ФРЕСКИ СТОЛЬНОГО ГРАДА

Можно ли доказать легенду? Мне тут же скажут: ваш вопрос некорректен. Она, как и аксиома, не нуждается ни в каких доказательствах. Что ж, возразить здесь нечего. Хотя, с другой стороны, жизнь сплошь и рядом дает болезненные щелчки здравому смыслу. Как тут не вспомнить бессмертные строки Шекспира:

«Гораций, в мире много кой-чего,

Что вашей философии не снилось».

Оказывается, и легенду можно подкрепить строгими научными фактами, и вчерашнюю незыблемую истину сегодня вдруг начисто опровергнуть. Но самое удивительное заключается в том, что неожиданные находки в истории происходят сейчас, пожалуй, не реже, чем в физике. И пусть они касаются лишь частных деталей. Что из того? Здание строится из отдельных кирпичей.

Сегодня мне хочется рассказать о нескольких «автографах», дошедших из глубины веков. Они исполнены разным почерком, но, без сомнения, придают портрету Древней Руси и ее стольного града куда большую живость.

Витязь под рентгеном

Об этой удивительной работе я узнал в гостеприимном доме двух киевских ученых-рентгенологов — профессора Василия Милько и профессора кафедры лучевой диагностики, лучевой терапии и радиационной медицины Киевского медицинского университета Татьяны Топчий. Здесь совершенно по-будничному, в сугубо домашней обстановке — за чашкой чая с пирогом, который испекла сама хозяйка, мне рассказали об уникальном исследовании.

Но прежде Татьяна Владимировна разложила на столе несколько рентгеновских снимков. «Они вам о чем-нибудь говорят?» — спросила она с улыбкой. Я честно признался, что почти ни о чем. На первый взгляд, это были вполне тривиальные рентгенограммы, с помощью которых специалист легко определяет, чем страдает пациент или, скажем, каково состояние его эндокринной системы. Вся соль, однако, заключалась в том, что больные жили много веков назад: на лежащих передо мной снимках были запечатлены фрагменты мумий Киево-Печерской лавры.

Для их изучения несколько лет назад была создана специальная комиссия, в состав которой входили судебные медики, анатомы, рентгенологи, биохимики, гигиенисты, биологи и даже энтомологи. Группу ученых возглавила заведующая кафедрой судебной медицины Киевского медицинского университета профессор Ириада Концевич. Перед учеными стояла цель: применив самые современные научные методы, идентифицировать мощи с историческими лицами, чьи имена значатся в монастырских книгах, изучить условия, в которых содержатся мумифицированные трупы. Исследователи должны были определить, какие меры следует предпринять, чтобы знаменитые лаврские мощи могли сохраняться еще долгие годы.

Одну из рентгенограмм Татьяна Владимировна поднесла к настольной лампе. «На этом снимке вы можете увидеть позвоночник летописца Ипатия, страдавшего тяжелым остеохондрозом, — сказала она. — Мы-то считаем данный недуг чем-то вроде спутника цивилизации, а, между тем, люди, жившие девять веков назад и, пожалуй, потреблявшие мяса намного меньше нас, да к тому еще строго соблюдавшие посты, страдали им так же, как мы».

Другой человек, чьи мощи исследовали ученые, — Никон Сухой — прежде, чем стать монахом, был знаменитым воином и участвовал во многих сражениях. В Киево-Печерском патерике или сказании о жизни и подвигах святых угодников Киево-Печерской лавры о нем говорится: «Половчанин обрезал ему икры, чтобы не мог скоро ходить... Истек кровью, сгнил от ран и иссох». Так вот, специалисты выяснили, что его коленные суставы резко изменены. Левый, действительно, не действовал. Иначе говоря, все записанное в патерике отвечает истине: он и впрямь был «сухим».

Но особый интерес ученых вызвала мумия легендарного богатыря Ильи Муромца. Очевидно, героем народных сказаний был вполне реальный человек, который, по всей вероятности, жил в княжение Владимира Красное Солнышко (в конце Х — начале ХI вв.).

В 1643 году богатырь был канонизирован православной церковью. Гробницу с его прахом перенесли в Киево-Печерский монастырь (раньше, согласно некоторым историческим документам, его тело покоилось в киевском Софийском соборе). Чтобы как-то оправдать появление останков этого человека в лавре, отдельные историки утверждали, что перед смертью он, мол, постригся в монахи. Но в народных сказаниях неизменно подчеркивалось, что Илья Муромец погиб в бою. Кому же верить? Как оказалось, легендам. Приведу короткую выдержку из научного отчета, свидетельствующую, что витязь, очевидно, погиб от смертельного удара в сердце, от которого он пытался защититься рукой: «На передней поверхности грудной клетки — слева, в области пятого межреберья, обнаружена продолговатой формы рана, проникающая в грудную полость. Такой же формы рана расположена на тыльной поверхности левой кисти. Она проникает через всю ее толщу...»

