Гедониметрика: в поисках новой системы координат?

Самым счастливым человеком оказывается тот, у кого, казалось бы, нет никаких особых причин для счастья, за исключением того, что он счастлив.

Уильям Ральф Индж, теоретик англиканской церкви, писатель

Апокалипсические настроения, с упоением распространяемые СМИ накануне смены тысячелетий, похоже, очень медленно и крайне неуверенно, но все же снижают свой накал. Несмотря на то, что всевозможные конфликты, теракты, стихийные и прочие бедствия по-прежнему остаются в центре внимания журналистов, оставляя в тени еще не так давно казавшиеся фантастическими достижения мировой науки и техники. И все же открыто удивляться тому, что стрелка индикатора уровня банального человеческого счастья не только не подпрыгнула резко вправо, но даже самым непозволительным образом вильнула куда-то влево, разрешают себе только экономисты.

Как бы ни доказывал полтора с лишним века тому назад Томас Карлейль, что экономика — мрачная, если и вовсе не зловещая наука, тем не менее желающих найти прямую корреляцию между экономическими показателями и «дозой» счастья всегда было в избытке. Даже если оставить в покое древних греков и многочисленных последователей их эвдемонизма (ставившего во главу угла стремление к счастью), то обойти более близких нам по времени и по духу утилитаристов будет сложнее. В наиболее полном изложении до нас дошли труды Джереми Бентама, английского философа XVIII—XIX веков, который определил (или, по крайней мере, развил более ранние определения) индивидуальное счастье как арифметическую сумму всех удовольствий и страданий индивидуума. Совокупный показатель счастья каждой общности определялся суммой показателей счастья каждого ее индивидуума, а целесообразность действий правительства определялась динамикой этого совокупного показателя. Впрочем, предложенный Бентамом гедониметр (счетчик положительных и отрицательных эмоциональных колебаний некоего маятника в мозгу каждого человека, определяющий индекс счастья) навсегда остался в научном паноптикуме.

Казалось бы, с развитием современных технологий (электроэнцефалографии, магнитно-резонансной томографии и др.), позволяющих определить возникновение очагов возбуждения в центрах, которые отвечают за состояние удовлетворенности и наоборот, патентование гедониметра превратилось исключительно в бюрократическую проблему. Но не тут-то было. Проблема оказалась гораздо более сложной, чем представлялось экспертам в самых различных областях знаний. А ее частичное решение принесло психологу Дэниэлу Канеману Нобелевскую премию 2002 года… по экономике.

К осмыслению счастья — через колоноскопию

Современная процедура обследования кишечника через анальное отверстие крайне неприятна и достаточно болезненна. Более того, нередко она воспринимается еще и как исключительно унизительная. К тому же назначают ее не от хорошей жизни, а в случае подозрения на достаточно серьезные патологии кишечника. Тем не менее именно этот эпизод был определен исследователем как основа современного аналога гедониметра. Десять лет назад пациентам госпиталя Торонто, подвергавшимся этой процедуре, пришлось ежеминутно оценивать под диктофон уровень своего дискомфорта в баллах от нуля до минус 10. А затем, уже после получения результатов обследования, воспроизводить свои ощущения в ретроспективе. Полученные результаты оказались настолько неожиданными, что потребовали совершенно нетрадиционного подхода, который и оценили по достоинству норвежские академики.

Тот факт, что ретроспективное восприятие процедуры пациентом А, у которого она длилась всего 10 минут и оценивалась им как достаточно щадящая, оказалось гораздо более негативным, чем у пациента В (24 минуты), исследователи объяснили так называемой ложной памятью, которая в немалой степени зависит от того, какие результаты были получены в ходе данного обследования. Официальная версия обоснования присуждения Нобелевской премии — «за проницательность, позволившую применить психологические эксперименты в экономике, в частности при исследовании человеческого фактора и принятия решений в условиях неопределенности». Ведь на основании этих ощущений (или, вернее, воспоминаний о них) пациенты принимали решения о прохождении дальнейших процедур.

При этом с рациональными обоснованиями, основанными на прогнозировании баланса своих ощущений в будущем, дела обстоят гораздо хуже, чем по отношению к прошлому. Так, по данным Канемана, люди проявляют полную несостоятельность, пытаясь предугадать, что они будут чувствовать при переезде в другой город, при ампутации конечности, при выигрыше джек-пота, при родах. Прошло четыре года с тех пор, как Канеман во всеуслышание объявил, в каких случаях и в какую сторону люди заблуждаются. А они (люди) до сих пор не в состоянии привести к единому знаменателю свои ожидания от поглощения высококалорийного мороженого и низкокалорийного йогурта, полученные при этом впечатления и уравновесить пресловутые удовольствия и страдания.

