Его Величество Случай

«Времена не выбирают, в них живут и умирают», — сказал некогда поэт. И это непреложная истина. В жизни каждого из нас зачастую решающую роль играет Его Величество Случай. Часто и не замечаем, как при непредвиденной удаче или, избежав нависшую над тобой опасность, произносим ставшую обыденной фразу: «Счастливый случай помог».

Неожиданные встречи, даже мимолетное общение с интересными и незаурядными личностями вовсе не исключение из приятных случайностей, цепко запечатленных в памяти. Такое надолго остается с тобой.

Нечто подобное произошло со мной более шести десятков лет назад.

В нелегкие послевоенные годы, будучи еще старшеклассником, я обычно проводил летние каникулы на подмосковной даче у родственников. Мне, киевлянину, естественно, хотелось побольше повидать в столице. Регулярно посещал музеи и вернисажи, многочисленные театральные постановки и концерты. А в Москве было что посмотреть. Юношеский задор не позволял мне обойти вниманием Центральный стадион «Динамо» и с удовольствием наблюдать виртуозную игру выдающихся мастеров футбола ведущих команд. Ведь у многих на слуху еще было недавнее блистательное выступление московского «Динамо» на футбольных полях туманного Альбиона. Частенько наведывался в редакцию газеты «Труд», находящейся в красивом дореволюционном здании на ул.Горького близ Пушкинской площади, где работал ответственным секретарем мой двоюродный брат Лазарь Лившиц. Вот здесь и представилась возможность наблюдать за тем, как рождаются ежедневные номера одной из самых массовых газет страны.

Еще юношей, в 20-е годы Лазарь ступил на стезю профессионального журналиста, будучи приглашенным в редакцию столичной газеты «Гудок». К этому времени, как известно, там собралась целая группа ярких, талантливых молодых литераторов: Юрий Олеша, Лев Славин, Илья Ильф и Евгений Петров... Сотрудничал с газетой Михаил Зощенко, захаживал сюда недавно приехавший из Украины, набирающий силу поэт Михаил Светлов. Именно здесь у доселе малоизвестной пары сатириков рождался роман «Двенадцать стульев» — немеркнущий во времени шедевр. У начинающего журналиста на всю жизнь сохранились теплые товарищеские отношения с этой выдающейся плеядой писателей. Позже Лазарь перешел в редакцию газеты «Труд», где к концу 30-х годов стал заместителем ответственного редактора. С первых же дней Великой Отечественной войны журналист Л.Лившиц отбывает на Западный фронт военным корреспондентом газеты «Известия». В октябре 1941 года направляется редактором газеты на Калининский фронт, недавно созданный на ближних подступах к Москве. По окончании войны он снова в родной редакции «Труда», но только ответственным секретарем. Наступили тяжелые времена мракобесия — в стране начался многолетний период целенаправленного государственного антисемитизма.

Память же настойчиво возвращает меня в жаркий день московского лета 1948 года. Как-то, когда закончились все бдения по выпуску очередного номера газеты, уставший после ночной работы брат предложил поехать на дачу, отдохнуть. Заглянув по пути в знаменитый «Елисеевский», запаслись необходимой снедью. С загруженными авоськами в руках, по дороге к станции метро «Охотный ряд», на углу проезда Художественного театра, неожиданно встретили Светлова. Михаил Аркадьевич стоял у одного из деревьев, недавно высаженных вдоль главной улицы.

Сразу завязался оживленный разговор о делах текущих, о жизни и прессе, о семье и творческих задумках, о друзьях-товарищах и коллегах, с которыми судьба свела их на трудных фронтовых дорогах... И хотя это был обмен мнениями по весьма животрепещущим вопросам, поэт успевал легко и непринужденно блистать отточенными остротами. Ведь недаром и по сей день ходят легенды о его незабываемых шутках, каламбурах, шаржах и розыгрышах.

