Духовный подвиг Филиппа Морачевского (К 200-летию со дня рождения)

Если какой-то народ надеется, что можно оставаться неучем и быть свободным... то он ожидает то, чего никогда не было и никогда не будет.

Томас Джефферсон

Последствия нашего колониального прошлого поистине удивительны. Для полной уверенности давайте спросим у наших современников, людей образованных, с дипломами вузов и научными степенями, знают ли они, кто такой Филипп Морачевский? Немногие, преимущественно специалисты-шевченковеды и патриоты-энтузиасты, способны дать положительный ответ, а тех, кто слышал что-либо, не касающееся отношений Морачевского и кирилло-мефодиевцев, вообще можно сосчитать по пальцам. Поистине, нет пророка в своем отечестве... Давайте же ознакомимся хоты бы вкратце с биографией этого выдающегося подвижника Украинского дела и Украинской мысли.

* * *

Родился Филипп Морачевский 14 ноября 1806 года в селе Шестовицы Черниговского уезда. Отца звали Семеном, он был небогатым дворянином. Его дом по размерам ненамного был больше обычной крестьянской избы, но имел роскошный сад. Следует отметить, что когда Филипп Морачевский поселился в отцовской усадьбе в 1859 году, то имел 100 десятин земли (около 110 гектаров) и пятеро душ крепостных крестьян. Вырос и духовно окреп он в селе, среди простых людей, среди ровесников-крестьян, окруженный родной речью. С малых лет увлекся стихосложением, а поэтом, собственно, стал уже во время учебы в Харьковском университете.

Вспомним, что университет в Харькове был основан в 1805 году в развитие идеи Григория Саввича Сковороды благодаря усилиям его ученика Василия Каразина, на благотворительные пожертвования дворян и купцов. В то время, когда там учился Филипп Морачевский, университет был уже заметным центром культурной и научной жизни Украины. Ректор Петр Гулак-Артемовский, родом с Киевщины, занимавший эту должность с 1841-го по 1849 год, собрал когорту выдающихся преподавателей (Николай Костомаров, Иван Срезневский, Амвросий Метлинский), которые создали действительно творческую атмосферу. Харьков стал главным центром национального и культурного возрождения — «вторыми Афинами». Здесь издаются литературные альманахи, журналы, печатаются книги украинской направленности: «Украинский вестник», «Запорожская старина», «Украинский журнал».

Студента-математика Филиппа Морачевского приобщил к сочинению стихов его родственник Иван Кульжинский — литературовед и этнограф родом с Сумщины, написавший труд «Малороссийская деревня», который оказал значительное влияние на раннее творчество Николая Гоголя. Это он, Иван Кульжинский, передал несколько поэтических произведений Морачевского профессору Ивану Срезневскому (кстати, переводчику Горация и Овидия), который и напечатал их в журнале «Украинский альманах».

После окончания университета Филипп Морачевский работает учителем математики в уездном училище в Сумах. На него оказывает большое влияние профессор Кульжинский. Он заставляет Морачевского после двух лет работы учителем математики сдать экзаменационному комитету Харьковского университета экзамен по русской словесности и получить звание учителя-словесника. После этого они вдвоем едут в Луцк и работают до 1835 года в местной гимназии: Кульжинский — директором, Морачевский — учителем.

Когда же русское правительство объявило этот край «исконно русским», их пути разошлись навсегда: Морачевский все больше будет тяготеть к украинству, Кульжинский же, начав с борьбы с польской культурой, закончит исполненными ненависти и пренебрежения публичными выступлениями против украинского языка и литературы.

