба Екатерины Керн (1818—1904) сложилась не так романтично, но более счастливо, чем у ее матери. Она закончила Смольный институт благородных девиц и была оставлена в нем в качестве воспитательницы — «классной дамы». Екатерина Ермолаевна вышла замуж за М.Шокальского и стала матерью Ю.Шокальского, в последующем известного ученого-океанографа и картографа, академика, выдающегося исследователя, именем которого названы 12 географических объектов земного шара.

Мы не располагаем достаточно достоверными сведениями о жизни Анны Петровны в последующие несколько лет, однако факты свидетельствуют, что со временем ее отношения с Александром Сергеевичем приобрели достаточную ровность и даже теплоту. Когда Анну Петровну постигло тяжелое горе — смерть любимой матери, поэт, узнав об этом, разыскал ее в убогой квартирке на Петроградской стороне и нашел для нее в своем сердце слова искренней скорби, сострадания и сочувствия, так необходимые ей тогда. Об этой их последней встрече незадолго до трагической смерти поэта Анна вспоминает с большой душевной благодарностью.

А 1 февраля 1837 г. Анна Керн была на отпевании поэта, «плакала и молилась», по ее словам, в полумраке Конюшенной церкви. Из состояния глубокой скорби и одиночества Анну Петровну помогло вывести письмо, полученное вскоре после кончины давнего знаменитого поклонника. Родственница из Сосниц Черниговской губернии Д.Полторацкая просила навещать ее сына А.Маркова-Виноградского, который учился в I-м Петербургском кадетском корпусе и доводился Анне Петровне троюродным братом. И происходит непредвиденное. Юный кадет влюбляется в свою кузину. А в ней, возможно, вспыхивает так и не востребованная в прежние годы нежность и жажда любви. Они сходятся: ей — 38, ему — 18. В том же году, закончив корпус в чине подпоручика, прослужив всего два года, Марков-Виноградский выходит в отставку и, вопреки воле отца Анны Петровны, женится на ней. Не беремся судить, чем руководствовался каждый из них в этом странном дуэте — юный подпоручик и уже далеко не молодая, пережившая столько потерь и разочарований женщина, при жизни ставшая поэтической легендой.

Они прожили вместе 40 лет. Хотя и в большой бедности и лишениях. Даже рождение у Марковых-Виноградских сына Александра в апреле 1839 г. не сменило гнев отца Анны Петровны на милость. Он лишил дочь всех прав наследства и всякого состояния, включая и материнское наследственное имение. Поэтому Марковы-Виноградские жили в крохотном имении Александра Васильевича в Сосницах Черниговской губернии, которое состояло из 15 душ крестьян. В 1840 г. Александр Васильевич получил место заседателя в Сосницком уездном суде, где прослужил более десяти лет. Красноречивым свидетельством материального положения и морального состояния этого не совсем обычного семейного союза является письмо Анны к сестре мужа Елизавете Васильевне Бакуниной: «Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви… может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы…».

В 1855 г. Александру Васильевичу удается получить место в министерстве государственных имуществ, и Марковы-Виноградские переезжают в Петербург. В столице они тесно общались с семьей поэта Ф.Тютчева, встречались с мемуаристом и критиком П.Анненковым, писателем И.Тургеневым. В письме Тургенева к его музе П.Виардо содержится такое высказывание об Анне Петровне и ее семье: «В молодости, должно быть, она была очень хороша собой… Письма, которые писал к ней Пушкин, она хранит как святыню… Приятное семейство, немножко даже трогательное».

В ноябре 1865 г. Александр Васильевич по состоянию здоровья и в невысоком чине коллежского асессора с соответствующей маленькой пенсией оставляет службу, и Марковы-Виноградские возвращаются на Черниговщину. В те годы Анна Петровна пишет Бакуниным: «Мы, отчаявшись приобрести когда-нибудь материальное довольство, дорожим всяким моральным впечатлением и гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами… Поэзия — богатство бедности…». Именно тогда она приступает к написанию своих воспоминаний.

В январе 1878 г. А.Марков-Виноградский умер. Неделю спустя его сын Александр Александрович пишет А.Вульфу: «После похорон я перевез старуху мать несчастную к себе в Москву — где надеюсь ее как-то устроить у себя и где она будет доживать свой короткий, но тяжело-грустный век! Всякое участие доставит радость бедной сироте-матери, для которой утрата отца незаменима».

Анна Петровна ушла из жизни весной 1879 г. О ее кончине и погребении имеются сведения из актовой записи о смерти, копия которой вместе с рукописями воспоминаний переданы ее сыном А.Марковым-Виноградским в Пушкинский дом (ныне — Институт русской литературы РАН) в Петербурге. Вот текст этой скорбной записи: «Тело умершей 27 мая 1879 г. вдовы коллежского асессора А.Маркова-Виноградского привезено из Москвы в с. Прямухино (родовое имение Бакуниных под Москвой. — И.П.). 30 мая сего года и по желанию ее родного сына губернского секретаря погребено 1 июня 1879 г. на церковно-приходском кладбище погоста Прутня.

Известен как литературная версия рассказ о том, что «гроб ее повстречался с памятником Пушкина, который ввозили в Москву к Тверским воротам». По другой версии, Анна Петровна незадолго до смерти из своей комнаты услышала шум, вызванный перевозкой огромного гранитного постамента для памятника Пушкину, и, узнав, в чем дело, сказала: «А, наконец-то! Ну, слава Богу, давно пора!».

Гений не мог ошибиться в выборе героини своего поэтического шедевра. В личности Анны Керн как в зеркале отобразились все наиболее яркие и вместе с тем противоречивые черты и настроения XIX века, носителями которых были ее современники — гениальные и заурядные, высокодуховные и бездушные. Эта женщина сохранила и донесла до потомков то, что не успел да, верно, и не ставил своей целью Пушкин.

А Муза всегда права, поскольку именно ей дано вдохновить Поэта.