Но еще более удивляет, что Татьяна Владимировна Топчий и Василий Иванович Милько обнаружили ярко выраженные изменения в пояснично-крестцовом отделе позвоночника мумии. Это позволяет предполагать, что Илья Муромец в течение какого-то времени не мог ходить и был прикован к постели. А теперь давайте вспомним легенду. Там говорится, что богатырь болел и пролежал 33 года, после чего выздоровел и отправился сражаться с врагами.

И еще один чрезвычайно любопытный факт. При рентгеновском исследовании мумии ученые выяснили, что витязь страдал редко встречающимся заболеванием гипофиза, которое проявляется так называемым акромегалоидным синдромом, ставшим причиной характерного изменения его внешнего облика. У легендарного богатыря, по мнению профессоров Топчий и Милько, были огромные стопы ног и кисти рук. А на его большом, широком лице выделялись крупный нос и выпуклые губы...

Что же, сказание об Илье Муромце — легенда или такой человек существовал в действительности? Мне кажется, убедительный ответ на этот вопрос дали киевские ученые-медики.

Был ли «главный архитектор» в древнем Киеве?

Как-то в самом центре украинской столицы — на Старокиевской горе мне довелось стать свидетелем любопытного диалога между экскурсоводом и любознательным молодым человеком из группы, приехавшей сюда на экскурсию.

— Здесь стояло древнейшее каменное сооружение Киева — дворец княгини Ольги, построенный еще в Х веке, а позже тут находились палаты других князей, правивших в стольном граде, — рассказывал гид.

— В каких же домах жили тогда простые горожане? — поинтересовался один из парней.

— К сожалению, должен вас разочаровать, — ответил экскурсовод. — Не в домах, а в убогих полуземлянках. — И он начал скучно говорить об эксплуатации человека человеком, которая, конечно же, существовала и в те далекие времена — в эпоху феодализма...

Согласно распространенному еще сравнительно недавно представлению о застройке древнего Киева, стольный град являл собой россыпь убогих полуземлянок, среди которых возвышались лишь храмы да княжеские дворцы. Жестокий удар по этой концепции нанесли в начале 70-х годов обнаруженные на Подоле при прокладке линии метрополитена деревянные срубы, относящиеся к периоду Древней Руси. Позднее остатки таких же домов археологи нашли и в верхней части города — в районе Львовской площади. Эти срубы еще в ХI—XII веках уничтожил пожар — одно из самых страшных бедствий в тесно застроенном деревянном городе. Собственно, ученые раскопали ту их часть, которая была углублена в землю и служила вспомогательным хозяйственным помещением, — так называемый подклет. В свое время такие подсобки сыграли с археологами злую шутку. Их принимали за само жилище. Ведь тут находили многие вещи, принадлежавшие хозяевам дома, — орудия труда, посуду, украшения. Из-за этого следовал вывод: древние киевляне жили в тесных полуземлянках. А между тем находки, сделанные в подклетях, объясняются совсем по-другому. При пожаре сюда обрушивалось перекрытие вместе со многими вещами, находившимися в доме...

В районе Львовской площади ученым удалось раскрыть не отдельный сруб и даже не усадьбу — целую часть улицы. У них появилась реальная возможность изучить особенности застройки внушительного района, получить ценнейшие данные о быте его жителей. Как же выглядела киевская улица 900 лет назад? Подобно улицам других средневековых городов, она была неширокой — 3,5 метра. Вдоль дороги обнаружены следы вымостки из колотых бревен. Сверху поперек них укладывалась еще одна деревянная вымостка — из толстых досок. Как тут не вспомнить и гоголевский Миргород, с его огромной лужей и великое множество других провинциальных городов, на немощенных улицах которых еще в начале нынешнего века прохожие утопали в грязи, да что там греха таить, — и некоторые наши сегодняшние райцентры...

Как же, согласно последним представлениям, выглядел древний Киев? Был ли в стольном граде «главный архитектор»? Застраивался ли город по определенному плану или хаотически, как придется? По мнению крупного знатока истории Киевской Руси, директора Института археологии НАН Украины академика Петра Толочко, древний Киев имел определенную систему застройки и, как мы теперь говорим, модульную планировку. В роли архитектурных доминант выступали Софийский собор, Десятинная церковь и другие храмы, которых здесь было немало. Что же касается «главного архитектора», то, хотя и существовали специалисты — «городники», им скорее всего являлся сам великий князь. Очевидно, у верхнего города была четкая радиально-кольцевая планировка. От ворот в оборонительных валах, опоясывавших Киев неправильным кругом, улицы сбегались к центру — Софийскому собору. Ну, а на Подоле планировка в значительной степени зависела от особенностей рельефа.

