Лех Валенса: рабочий, победивший красного дракона

Мы все в долгу перед Валенсой — больше, чем это осознают, возможно, сегодня в Европе.

Александр Солженицын

Интервью с экс-президентом Польши Лехом Валенсой стало одним из самых трудных в моей журналистской карьере. Когда Валенса начал отвечать на первый вопрос, я с ужасом осознал, что вдруг перестал понимать польский язык. При этом почти каждое отдельное слово было понятно, а собрать вместе предложения не получалось. Только минут через пять до меня дошло, что Валенса говорит на польском приблизительно так, как бывший посол России в Украине Виктор Черномырдин на русском — перескакивая с одного на другое, не заканчивая предложений, щедро сдабривая язык просторечными, а иногда и ругательными словами.

Не очень большое, получасовое, интервью пришлось расшифровывать целую ночь, пытаясь правильно понять каждую мысль Валенсы и «перевести» ее на газетный язык. Интервью, как по мне, вышло очень интересное («Я помаранчевого шарфика не надевал» «Зеркало недели» №7 (735), 28 января 2009 года).

Со временем выяснилось, что на трудности с расшифровкой интервью Валенсы сетуют не только иностранные, но и польские журналисты. «Я всегда действительно понимала, что Лех Валенса говорит, — утверждает польская журналистка Янина Парандовская. — Многие удивлялись. Говорили, что это не больше чем бормотание, что в этом нет мысли. Я отвечала: «Нет, в этом есть мысль». Если просто записать все на диктофон и дословно расшифровать, со всеми «украшениями», то можно сделать карикатуру. А если сесть и подумать, то видна глубокая политическая мысль».

Человек, закончивший лишь восьмилетку в глухом селе и ПТУ по специальности «механизация сельского хозяйства», действительно, так и не научился выражать свои мысли «по-ученому». Но вопреки всему Валенса — замечательный оратор, харизматичный народный лидер, способный после нескольких предложений своей речи шуткой, точным словом завоевать доверие многотысячной аудитории.

«Электрик с верфи им. Ленина, крестьянский сын из долины Вислы смог поднять флаг свободы и достоинства человека так высоко, что его увидели во всем мире», — писал в 1983 году после присуждения Валенсе Нобелевской премии мира председатель Нобелевского комитета Эгил Аорвик.

«Мы пережили исторический перелом, — это уже недавние слова бывшего диссидента и борца с коммунистическим режимом, а позже президента Румынии Эмиля Константинеску, — а Лех Валенса был героем этих быстрых и радикальных изменений не только в своей стране, но и для всех жителей Восточной Европы».

Крестьянский сын, тракторист, электрик на «флагмане польского кораблестроения»...

29 сентября 1943 года в захудалом польском селе Попово в семье сельского плотника Болеслава Валенсы родился четвертый ребенок Лех.

Болеслава Валенсу вместе с его младшим братом Станиславом немцы арестовали за несколько недель до рождения мальчика — за связь с партизанами. В 1945 году отец вернулся домой, но через два месяца умер — еще в концлагере он заболел туберкулезом. Прошел год, и мать вышла замуж за Станислава, с которого старший брат перед смертью взял обещание позаботиться о его вдове и детях. Так что Лех, кроме трех родных, имел еще и троих сводных братьев и сестер.

Семья была очень бедная: зерно обычно заканчивалось месяца за два до нового урожая, поэтому были без хлеба, мясо ели не чаще одного раза в неделю. От настоящего голода спасали грибы и собственноручно выловленная рыба.

В пять лет будущий президент пас гусей, в семь — коров, а в десять уже выполнял любую крестьянскую работу. С 12 лет батрачил у более богатых соседей. В школу приходилось идти пешком четыре километра, в костел — семь. Последнее обстоятельство важно — не было воскресенья, чтобы очень религиозная семья не преодолевала около 15 километров, чтобы помолиться Богу. Отчим — бедный полукрестьянин-полуремесленник, плотник, весьма критически относился к «народной» власти, и каждый день слушал передачи западных радиостанций на польском языке.

Окончив восемь классов сельской школы, Лех поступил в профессиональную школу (аналог советского ПТУ) в ближайшем уездном городке Липно. Пэтэушники жили в большом общежитии на окраине, часто пьянствовали, бесчинствовали и были грозой всего тихого 15-тысячного городка.

