Эксперт по правам ребенка Людмила Волынец: «Хорошие истории есть. Но не все их можно рассказать, — предыстория слишком трагична»

30 сентября Украина в 13-й раз отмечает День усыновления. Праздник был учрежден 27 ноября 2008 года на первом и единственном Форуме усыновителей. 

К сожалению, с тех пор ни одной украинской власти не удалось сделать государственным приоритетом ребенка и семью. На протяжении последних 10 лет количество усыновлений постоянно падало. В 2009-м, когда страна впервые отметила День усыновления, украинцы усыновили 2381 ребенка, а иностранцы — 1426. В 2020-м — 986 и 248 соответственно, т.е. в целом в три раза меньше.  

Не лучше обстоят дела и с альтернативными формами устройства детей в семью — приемными семьями и детскими домами семейного типа (ДДСТ). В 2020-м перестали функционировать 288 приемных семей, на смену им пришла лишь 171. Закрылся 61 ДДСТ, создано было 82. Количество детей, воспитывающихся в этих семейных формах, увеличилось всего на 431 ребенка. 

И не потому, что детей, нуждающихся в семейном устройстве, в Украине стало значительно меньше, как утверждает Минсоцполитики. Увы, в силу ряда причин официальная статистика не отражает их реальное количество. А потому, что процессы устройства ребенка в семью тормозятся искусственно, считает эксперт по правам ребенка Людмила Волынец, с которой в этот день мы говорим о грустном — о накапливающихся в сфере проблемах, которые никак не решаются.

Людмила Волынец

— Людмила Семеновна, детей в Украине рождается меньше. Становится ли меньше тех, которые в силу разных причин теряют родителей и подлежат усыновлению?

— Уменьшение рождаемости у нас действительно катастрофическое. В 2010–2013 годах на свет появлялось более 500 тысяч детей в год. В этом году, по прогнозам, 250–270 тысяч.

Но от этого количество детей, имеющих ненадежных родителей (которые не выполняют своих функций) или же таких, которых нужно было бы лишить родительских прав, не становится меньше. 

Не стоит ожидать уменьшения количества детей без родителей, когда в стране увеличивается смертность населения трудоспособного возраста; когда возрастает преступность, а значит и количество отбывающих наказание. И если увеличивается количество детей с одним родителем, то это означает, что путь такого ребенка к сиротству в два раза короче, чем у имеющего обоих зарегистрированных родителей. 

Ребенок без родителей — всегда производная от качественного состояния взрослого общества, а не количественного, как утверждает Минсоцполитики, считая, что если снижается рождаемость, то уменьшается и количество детей-сирот и лишенных родительской опеки. Сиротство — более интегрированный показатель. Это последствие процессов во взрослом обществе, которые приводят к отстранению от родительских обязанностей.

К сожалению, реальной статистики по количеству детей-сирот и лишенных родительской опеки нет. Дети годами ждут решения суда, переходят из одного учреждения в другое, содержатся в больницах по социальным показателям. Официальная статистика учитывает только тех, кого государство признало сиротами или лишенными родительской опеки. 

— Самые желанные для усыновителей дети — маленькие. Увеличивается ли количество малышей, от которых матери отказываются в роддоме? Учитывая, что на сущестующие много лет причины отказов наложилась еще и пандемия с ее последствиями. 

— Точной цифры у меня нет. Но знаю, что она в пределах 350–400 детей. Это то, что фиксируется как отказы. 

До 2000 года детей-отказников ежегодно было около двух тысяч. Почему? Дело в том, что до 2004 года женщина могла написать в роддоме заявление о том, что отказывается от воспитания ребенка и не возражает против его усыновления другими лицами. Отсюда шел учет детей, от которых отказались родители. 

С 2004 года ситуация изменилась. Женщины, которые не хотят воспитывать своих детей, пишут заявление о том, что не будут забирать их из медицинского учреждения. Теперь это касается не только новорожденных. Эту статистику никто не ведет. 

Есть также ситуации, когда женщина, родив, убегает, не оставив никакого документа. Или же поступает в роддом без документов. И тогда в медицинских записях значится имя, которое женщина посчитала нужным назвать. То есть сейчас этот показатель более сложный, и фиксируется далеко не все. 