Вот типичный пример этого отступничества. Именно так формировали пророссийскую услужливость у наших земляков. Тогда увидели свет «Грамматика» Пантелеймона Кулиша и «Буквар» Тараса Шевченко. И Кульжинский пишет убийственную рецензию: «Всякую испорченность, следовательно испорченность языка, надобно исправлять, а не возводить на фантастическую степень нормальности и самостоятельности», — пишет он, — «потому надобно стараться, чтобы люди, говорящие по-малоросийски, привыкли говорить чисто по-русски, о чем все благомыслящие малороссияне давно уже стараются в своих семействах и училищах и о чем сильно хлопочут малороссияне, даже живущие в Галиции, а сочинитель уродливой «Грамматики» заключает свое слово «до письменных мольбой, чтобы все малороссияне говорили по-малоросийски, т.е. чтобы не исправляли своего испорченного полонизмами языка, но коснели бы в его испорченности». А оценивая «Буквар» Шевченко, он пишет: «Тенденция этого «Букваря» одна и та же, что и «Грамматика» Кулиша, какая-то «воля людская», и освобождение из какой-то неволи, о какой это свободе Вы хлопочете, господа «Букваристы». Вот такое малороссийство. Горькая, но правда.

Филипп Морачевский переезжает в Каменец-Подольский, где работает сначала старшим учителем, а позже инспектором. После 1849 года и вплоть до своей отставки в 1859 году он был инспектором лицея князя Безбородько и нежинской гимназии. Ученики глубоко уважали своего учителя.

Филипп Морачевский основательно приступает к изучению украинского языка. В 1853 году он подает на рассмотрение Императорской академии наук созданный им Словарь малороссийского языка на базе полтавского диалекта. Наверное, именно этот труд натолкнул Морачевского на мысль перевести на украинский язык Евангелие. Он увидел, что украинский язык, искусственно ограниченный средой презираемого крестьянства, выжитый из школы, сведенный к уровню территориального диалекта, имеет мощный потенциал, неограниченный запас слов.

Он принимается за перевод на украинский язык Евангелия, хотя понимает, что после завершения перевода возникнут проблемы с опубликованием книги, а потому решает заручиться поддержкой влиятельных деятелей церкви.

«Ваше Высокопреосвященство, — пишет он в письме Митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Исидору 28 сентября 1860 года, — на всех языках, словесно и письменно, проповедуется слово Божие; исповедники Христа Спасителя имеют Библию на своих языках, а Малороссия, которой языком говорит около 12 миллионов православных христиан, не имеет на своем языке даже Евангелия, ...перевод на малороссийский язык Евангелия несомненно принес бы весьма важную пользу нашему религиозному народу... С этой целью я приступил к переводу Евангелия на малороссийский язык, сличая славянский текст с текстом русским, латинским, немецким, французским и польским...».

14 октября митрополит Исидор ответил Морачевскому категорическим отказом: «По частном совещании со Святейшим Синодом, уведомляю Вас, что перевод Евангелий, сделанный Вами или другим кем-либо, не может быть допущен к печати».

Морачевский вторично обращается к Исидору с просьбой, поскольку «... этот труд мой я считал делом столько полезным, сколько и богоугодным: и поэтому мне приятно будет, по крайней мере, оставить его детям моим на память обо мне как видимый знак моего благословения, которым буду просить им благословения Божьего».

Рукопись возвратили в день смерти жены — 15 апреля 1861 года. Это случайное совпадение или трагический знак судьбы?

Однако Филипп Морачевский не опускает рук, и 16 ноября 1861 года перевод всех четырех Евангелий был закончен, исправлен и переписан начисто. Что делать, как быть? Как напечатать?

В это время как раз отменили крепостничество. Выходит царский манифест о свободе, конечно на русском языке. Люди в нем мало что понимают. Как пишет Софья Русова, «... в некоторых селах грамотный приходился на 130 жителей. Некому было «Положение» прочитать. Например, начнет священник или писарь читать «Осени себя крестным знамением, православный народ». Люди слушают, затаив дыхание, и безнадежно переглядываются: «Що воно там за сіно говориться?». Поэтому 15 марта 1861 года царь распорядился перевести «Положение о крестьянах» на украинский язык. За этот труд взялся Пантелеймон Кулиш.

... 9 сентября 1861 года Его Императорское Величество издает указ о разрешении священникам Полтавской Духовной Консистории читать проповеди на украинском языке. Чудовищно... Но политика «кнута и пряника» в России была довольно действенна. Открывали воскресные школы, были даже частично амнистированы члены Кирилло-Мефодиевского братства.