Окончив училище, Валенса получил назначение на должность электрика в ПОМ (государственный машинный центр — то же самое, что советская машинно-тракторная станция) в селе Лохочин. Через два года пошел в армию, прослужил в войсках связи и, демобилизовавшись в звании капрала, снова вернулся электриком в филиал ПОМ в Ленях, поближе к родному селу. Официальная зарплата механизаторов была мизерная, так что они находили выход, выполняя на государственной технике «левые» заказы — чаще за бутылку, а иногда и за деньги. Валенса брался ремонтировать любую технику и очень быстро получил славу лучшего мастера-ремонтника в радиусе 20—30 километров от Леней, то есть в «целом мире», как потом с иронией вспоминал президент Польши: «Трудно даже представить, каким уважаемым человеком я был. Прихожу на танцы, оркестр сразу играет туш, кто-то из ребят кричит: «Литр на стол — Валенса пришел!».

Прошло несколько лет, и вся эта «слава» и «признание» на селе вдруг показались Валенсе совсем мелкими, даже смешными. Он уволился из ПОМа, пешком добрался до станции и сел на первый поезд, который там остановился. Так доехал до Гданьска.

30 мая 1967 года 23-летнего Леха Валенсу приняли на Гданьскую верфь на должность корабельного электрика.

На верфи работало около 18 тысяч человек. Первые месяцы выходец из села чувствовал себя маленьким винтиком в огромном механизме. Тем более что работа его в то время сводилась к разматыванию на борту строящихся кораблей толстенных, «толщиной с руку взрослого человека», кабелей с огромных катушек. Поселился в общежитии на улице Кленовича, где жили 600 молодых неженатых рабочих. Корабелы пили «не по-детски» — наутро после каждой получки в общежитии оказывались сломанными как минимум 12 дверей.

Рабочие чувствовали себя классом, но отнюдь не правящим, в чем их старались убедить коммунистические функционеры, а классом обиженным, классом, которым власть старалась манипулировать. Условия работы — не позавидуешь: не было даже туалетов, не говоря уже о душе. Платили аккордно, и руководство верфи постоянно и последовательно уменьшало количество нормативных человеко-часов на каждую операцию. Таким образом, за те же деньги нужно было работать все больше и больше. Нормы повышали под прикрытием разговоров о «научно-техническом прогрессе», но на самом деле новых технологий не внедряли, просто увеличивалась интенсивность работы.

Огромное недовольство в обществе вызвал рост дефицита важнейших видов потребительских товаров — все, как в Советском Союзе. Но, в отличие от СССР, в Польше в то время еще и постоянно росли цены, зарплата за ними не поспевала.

8 ноября 1968 года Валенса женился на 18-летней Дануте. Она приехала в Гданьск из села, торговала в киоске цветами. Данута стала верной спутницей Леха на всю жизнь, родила ему восьмерых детей. Могла ли она тогда, выходя замуж за рабочего-электрика, представить, что через 15 лет будет произносить от его имени речь перед Нобелевским комитетом в Осло?

С декабря по август

12 декабря 1970 года партийные функционеры обходили цеха Гданьской верфи им. Ленина и читали письма политбюро к членам партии, в котором обосновывалась «печальная необходимость» повысить цены на основные продовольственные товары. А 14 декабря на верфи началась стихийная забастовка. Рабочие пошли в воеводский комитет партии, они пели «Еще Польска не згинела» и «Интернационал». Милиция разогнала мирную демонстрацию и арестовала нескольких рабочих. В этот день Валенсы не было на работе — он взял отгул, чтобы купить детскую коляску для своего первенца Богдана.

Но уже на следующий день отправился с делегацией рабочих к директору верфи с требованием отменить повышение цен и освободить арестованных товарищей. Директор сказал, что не может решить ни первый, ни второй вопрос. Тогда рабочие пошли в воеводский комитет, преодолевая на пути сопротивление милицейских кордонов. Все партийные функционеры сбежали из помещения комитета. Рабочие подожгли пустое здание и отправились в управление милиции, чтобы освободить своих арестованных товарищей. А там уже раздавали боевые патроны. Валенса от лица рабочих предложил обмен: освободить арестованных корабелов за гарантию безопасности для правоохранителей. Но пока в здании продолжались переговоры, у одного из милиционеров, стоявших на улице, не выдержали нервы: он выстрелил в толпу протестующих, убив одного из них. В ответ милиционера линчевали. В это же время рабочие разных предприятий громили магазины, особенно водочные, поджигали автомобили. Во время дальнейших стычек корабелам удалось захватить два танка, залепив бойницы глиной. Они торжественно привели боевые машины на верфь и поставили их возле второй проходной. Позже рабочих, «бывших танкистов», осудили к многолетнему заключению.