Роскошь как осознанная необходимость

Выводы, которые сделал нобелевский лауреат, для журналистов уже давно не новость. Тем не менее британский журнал The Economist именно им посвятил значительную часть своей обзорной статьи по экономике счастья. Возможно, потому, что именно в Великобритании разрыв между ростом материального благополучия и ощущением счастья достиг угрожающих значений. Опросы общественного мнения, регулярно проводимые во всем мире, показали, что за последние полвека количество британцев, считающих себя «очень счастливыми», сократилось с 52 процентов (данные 1957 года) до 36 (2005-й). При том, что за тот же период жители туманного Альбиона стали втрое богаче.

Эта динамика хорошо коррелирует с тенденцией, которую ученые уже достаточно продолжительное время наблюдают в Америке, но выпадает из европейской практики. Так, мировой чемпионат по счастью традиционно выигрывают Швейцария, Дания, Швеция, которые к бедным странам явно не относятся, но и в передовики капиталистического производства стремятся не столь рьяно, как те же США и Великобритания. Более того, именно две последние страны отличаются рекордно низкими показателями безработицы. При этом в Англии на 960 тысяч безработных приходится свыше миллиона нетрудоспособных по причине депрессии и хронического стресса.

Критика англосаксонской модели капитализма, при которой люди слишком много работают и слишком активно повышают свое материальное благосостояние, давно уже превратилась в добрую европейскую традицию. Есть, конечно, люди, получающие от своей работы не только материальное, но и моральное удовлетворение. (И это отнюдь не голословные утверждения, а результаты опять-таки чистого эксперимента. Исследователи из университета Клермона раздали тысячам людей пейджеры с условием, что они в свое рабочее время будут по первому требованию оценивать уровень своего счастья и сообщать, что они при этом делают. Как и ожидалось, максимальные показатели были зафиксированы в те моменты, когда люди устраивали себе перекусы, что-то отмечали или просто бездельничали. И все же очень незначительный процент подопытных умудрился получить максимальное удовлетворение от выполнения своих профессиональных обязанностей.)

Тем не менее подавляющее большинство американцев стали трудоголиками не по доброй воле. Уйти пораньше домой или взять себе отпуск подлиннее они не могут из опасения, что их место тут же будет занято тем, кто подобные «вольности» себе не позволит. С другой стороны, получать удовольствие от свободного времени тоже надо уметь. Пример, когда после законодательного ограничения продолжительности рабочей недели вся Америка дружно уселась перед экранами телевизоров, давно уже стал хрестоматийным.

Более того, надо уметь получать удовольствие и от заработанных собственным тяжким трудом денег. Британский еженедельник утверждает, что по мере роста материального благосостояния доля счастливых людей снижается, и объясняется это двумя причинами. Во-первых, по мере развития общества предметы роскоши превращаются в предметы первой необходимости. Или, по крайней мере, их таковыми делает общество потребления. Ситуация, при которой люди испытывают не удовольствие от обладания каким-либо предметом, а страдание из-за невозможности обладать каким-то другим, становится все более распространенной. И действительно, что же это за жизнь без холодильника, инкрустированного кристаллами Сваровски?! С другой стороны, все больше товаров и услуг приобретают позиционный статус. Это означает, что дом должен быть не просто большим, а больше, чем у соседей или сослуживцев; машина — не просто быстрой, а более быстрой и т.д. И если первую проблему (обеспечить всех холодильниками от Сваровски) теоретически можно решить, то вторая (создание иерархической структуры, при которой все и каждый окажутся наверху пирамиды) представляется неразрешимой по определению. Хотя и здесь возможны варианты. Тайлер Коуэн из университета Джорджа Мейзона насчитал в Америке более трех тысяч аллей славы — от общеизвестной голливудской до «доски почета» лучших расфасовщиков соленых огурцов. Ведь не обязательно каждому быть первым во всем. Может, соответствующая архитектура человеческого муравейника позволит каждому оказаться на вершине своей, пусть и маленькой, шишки?

Тем не менее вывод, к которому приходят британские журналисты, звучит гораздо более пессимистично. Свободный рынок, который, по замыслу теоретиков экономического либерализма, должен был обеспечить каждого члена общества свободой выбора — какие усилия он может затратить на достижение оптимального для себя уровня благосостояния (а отсюда и счастья), — не слишком оправдал эти ожидания. Зато он действительно предоставляет свободу выбора быть несчастными именно в той степени, которую мы сами для себя определяем. Вот такой специфический английский юмор.