Углы древнерусских домов оказались ориентированными по сторонам света. Киевские зодчие уже в те далекие времена старались, чтобы в жилое помещение проникали солнечные лучи. В каждом доме была печь. В беднейших жилищах ее топили «по-черному»: дым выходил в помещение. В домах, принадлежавших средним и зажиточным киевлянам, печи строили с дымоходом. Спали горожане на просторных полатях. Их имущество хранилось в деревянных сундуках. В богатых домах окна, вернее круглые оконницы, были остеклены. В тех, что победнее, стекла заменяли тщательно выделанные бычьи пузыри.

При раскопках древних жилищ археологи нередко находят довольно сложные замки особой трубчатой конструкции, причем нередко с секретом. Можно предположить, что это — изобретение киевских мастеров. Во всяком случае, в тех странах, где их применяли, такие замки назывались русскими. Очевидно, с одной стороны, нашим предкам было что запирать. А с другой, уже и тогда, к сожалению, встречались люди, от которых нужно было получше прятать добро.

В некоторых средней руки домах ученые нашли костяные шахматные фигуры, например, шаха (короля), лодию, а также шашки и медные пластинки для книг. Значит, среди жителей города были и шахматисты, и книголюбы.

Так ученые опровергли устойчивое заблуждение об убогих полуземлянках. Сейчас, пожалуй, уже всем ясно, что наши предки жили в добротных деревянных домах, некоторые из которых были даже двухэтажными. Теперь стало понятным, почему современники считали Киев одним из самых благоустроенных городов средневековой Европы.

Меч на экспертизе

Этот клинок экспонировался в историческом музее много лет, не привлекая особого внимания специалистов, которым было известно, что его нашли на Полтавщине еще до революции, а изготовлен он в конце Х — начале XI веков. Вот, пожалуй, и все. Впрочем, ученые отмечали еще одно обстоятельство: своей формой он напоминал норманские мечи. Подобное оружие нередко находили в древнерусских могильниках. Историки полагали, что оно не местного происхождения. Славяне, утверждали они, делать такие мечи не умели. На них и впрямь нередко находили иноземные имена, начертанные латинскими буквами...

К счастью, древний булат заинтересовал ленинградского археолога Анатолия Кирпичникова, считающегося ныне крупнейшим авторитетом в своей области. Ученый приехал в Киев, чтобы познакомиться с музейной коллекцией древнерусского оружия. Трудно сказать, почему его внимание привлек именно этот экспонат. Может быть, тут дело в особой интуиции. Ведь всеразрушающее время превратило грозный меч в изъязвленную ржавчиной полоску металла. Чтобы предположить, что на ее поверхности есть какая-то надпись, нужно было обладать смелым воображением. Кирпичников им обладал.

Археолог тщательно очистил то место клинка, где, по его мнению, могла быть надпись, а затем обработал металл специальными веществами. И века отступили. Сначала ученый начал различать лишь отдельные линии. Затем они закруглились в выступающие из небытия буквы. Но это была не латынь. Исследователь увидел кириллицу! Данное обстоятельство и само по себе уже являлось сенсацией. Но требовалось еще установить, что именно написано на клинке. Причем сделать это с документальной точностью, без каких бы то ни было допущений. И тогда по просьбе Кирпичникова Институт археологии Академии наук Украины обратился в Киевский научно-исследовательский институт судебных экспертиз.

Криминалисты подвергли поверхность меча длительной обработке. А затем специальные методы фотосъемки позволили получить четкое изображение надписей. Я не оговорился, их оказалось две. С одной стороны клинка было выведено: «Людина», с другой: «коваль». Древний мастер оставил на своем изделии метку — собственное имя. Причем эти буквы нельзя было начертать на уже готовом мече. Секрет заключался в том, что инкрустированные надписи были выполнены дамаскированной проволокой, утопленной в металл при высокой температуре. Выходило, что «скандинавский» меч сработал древнерусский мастер — коваль Людина.

Подобные мечи в «Слове о полку Игореве» называются харалужными. На темно-стальном фоне клинка змеились светлые буквы — имя мастера. Не одного врага Руси покарал меч коваля Людины. Может быть, наши предки сражались им с печенегами, а может, разили половцев.

Надписи на этом клинке — одна из древнейших вещевых меток, обнаруженных в Украине. До нас дошел «автограф» обычного ремесленника. Кроме того, открытие позволяет судить о высоком мастерстве оружейников. Чтобы изготовить подобный меч, нужно было владеть секретом знаменитой булатной стали. Есть все основания считать, что меч коваля Людины сделан в Киеве...