Сегодня учет новорожденных, от которых отказались в роддоме, ведется в основном в контексте «пакетов малыша». При этом считается, что количество отказов уменьшилось благодаря данной инициативе. 

Для меня это — манипуляция определенными жизненными обстоятельствами и документами. Официальной информации о том, сколько детей теряют родителей в связи с тем, что те не хотят их воспитывать, нет. 

Было бы хорошо, если бы государство считало, сколько родителей ежегодно дают согласие на усыновление их детей другими людьми. Такой статистики тоже нет. 

— Сколько детей в Украине не устроены в семьи и подлежат усыновлению, согласно официальной статистике?

— Это интегрированный показатель. Все зависит от темы разговора. Статус детей-сирот и лишенных родительской опеки, по статистике Минсоцполитики, имеют 68 тысяч детей. Но на учете по усыновлению пребывают лишь более 11 тысяч детей. Дело в том, что, согласно законодательству, если ребенок находится под опекой, и опекун не хочет, чтобы его усыновили, то может не дать согласия. 

Опека, по данным Минсоцполитики, как правило, родственная. То есть когда дети осиротели не вследствие асоциальности родителей, а, например, в результате их смерти. 

Под опекой сегодня пребывают около 50 тысяч детей.  

— Но опека бывает не только родственной. Есть много семей, которые берут под опеку не одного, а много детей из разных семей. Являясь по сути родителями-воспитателями ДДСТ, они при этом не получают полагающейся в таких случаях государственной помощи. В чем логика?

— Семейный кодекс — очень маленький по объему закон в сравнении с другими. Но очень глубокий. В его нормах заложено требование к качеству принятия решения о том, какая форма устройства лучше для ребенка — усыновление, опека, приемная семья, ДДСТ.

Но у этого есть и другая сторона — возможности государственного служащего, принимающего такое решение. Очень часто возможности качественного решения по ребенку обрезаны. Например, нет желающих взять под опеку, а семья ребенка — глубоко асоциальна. И иногда государственному служащему бывает просто удобно «достать» троюродного дядю и быстро оформить опеку. 

У нас сегодня немногим более 1400 территориальных громад. Все ли они имеют приемные семьи, ДДСТ и свободный ресурс, чтобы устроить туда ребенка? 

Должно сойтись два качества — понимание проблем ребенка и поиск наилучшей формы. И эта наилучшая форма должна быть у органа опеки и попечительства, принимающего решение. Если есть желание действовать в интересах ребенка, но устроить его некуда, то лучшие интересы ребенка никогда не будут обеспечены. Нужно смотреть на вещи реально.

Сегодня есть серьезная проблема. С одной стороны, количество приемных семей и ДДСТ уменьшается. С другой — увеличивается количество детей-сирот и лишенных родительской опеки, не признанных таковыми государством. Это приводит к тому, что почти в каждой приемной семье и ДДСТ мы находим детей, которые устроены в эти семьи без статуса и финансового обеспечения. Таких детей некуда больше устроить, и они живут за счет других детей, которых государство признало и платит деньги. 

Очень часто орган опеки и попечительства считает, что ему выгоднее оформить ребенка под опеку, потому что не нужно осуществлять социальное сопровождение и нет обязанности оплачивать услуги опекуна.

Так происходит потому, что в центре не видят реального положения дел, не понимают, что происходит, и не хотят регулировать законодательство под возникающие ситуации. Например, под судебную реформу, которая резко затормозила рассмотрение гражданских дел, в том числе по приобретению детьми статуса лишенных родительских прав или по усыновлению. 

— Сколько все же у нас детей маленького возраста, здоровых и без большого количества братьев/сестер?

— Традиционно детей в возрасте до пяти лет, здоровых и по одному, по всей стране — не более пары десятков. Почему? Нужно понимать, как ребенок теряет родительскую опеку, за исключением случаев смерти родителей. Например, из-за отказа матери забрать его из медучреждения и т.д. 

От момента, когда ребенок реально теряет семью, до момента, когда он появляется в базе на усыновление, проходит минимум два года. а иногда — вся детская жизнь. 