Филипп Морачевский рассчитывает на поддержку со стороны Академии наук. Перевод Евангелия рецензируют академики Измаил Срезневский, выдающийся русский славист-филолог Александр Востоков, который был первым издателем Остромирова Евангелия (1843) — древнейшей датированной восточнославянской рукописи, важнейшего староцерковного славянского памятника, написанного в 1056—1057 годах для новгородского посадника Остромира дьяком Григорием. Их мнение было единогласным: «Евангелие, переведенное на малороссийский язык г. Морачевским, является в высшей степени трудом знаменательным как с научно-филологической точки зрения, так и с религиозно-моральной... Перевод Морачевского вполне свидетельствует о том, что и качество, и характер слов, и качество словосочетаний украинских нигде не искажает ни сущности, ни содержания мыслей... Вне всякого сомнения, перевод Морачевского должен создать эпоху в литературном просвещении малороссийского языка... Поэтому мы считаем, что перевод Морачевского нужно с положительным отзывом Академии представить на одобрение Святейшему Синоду и просить его, после оценки его с точки зрения богословия, разрешить отправить в печать».

Синод, не полагаясь на мнение Академии, посылает перевод на дополнительное рецензирование калужскому архиепископу Григорию, шефу жандармерии Долгорукому и киевскому генерал-губернатору Анненкову. Архиепископ Григорий, родом с Черниговщины, едва лишь начав читать Евангелие, расплакался и бросился к своему домашнему врачу, тоже украинцу, со словами: «Вот идите посмотрите, какую Бог послал мне радость на чужбине». Поэтому и отзыв он прислал в Синод восторженный, с мыслью о быстрейшем опубликовании этой важной работы.

Получалось, что все способствует выходу перевода в свет. Однако этого не произошло по причинам сугубо политическим.

Еще в начале 60-х годов поляки, готовя восстание, начали публично травить все украинское. Больше всего доставалось воскресным школам для простого народа, организованным киевской общиной во главе с Владимиром Антоновичем. Обвинений было хоть пруд пруди: якобы там готовят гайдаматчину, вынашивают планы отделения от России... Все это имело печальный отзвук в имперской украиноедской политике после подавления польского восстания. Обвинения подхватил редактор имевшей самый большой тираж имперской газеты «Московские ведомости» Катков: «Появились новые Кириллы и Мефодии с удивительными азбуками на свет божий. Был запущен миф какого-то выдуманного малороссийского языка, начали появляться книги на нововыдуманном языке, — пишет он, — а Украина никогда не имела отдельной истории, никогда не была отдельным государством, украинский народ является ... частью лишь, но истинной! ...русского народа, без которого он не может остаться тем, чем он является. ...малороссийского языка никогда не было и, несмотря на все усилия украинофилов, не существует до сих пор...».

Напуганные катковской истерией шеф жандармов Долгорукий и генерал-губернатор Анненков в один голос заявили, что Евангелие в переводе Морачевского является «книгой опасною и вредною». Все это и породило «секретное отношение по цензурному ведомству» от 8 июля 1863 года № 394, вошедшее в историю как Валуевский циркуляр.

Процитируем кое-что из этого документа: «Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литературы... Прежние произведения на малороссийском языке имели в виду лишь образованные классы Южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную... Никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может, наречие, употребляемое в простонародье, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием Польши; общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссиянами и в особенности поляками так называемый украинский язык. Сделать... распоряжение, чтобы к печати дозволялись только такие произведения на том языке, которые принадлежат к области изящной литературы: пропуск же книг на малороссийском языке, как духовного содержания, так и учебных и вообще назначаемых для первоначального чтения народа, приостановить».

Сделано все, чтобы украинская школа не имела для своего развития основы — книги. Драконовский циркуляр полностью парализовал украинское книгопечатание. Так, в 1865 году вышло всего две украинские книги, в 1866-м — ни одной, в 1867-м — три, в 1869-м — одна. Можно было надеяться на ввоз украинской книги из Галичины, однако здесь как раз вышел Эмский указ 1876 года, запрещающий ввозить из-за границы без специального на то разрешения любые украинские книги, а в самой империи были запрещены печатание и издание оригинальных произведений, запрещены спектакли и печатание текстов украинских песен.