Вот как много интересного поведал лишь один старый клинок. Уверен, если столь же внимательно приглядеться и к другим вещам, выставленным в наших музеях, можно узнать немало неожиданного о своих предках — их быте, мастерстве и культуре. Расскажу еще одну такую историю.

Автограф мастера Максима

Поскольку колты вышли из моды несколько столетий назад, широкой публике их название незнакомо. Это украшение подвешивалось к ленте, идущей вокруг головы. Внутри оно было полым. Сюда наливали различные благовония. Колты считались непременным атрибутом богатого женского убора. Как же они выглядели? Представьте себе матовую желтизну золотой поверхности в сочетании с удивительно нежными тонами эмали, которой покрывалось стилизованное изображение горлиц. Птицы, украшающие изделие, были выполнены в технике перегородчатых эмалей, поражающих воображение гаммой изумительно чистых прозрачных красок.

Но это еще не все. Древний мастер украшал свое изделие золотой зернью — мельчайшими капельками расплавленного металла, видными только в сильную лупу. Наши специалисты микротехники многое отдали бы, чтобы узнать, как он это делал. Ведь даже для них было бы чрезвычайно сложным наплавить столь мелкие шарики металла, сохранив при этом их форму, да так, чтобы они не слиплись боками. Недаром современники ставили ювелирное искусство Киевской Руси на одно из первых мест в мире.

Но вот что интересно. Почти в ту же самую эпоху — ну, может быть, несколько позже — киевские мастера делали и другие вещи. Археологи нашли немало их при раскопках. Эти украшения намного скромнее. Для них ювелиры использовали дешевые сплавы свинца с бронзой или серебром. Серьги такого типа можно увидеть в музеях. На первый взгляд кажется, что они тоже покрыты зернью. Но это лишь имитация. Вместо шариков здесь лишь бугорки. И не наплавленные, а отлитые вместе с самой серьгой. Подобным же образом делались и другие вещи — браслеты, колты. По форме они напоминают золотые шедевры, найденные в богатых кладах. Только эти литые украшения проще и дешевле.

Чем же объяснить появление столь скромной продукции? Может быть, пришло в упадок блистательное искусство древнерусских ювелиров? Нет, ученые считают, что причина в другом. Богатые золотые вещи — это, так сказать, индивидуальный заказ. Их делали для князя и его окружения. Но быстро расширяющийся рынок потребовал от киевских ювелиров наладить «массовое производство». Иными словами, возник большой спрос на украшения, доступные рядовым горожанам. Так у «кузнецов по меди и сребру» появились имитационные литейные формочки.

Большую партию их археологи нашли на Старокиевской горе, где, очевидно, находилась крупная ювелирная мастерская. Причем на одной из обнаруженных здесь формочек ученые увидели надпись. Буквы, нацарапанные каким-то острым предметом и расположенные в две строки, читались: «Макосимов». То есть формочка Максима (очевидно, ее древнее название было мужского рода). Таким образом, историки не только нашли место, где жил и работал мастер, но и узнали его имя.

На этом, однако, сюрпризы, преподнесенные исследователям в мастерской Максима, не закончились. От одной из литейных формочек они нашли тут лишь половинку. Другая словно канула в воду. Самые тщательные поиски ничего не дали. Ее обнаружили лишь спустя много лет совсем в ином месте. Она пролежала почти семь столетий в тайнике, устроенном в Десятинной церкви, и была найдена вместе с другими формочками при раскопках фундаментов древнего храма. Каким же образом она там очутилась?

Чтобы решить эту загадку, ученые обратились к летописи — событиям 1240 года. «И взошли татары на стены, — повествует она потомкам, — и сидели день и ночь. Горожане же построили новую стену вокруг святой богородицы (она же Десятинная церковь. — Д.К.). На следующее утро битва началась снова. И была брань между ними великая. Люди же сбежались в церковь. И на коморы церковные с добром своим. От их тяжести стены рухнули и взят был град татарами». В этих летописных строках заключался ответ на вопрос историков. Среди тех, кто погиб в Десятинной церкви, был и ювелир Максим. Спасаясь от врагов, он захватил с собой самое ценное имущество мастера — литейные формочки.

Та, на которой Максим оставил потомкам свой автограф, сейчас хранится в Киевском историческом музее, где эта вещь — один из рядовых экспонатов. А ведь за ней жизнь человека и история его родного города — великого древнего Киева, с которым наши судьбы связаны сегодня столь же тесно, как семь веков назад судьба ювелира Максима.