Насколько продолжителен этот период, зависит от эффективности законов, а также от наличия и готовности тех, кто обеспечивает их выполнение. Поэтому, если сегодня только две трети ОТГ обеспечены кадрами, и нет положения о службе по делам детей ОТГ, то это и есть часть объяснения проблемы — почему между тем, как ребенок реально теряет родителей, и тем, как он может быть усыновлен, проходит много времени. 

А у усыновителей своих законы. Условно я делю их на две группы. Тех, кто хочет усыновить как можно более младшего ребенка, таким образом заменяя его рождение. И тех, кто встретил ребенка без семьи и начал мужественно бороться за то, чтобы он получил статус, и его потом можно было усыновить.  

В это же время множество детей в стране проходят такой путь минимум два года, и поэтому их шанс попасть к тем усыновителям, которые хотят самых маленьких, существенно уменьшается. 

К сожалению, система не совершенна. Минсоцполитики громко заявляет, что подал какие-то законопроекты в Верховную Раду. Но, увы, перечисленных нами проблем эти документы не решают.

Например, один из них посвящен тому, что интернатов в стране не должно быть. Хорошая идея. Я тоже ее разделяю. Но по всему тексту документа из законодательства вымарывается слово «интернат» — его не должно быть нигде, ни в каком виде. При этом остается норма закона о том, что если ребенок — подкидыш, то процесс его усыновления (который длится около трех месяцев) можно начать не ранее, чем через два месяца. А где ребенок должен находиться эти пять месяцев? На это автор не обращает внимания. 

И если законодательство по детям построено таким образом, что есть периоды, когда ребенок уже не в своей семье, но еще не в приемной, то тогда вопрос: где он должен быть? Наиболее распространенный ответ — в патронатной семье. Я не против. Тогда в стране их должно быть не менее семи тысяч. Но за пять лет законодательного существования их — всего 220. При том, что ОТГ — более 1400. 

В таком виде, в каком выписано законодательство, патронат не работает. 

— Сколько было усыновлено детей за 2020 год? 

— Украинцами — 986, иностранными гражданами — 248 детей. На треть меньше, чем за предыдущий, 2019-й. Сказались ковид, ограничение доступа кандидатов-усыновителей к детям. — требование к кандидатам в усыновители пройти обучение в то время, как нельзя собираться группам и т.д.

Свежая статистика говорит, что за первое полугодие 2021-го украинцы усыновили 542 ребенка. Я в эти цифры не верю. 

Допускаю, что несмотря на то, что ковид никуда не делся, процедура доступа усыновителей к детям была откорректирована. Но в это время была большая кампания передачи полномочий по детям от райгосадминистраций в ОТГ. И то, что это никак не отразилось на цифре, у меня вызывает сомнения. 

Напомню, пару месяцев назад были ликвидированы управления усыновления в областных службах по делам детей. Их передали областным структурам Нацсоцсервисслужбы. Люди были сокращены и т.д. Статистика же говорит, что это никак не повлияло на вопросы усыновления. 

— Кто сейчас уполномочен заниматься на местах, в тех же ОТГ, вопросами усыновления?

— Никто. Если рассматривать усыновление с момента появления кандидатов в усыновители. Если с момента утратой ребенка семьи, то территориальные службы по делам детей. А они во многих ОТГ созданы чисто формально. Решения приняты, но людей не набирают. И не планируют это делать. Недавно Минсоцполитики официально признало, что в 5% громад вообще не созданы службы. 

Думаю, реально у нас сегодня около 15 тысяч детей не имеют статуса, который должны были бы иметь фактически — их не выявили; суды не приняли решения; некоторые дети уже не в семьях, но годами находятся в санаториях; некоторые без статуса пребывают в приемных семьях и ДДСТ. Мы говорили Минсоцполитики о том, что такие дети есть. Однако нас убеждали в обратном. 

Но когда родители-воспитатели одного из ДДСТ один за другим умерли от ковида, и вся страна переживала за детей, оставшихся без родителей, мы увидели, что в этой семье, без какого-либо статуса и помощи со стороны государства, проживала 15-летняя девочка, у которой нет собственной семьи. 