Я сразу узнал Михаила Аркадьевича, да и неудивительно. После войны стало обычным помещать в поэтические сборники портреты или фото авторов, а мы, дети войны, ой как охочи были до чтения. К тому времени Михаил Светлов достиг всенародной известности, стал одним из ведущих поэтов страны, автором многих сборников стихов, пьес и великим мастером искрометных пародий и эпиграмм. Еще в довоенные годы его легендарные «Каховка» и «Гренада» облетели необъятные просторы страны. Не меньшую популярность имело знаменитое стихотворение военной поры «Итальянец».

Захватывающая беседа подходила к концу, когда Михаил Аркадьевич как бы невзначай обронил: «А ведь ты, Лазарь, спас мне жизнь. Помнишь октябрь
41-го? Совсем недавно узнал, что та колонна ополченцев, в которой я тогда шагал на фронт, полностью полегла в первом же бою». И сразу заговорил о другом.

Тепло попрощавшись с поэтом, нырнули в метро, спеша скорее добраться к пригородным платформам Белорусского вокзала. Посчастливилось занять сидячие места в переполненном вагоне паровичка. Настал наконец момент выяснить у Лазаря, что все же произошло, о чем вел речь Светлов, о каком спасении.

Под размеренный стук колес и чередующиеся, за окнами красивые пейзажи Подмосковья я услышал необычайную историю, порожденную войной.

— В октябре 1941 года, — поведал мне брат, — наступили самые критические дни обороны Москвы. Гитлеровские войска находились всего в нескольких десятках километров от центра города. В те дни, будучи редактором газеты на Калининском фронте, я был срочно вызван в главное политуправление Красной армии. На Калининском направлении враг достиг района Химок и был совсем недалеко от столицы. Так что, по меркам военной поры, путь от передовой до Москвы на видавшем виды стареньком газике преодолел довольно быстро.

По одной из улиц навстречу на передовую двигалась непривычная взгляду фронтовика внушительная колонна, эдак человек 900, сопровождаемая молоденьким лейтенантом. Это были в основном люди старшего призывного возраста, наверняка необученные, понятия не имевшие о военных премудростях, в большинстве своем без оружия. Они были из тех, кого военные патрули задерживали на улицах, препровождая в пункты-накопители. Ведь действовало недавно введенное осадное положение. Здесь из них в спешном порядке формировались ополченческие части, наскоро пешком направляемые на фронт. Прямо с марша ополченцев бросали в бой, и они ценой своей жизни заполняли бреши в разваливавшейся обороне. А что тогда творилось на фронте, я видел собственными глазами!

Проезжая мимо колонны, видимо, профессиональное чутье журналиста заставило меня окинуть взглядом шагавших. Вдруг мелькнуло столь знакомое лицо идущего в том строю Михаила. Решение пришло мгновенно. Хорошо зная мощь светловского дарования и отчетливо понимая, что в этот трудный час его талантливейшее перо принесет гораздо больше пользы сражавшейся насмерть стране, нежели штык, которым он вряд ли умел орудовать, я резко остановил машину. Молодому лейтенанту, сопровождавшему колонну на фронт, незамедлительно скомандовал: «Ополченца Светлова ко мне!» Подбежавшему и быстро доложившему о прибытии Михаилу приказал занять место в газике, а лейтенанту — доложить командованию части, что М.Светлов поступил в распоряжение ГлавПУРа. К слову, даже винтовки поэт не имел. Ведущий колонну пытался было возражать. Строгим командирским тоном (я в то время был майором) разъяснил: «Лейтенант, с каких это пор в армии младший по званию оспаривает приказ старшего? Пойдете под трибунал. Командованию доложить, куда откомандирован ополченец».

Конечно, настроение недавнего ополченца значительно улучшилось, как только он услышал новость о предстоящем совместном сотрудничестве в редакции военной, газеты. Такая работа была гораздо ближе его поэтическому «профилю». Да и не один год мы хорошо знали друг друга.

