Взяться за перо, которым уже раз писалось в «Зеркале недели» (22.12.2001 г.) о рыцаре украинской независимости наказном гетмане Левобережной Украины Павле Полуботке, меня заставила лихая реприза О.Гаврюшина, старшего преподавателя истории из Днепропетровского университета. Название его — «Дурень думкою багатіє, или Почему завещание Полуботка не могло быть написано в принципе» («ЗН», 2. О3. 2002 г.). Есть что-то безоглядно залихватское в том, как он препарирует мою публикацию «Детектив с гетманским золотом», где излагаются две истории. Одна — связанная с картиной В.Волкова, где изображено посещение в Петропавловской крепости опального гетмана его палачом Петром І. Вторая — это версии разгадывания тайны сокровища Полуботка, по преданиям, спрятанного когда-то в Bank of England.
Мой язвительный оппонент то скромно характеризует себя как «профессионального историка», то готов поболтать со мной как «художник с художником». Видно, «художник» все-таки возобладал. Вон какого сюрреализма наворотил… Цитирую: «Курица с павлиньим хвостом и оленьими рогами, которая охотилась на собак». Брр…
Можно было бы, конечно, и не отвечать «историку-художнику», если бы речь шла лишь о невнимательном прочтении моего текста, неточностях или даже передергивании. Они более чем очевидны, для этого стоит лишь сопоставить пять его скрупулезно пронумерованных претензий с соответствующими местами моей статьи.
Например, он с пафосом восклицает: «Скажите, каким образом в этой англо-бразильско-украинской истории всплывает Женева? Доказывать надо в Лондоне!» Посмотрите, что написано у меня всего абзацем выше: «Зарубежная печать делала предположения: власть в СССР, наверное, считает, что теперь у нее шансов выиграть дело, скажем, через Международный трибунал в Женеве (здесь и дальше подчеркивания мои. — И.М.) больше, чем в 1922-м». Если объяснение относительно Женевы не устраивает нашего историка, пусть бы свои вопросительные и восклицательные знаки адресовал не мне, а упомянутой печати.
Или такое: «В статье И.Малишевский утверждает, будто Остап Полуботок отправился после смерти отца в Марсель к Пилипу Орлику». Не верьте — ничего подобного я не утверждаю! Позволю себе самоцитату: «Потом надолго переберется на юг Франции к Марселю. Почему именно сюда? Так как отсюда ближе к сокровенной цели… Ведь в Париже живет Пилип Орлик».
Устами В. Ульяновского (сборник статей «Володарі гетьманської булави»), О. Гаврюшин утверждает: «Орлик, очевидно, ніколи не був у Франції», а с 1722 г. целых 12 лет пробыл в Салониках, то есть в Греции. Этому он поверил безоговорочно. Но же есть и другие данные.
Из энциклопедической справки про П.Орлика:
« С 1714 находился в Швеции, Германии, Польше, Франции, Турции, старался подбить их правительства на вооруженную интервенцию против Рос. гос-ва» (УРЕ, том 8, стр. 59). Как видим, Франция есть, а вот Греции Ульяновского нет.
И снова предубежденность: для чего-то понадобилось напускать тумана, какая же, мол, копия письма Полуботка была на руках у его потомка рукописная? Тогда чьим почерком? А может, фотографическая? Неужели что-то не то со зрением? У меня же сказано предельно четко: «Это, господа, всего-навсего фотокопия».
Далее мой критик, нафантазировав этих догадок или обвинений, хочет вразумить недотёпу-автора: «Значит, ее достоверность должна подтвердить экспертиза». А я, вишь, не додумался. Разуйте, сударь, глаза: «Надо еще доказать ее [копии] аутентичность». Я так и написал.
У меня, например, сказано, что объявление о розыске потомка Полуботка появилось «в одном украинском журнале в Южной Америке». «В одном» — т.е. в каком-то из журналов, названия которого упомянутый мной парижский исследователь не дает. Перо же «профессионального историка» производит фокус: «единожды опубликован в одном жалком диаспорном журнале».