В каждом случае возникновения ЧП с родителями-воспитателями выяснялось, что у них были неоформленные дети. В тяжелых 1990-х мы называли таких детей «партизанами». Но тогда родители просто забирали их с улицы и приводили домой. А сейчас это происходит по решению службы по делам детей. 

—А количество желающих усыновить детей остается прежним?

— Уменьшается количество детей, попадающих в систему учета. Значительно уменьшается группа детей в возрасте до пяти лет. 

В 2019 году постановлением Кабмина было принято решение об обязательной подготовке кандидатов в усыновители. Но при этом процесс не был организован так, чтобы не препятствовать желанию усыновить ребенка. Все это вместе привело к уменьшению желающих усыновить. 

— Что у нас сейчас с международным усыновлением?

—Межгосударственным. Хотя Минсоцполитики почему-то решило, что оно международное. Эта дискуссия на самом деле не так безобидна. Мы усыновляем детей не между народами, а между государствами, — из компетенции одного государства ребенок переходит в компетенцию другого. 

Межгосударственное усыновление тоже сокращается. И уже давно. Меняются характеристики детей, которых предлагают иностранным усыновителям. Дети либо взрослее, либо с более тяжелыми диагнозами. Нужно понимать, что чем активнее в стране развиваются опека, приемные семьи и ДДСТ, тем меньше будет оставаться детей для иностранного усыновления. 

Но в данном случае этого не происходит. Просто не все дети получают статус. И если дети не входят в систему, то их, в свою очередь, не увидят и иностранные усыновители. 

Кроме того, в прошлом году на иностранные усыновления повлиял ковид и локдауны. 

Но есть и другое. В 2020-м я заметила интересную тенденцию. Национальное усыновление по всей стране уменьшилось на 30%. Уменьшилось и межгосударственное. А вот в Киевской области оно увеличилось в три раза. И очень высоким осталось в Донецкой области. Я попросила Минсоцполитики объяснить, в чем особенность этих регионов. Почему в Киевской и Донецкой областях граждане Украины не усыновляют детей в возрасте 6–11 лет. Жду ответа. 

Недавно в Интернете я нашла рекламу юридической компании, которая за 4 тысячи долларов предлагает гражданам сопровождение в процессах усыновления. Вплоть до постановки на учет кандидатами в усыновители. Тоже за долларовую оплату. При том, что посредническая деятельность в процессах усыновления в Украине запрещена, усыновление осуществляется бесплатно, а сам процесс предполагает непосредственное участие в нем  кандидатов в усыновители. 

Я разместила пост об этом на своей странице в Фейсбуке. У нас нет функции контроля по обеспечению законности. 

Гражданский процесс усыновления — это не криминальный процесс. Это качество. Качественный процесс формализуется плохо.

Родителей, заходящих в процесс усыновления, я называю людьми без кожи. Как правило, это люди очень уставшие в борьбе за право быть родителями. И манипулировать ими легко. Я видела немало тех, кто не столько помогал этим людям стать родителями, скольки вредил им.  

— Недавно Комитет гуманитарной и информационной политики ВР отказался передать полномочия по защите прав ребенка Нацсоцсервисслужбе, рекомендовав вместо этого создать Государственную службу по правам ребенка. Поможет ли создание отдельного органа эффективнее решать задачи?

— Это зависит от того, насколько корректно будут сформулированы полномочия; кто ее возглавит, и какой будет команда; насколько эта структура будет профинансирована. И не только она, а вся вертикаль, которая под ней, потому что никакая структура не будет действовать эффективно, если на местах, там, где живут дети, не будет достаточного количества профессиональных кадров. 

— Есть ли у вас хорошие истории за последний год?

— Их достаточно много в Интернете. Там, где есть успех, — это заслуга людей, работающих с детьми, для детей и с кандидатами в усыновители. 

Моя ниша — влиять на то, чтобы условия работы на местах были логичными и возможными. Потому что сегодня есть нормы, которые просто рвут законодательство на не связанные между собой куски. Поэтому я чаще говорю о проблемах. 

Но хорошие истории у меня есть. Правда, не все их можно рассказать, — предыстория слишком трагична.

Все статьи автора читайте по ссылке