Возвращаясь на фронт, когда улеглись первые эмоции случайной встречи и о многом было переговорено, а в первую очередь о трагически развивающихся событиях и тяжелом положении под Москвой, я спросил: «Миша, объясни мне, как тебя угораздило попасть в ополчение? Ведь сейчас почти все журналисты и писатели — военные корреспонденты или в армейских и фронтовых газетах».

Причина оказалась весьма простой: неразбериха, присущая начальному, самому тяжелому периоду отступления нашей армии. Михаил находился с начала осени в командировке в Ленинграде по заданию редакции газеты «Красная звезда». Только сейчас с огромными трудностями смог выбраться из стиснутого блокадой Питера и добраться до столицы. Он обязан был незамедлительно доложить редакции о прибытии и выполнении задания. Однако транспорт и телефонная связь в прифронтовом городе практически были парализованы и никак не удавалось сообщить о себе в газету. Хорошо понимая сложившуюся ситуацию, Светлов все же рискнул как-нибудь добраться до редакции «Звездочки». Пробираясь задворками по полупустынной прифронтовой Москве, несмотря на всю осторожность, напоролся на проверяющий документы конный патруль. На руках у Светлова было лишь просроченное предписание да кипа подготовленных к печати материалов. Отсутствие необходимого недавно введенного спецпропуска, разрешающего хождение в любое время в осажденном городе, стало причиной задержания. Никакие уговоры и объяснения поэта на патруль не подействовали. Далее последовало препровождение в ближайший «накопитель». Вот так Михаил Аркадьевич и оказался в рядах ополченцев той повстречавшейся мне колонны.

В тот же вечер вместе с Михаилом вернулись во фронтовое расположение нашей газеты. Наша совместная работа в военной редакции продолжалась несколько самых тяжелых и кровопролитных месяцев битвы под Москвой. Весной Светлов был отозван в распоряжение ГлавПУРа и вскоре был направлен на фронт спецкором одной из центральных газет страны.

Только сегодня, во время встречи, я услышал о трагической гибели всех тех ополченцев, полегших в первом же бою в кошмарные дни октября 1941 года.

— Вот так бывало, — сказал в заключение Лазарь, — причудливо складывались судьбы человеческие в горниле военного лихолетья.

Спустя почти шесть десятков лет после трагических событий первых месяцев той войны главный редактор «Звездочки» военной поры Давид Ортенберг — единственный, ставший генералом из всей писавшей журналистской фронтовой братии, так вспоминал о той командировке писателей в Ленинград: «В то время одним из самых трудных районов сражений с врагами был Ленинградский фронт. Вот туда и отправился Славин с Михаилом Светловым. Поэт к тому времени напечатал несколько стихов в «Красной звезде» и, конечно же, получил желанную командировку. Машина, на которой они выехали из Москвы, была, пожалуй, одной из последних, свободно проехавших в Ленинград.

Жили Славин и Светлов в полупустой гостинице «Астория». Не было здесь ни света, ни воды. Выбрали они не люкс или другие шикарные апартаменты, а полутемную тесную комнатушку с одним, очень важным преимуществом: ее защищала от вражеских бомб и снарядов кирпичная стена. А обстреливали город беспрерывно. Славин, бывалый вояка, легко, по звуку, различал калибр пролетавшего снаряда, и этой премудрости учил Светлова».

Да, видимо, не зря так высоко оценил Михаил Аркадьевич мгновения случайной встречи с журналистом-фронтовиком Лазарем Лившицем, проезжавшем на потрепанном газике московской улицей суровой осенью 41-го.

Много лет минуло с той памятной для меня встречи. Нюансы беседы, конечно, не восстановить, но присущее поэту остроумие, располагающая простота в общении да еще очень внимательный взгляд чуть-чуть прищуренных, живых светловских глаз запомнились навсегда.