Так и подмывает сказать по-простому: коль недослышит, так переврёт. Когда бы так! Фокус понадобился, дабы поставить под вопрос сам факт публикации: «Если бы консулат СССР действительно разыскивал гражданина Полуботка, то такое объявление было бы напечатано несколько раз и во многих газетах, озвучено радиостанциями…» А чтобы читатель еще больше проникся недоверием, украинский журнал ни с того ни с сего бранно назван «жалким». Сей приемчик напомнил что-то призабытое, когда ругательными эпитетами бойцы идеологического фронта награждали любое диаспорное издание, называя даже не газетой, а «рептилькой», чье место на «свалке истории». А как вам нравится такой перл — «гражданин Полуботок»? Утонченная у преподавателя университета милицейская лексика, не так ли?
Словом, имеем достойный образец полемики в соответствии с научной методологией, которую в начале репризы так горячо наобещал нам автор.
«По правилам исторической науки сей факт не может приводиться в качестве доказательства», — отчитывает он меня за то, что я не даю названия того журнала (на самом деле этого не делает парижский исследователь). Неужто трудно понять, что моя публикация не научный трактат? Я стремился приблизить читателю героическую фигуру опального гетмана, надолго вычеркнутую официозной имперской историографией из нашего прошлого. Его не сломили ни заточение в каменном мешке петербургской крепости, ни пытки, ни жуткий визит Петра І, которому Лев Толстой дал убийственную характеристику: «Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь 1/4 столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живых в землю, заточает жену, распутничает, мужеложствует... сам забавляясь рубит головы». И у этого всемогущего монстра обреченный, смертельно больной гетман выиграл моральный поединок, ибо превыше всего ставил свободу и государственную независимость своего народа, заботился о его будущем. Все это рассказывается на фоне почти детективной истории с поисками завещанного Украине гетманского золота. С гипотезами, версиями, легендами, тайнами, догадками, которыми за века обросла эта волнующая история.
Только предвзятый глаз не заметит, что на протяжении всей публикации я все время предостерегаю относительно самого существования сокровища Полуботка. «А были ли бочки с казацким золотом?»; «Если все это правда...»; «Одни полагают, что переправленные в Лондон две бочки казацкого золота — не более чем миф, передаваемая из поколения в поколение захватывающая легенда»; «Власть в СССР верила, что золото Полуботка в Англии не легенда» — всего и не перечесть. И ставлю больше вопросительных знаков, чем утверждаю.
Но всего этого не замечает мой оппонент. Или делает вид, что не замечает.
Можно было бы, повторяю, и не отвечать пылкому критику, если бы не одно обстоятельство. Мне совершенно ясно, что мою публикацию он использовал лишь как повод. Ибо за этим просматривается совсем другая цель. Любой ценой ему припекло доказать, что не только завещания Полуботка не могло быть в принципе, а что в то время в принципе не могло быть и речи о независимой Украине. Ментальность, мол, не та. Единственное, что могли украинцы, — только подставлять покорные шеи под чужое ярмо. «Это, — гордо декларирует господин Гаврюшин свою, так сказать, научную объективность, — веление того времени, нормальный процесс становления абсолютизма».
О том, каков он, этот «нормальный» процесс, немного позже. А сейчас обратим внимание на два утверждения: «Монархом может стать только человек, в котором течет хотя бы капля монаршей крови, да и еще помазан должен быть на коронации высшим церковнослужителем — Папой или патриархом». И далее: «В тогдашней Украине не могло быть ни независимого государства, ни своего короля. Никто из украинской шляхты не имел в себе королевской крови».
Но разве «профессиональный историк» не ведает, что прецедент в истории Украины-Руси уже был? В 1253 году Папа Иннокентий ІV помазал князя Данила Галицкого в короли. А Галицко-Волынское княжество было прямым наследником могущественного средневекового государства — великокняжеской Киевской Руси (посему Данило Галицкий обладал еще и титулом князя Киевского) и почти на два столетия продолжило на наших автохтонных землях традицию государственности.