Поэтому нечего было надеяться Морачевскому увидеть свой труд опубликованным. Тем не менее он не перестает работать, переводя, кроме Евангелия, еще и «Деяния Апостолов», «Псалтырь», составляет курс «Священной истории» для училищ и народных школ. Он верил, что «все пройдет, правда останется». Все собранные им переводы отправил в Академию наук, на хранение до лучших времен.

«Жизнь моя, наверное, подходит к концу, — писал он сыну 28 февраля 1878 года, — и я благодарю за нее Бога: утро мое было, кажется, хмурым, но я достиг того, чего достичь было возможно; полдень сиял надо мной светлым и теплым лучом; вечер мой тих и беззаботен, — я окружен любовью и сам полон любви». Через год, 26 сентября 1879 года, Филипп Морачевский ушел в мир иной.

Прошло четверть века. О Филиппе Морачевском забыли. Только после первой революции, в 1905 году, в России вспомнили о переводе Морачевского. Дело издания книг Священного Писания на украинском языке было окончательно решено, главным образом благодаря мерам, предпринятым великим князем Константином Константиновичем, тогдашним президентом Академии наук. Представляется, подобное решение приняли еще и потому, что за два года до того в Вене впервые было напечатано на украинском языке Священное Писание в переводе Пантелеймона Кулиша, Ивана Пулюя и Ивана Нечуя-Левицкого, проникавшее нелегально на территорию Российской империи. А еще, возможно, как писал Михаил Комаров, «перевод Морачевского и не мог совсем потеряться, поскольку многие земляки имели уже этот перевод переписанным...».

Итак, император 25 февраля, в день рождения Тараса Шевченко (по старому стилю), утвердил постановление Совета Комитета министров о снятии запрета на опубликование украинского Евангелия...

И Синод дает благословение печатать Евангелие в переводе Морачевского в Московской синодальной типографии под надзором каменец-подольского епископа Парфения. Высокую оценку переводу дал известный языковед Павел Житецкий: «Морачевский в высшей степени обладал чувством народного языка, — пишет он, — и, так сказать, его психологией, все усилия он сконцентрировал на том, чтобы, не отходя от содержания славянского текста, вместить в свой перевод психическую ткань малороссийского языка и присущие ему обороты, его привычки и обычаи. Из него черпал он свое вдохновение, придающее его переводу тепло и живые краски».

Наконец весной 1906 года перевод Морачевского вышел в свет. Сначала Евангелие от Матфея, а потом и другие. Первый тираж — пять тысяч экземпляров — разошелся мгновенно, в июне допечатали 10 тысяч, а в октябре — еще 20 тысяч. В следующем году пришлось допечатать 30 тысяч. Только за 1906—1907 годы, по статистике Михаила Комарова, проданы три Евангелия от Матвея, Марка и Луки в количестве 129 тыс. экземпляров. Фантастический, для того времени, тираж! Евангелие от Иоанна вышло уже в 1911 году. «В каком количестве — мне неизвестно», — писал Комаров. Вскоре многие лица, причастные к изданию Евангелия, были отмечены наградами. Не вспомнили лишь одного человека — автора перевода. Не было его фамилии и на изданном Евангелии. Ведь со времени смерти автора перевода прошло 32 года...

Удивительная несправедливость судьбы! Человека, сделавшего действительно апостольское дело — давшего слово Божье многострадальному украинскому народу, — народ этот не знал. Да и знает ли сегодня, уже в независимом Украинском государстве, где и по сей день украинское слово гонимо и презираемо? Но следует помнить, что каждая нация порождает личности, которые определяют ее культуру, ментальность и, наконец, ее совесть. Такой личностью, великим подвижником, человеком, который заложил один из наиболее весомых краеугольных камней в развитие украинского литературного языка, по словам Ивана Огиенко, был Филипп Морачевский.