И напротив — сколько капель монаршей крови текло в жилах, скажем, царя Бориса Годунова? В период становления абсолютизма должны же были династии с кого-то начинаться? Романовы, к примеру, до 1613 года были просто боярским родом. И лишь с Михаила Федоровича, избранного царем на Земском соборе, они стали правящей династией. Со смертью Петра ІІ (1730) династия Романовых прекратилась в прямом мужском поколении, а вскоре, после Елизаветы Петровны (1761), — и по женской линии. Следующие, от Петра ІІІ до Николая ІІ, русские самодержцы (напрасно искать в некоторых из них русскую кровь) из Гольштейн-Готторпов в один момент превратились в Романовых — из провозглашенного Петром І императорского дома.
Но не в этом, в конце концов, дело.
По г. Гаврюшину, Николай Костомаров — «лучший украинский историк». Вероятно, академик М.Грушевский хуже, так как всячески отстаивал самостоятельность Украины, а Костомаров восхвалял Хмельницкого за союз с Россией (Шевченко же за это Богдана порицал). Кстати, именно Костомаров ввел в научный оборот термин «христианская казацкая республика». Известно, что казацкая республика — Гетманщина — имела все признаки государственности: свое правительство, свои законы, свое судопроизводство, войско, внешние сношения с иностранными государствами. Во времена, когда в Европе правили короли и великие герцоги, в Украине гетманы получали булаву не в наследство, а избирались, так сказать, поименным голосованием. И были они подотчетны, в любой момент могли потерять власть, если так присудит голосование. Тогда почему такой видит украинскую ментальность преподаватель из Днепропетровска: «Представить себе жизнь без монарха они не могли»?
После Переяславской рады хорошо видно, что такое «нормальный», по Гаврюшину, процесс создания абсолютизма — за счет подавления украинского вольнолюбия. А еще в течение целых столетий кровь, моря крови, уничтожение соседних народов, беспрерывные войны за расширение территории, за покорение Сибири, Кавказа или Средней Азии — национальное угнетение, унижение, выкорчевывание языка, ассимиляция. (Желающим узнать об этом подробнее рекомендую насыщенную множеством фактов и документов книгу Евгения Гуцало «Ментальность орды».)
Любопытно обосновывает наш «историк», почему в завещании Полуботка не могло быть и речи о независимом Украинском государстве. По его мнению, происхождением терминов «народный суверенитет», «автономия», «независимость», а заодно и «политические права и гражданские свободы» мы обязаны исключительно Западной Европе конца ХVІІІ ст.». Да и не могли появиться такие понятия у православного населения, — восклицает он. — Менталитет не тот». А тем временем в названии им же цитируемого документа П.Орлика черным по белому начертано: «Права и свободы Запорожского войска».
Господин Гаврюшин столь горд своим открытием, что может свысока смотреть на Конституцию Орлика, позволить себе принизить ее значение. «Сразу же обращаю внимание, что это «законы и вольности» не Украины, не народа Украины, а лишь одного сословия — казачества!» Странная все же аберрация зрения: сам же цитирует этот документ, где П.Орлик высказывается однозначно: «наша родина».
«Привилегии, а не независимость Украины и пыталась защитить в Конституции казацкая старшина. Вот чего хотели и Мазепа, и Орлик, и Полуботок».
Приехали. Наш университетский историк, по сути, повторяет своих предшественников советско-имперских времен, которые (обращусь к цитате из своей статьи) формулировали круто:
«На самом деле, выступая против ограничения царизмом полит. автономии Украины, П. [Полуботок] стремился укрепить привилегированное полит. положение укр. старшины и обеспечить за нею монопольное право угнетать нар. массы Украины».
Это какое у нас нынче, господин профессионал, тысячелетье на дворе?..