Валенса стал одним из шести членов президиума совета делегатов рабочих-забастовщиков.

17 декабря по решению первого секретаря ЦК ПОРП Владислава Гомулки забастовку подавили силой. Согласно официальным данным, в Гданьске, Гдыне и Эльблонге погибли 28 человек, но на самом деле количество жертв было в несколько раз больше. Среди сотен арестованных после забастовки рабочих был и Валенса. Он вышел из тюрьмы через несколько дней. С тех пор и до сегодняшнего дня за Валенсой тянется шлейф обвинений, что он якобы много лет сотрудничал с коммунистической властью, был даже тайным агентом службы безопасности под псевдонимом «Болек». Впервые «утечку» информации о сотрудничестве Валенсы со спецслужбами коммунистического режима организовали в 1980 году — чтобы помешать ему возглавить общепольскую «Солидарность». Валенса признал, что во время первого ареста «подписал три или четыре документа. Подписал бы, наверное, тогда все, кроме согласия на измену Богу и Отчизне, чтобы выйти и иметь возможность бороться». Но, как сам вспоминал: «...меня ни разу не сломали, и никогда я не предавал ни своих идеалов, ни своих товарищей». И хотя несколько лет назад суд официально признал его невиновным в сотрудничестве с коммунистическими спецслужбами, те старые обвинения до сих пор портят Валенсе кровь.

Были ли какие-то контакты между рабочим верфи, а потом безработным и службой безопасности в 70-е годы? Трудно однозначно ответить, не имея на руках всех документов, пользуясь лишь вторичными источниками.

Валенса абсолютно справедливо утверждает, что если бы был просто тайным исполнителем воли коммунистических бонз и их спецслужб, то «не дошел бы (...) до победы над службой безопасности и коммуной в целом». А дошел-таки!

Можно себе лишь представить, насколько сложную игру вел (если вел) этот «полуграмотный рабочий» с «высокоумными» польскими кагэбистами. И таки выиграл ее. В конечном итоге не они использовали его, а он их.

А тем временем в 1970 году кровавая расправа над рабочими на Балтийском побережье Польши привела к «смене караула» на высочайших ступенях власти. Вместо Гомулки польских коммунистов возглавил Эдвард Герек. Он приехал в Гданьск «мириться» с рабочими, наобещал им золотые горы и даже на верфи им. Ленина на свой вопрос: «Поможете?», получил единодушный — тысяч рабочих — ответ: «Поможем!» Есть даже фото того времени: Валенса вместе с Гереком.

«Новая команда» дала честное слово: то, что случилось, больше не повторится, — вспоминал Валенса. — Мы в который раз поверили. Такова была степень нашей наивности».

Валенса старался принимать участие в процессе «обновления» и «демократизации» официальных проправительственных профсоюзов, которые должны были бы стать настоящими защитниками интересов трудящихся в их конфликтах с администрацией. Тем не менее власть совсем не собиралась выполнять свои обещания. На отчетно-выборной профсоюзной конференции верфи в 1975 году Валенса публично заявил: «Герек обманул рабочих». В апреле 1976 года его уволили с верфи.

С того времени и до 1980 года Валенса не имел постоянной работы: отовсюду его вскоре увольняли. Несмотря на большой дефицит квалифицированных рабочих, находить работу на предприятиях Гданьска становилось все труднее. Валенса постоянно принимал участие в антиправительственных демонстрациях, манифестациях и митингах в честь годовщины провозглашения независимости 1918 года, «чуда над Вислой» в 1920-м,
расстрела польских офицеров в Катыни в 1940 году. Считал своим долгом ежегодно 17 декабря возлагать цветы ко второй проходной верфи, где в 1970 году коммунистическая власть, подавляя забастовку, расстреляла рабочих. Много раз его арестовывали.

1970-е годы Валенса вспоминает как «время одиночества». За ним постоянно ходили работники службы безопасности и каждого, с кем он перекинулся хотя бы словом, «профилактировали» — вызывали в комиссариат и подробно расспрашивали, о чем он говорил с «антигосударственным элементом». И только летом 1978 года Валенса установил контакт с комитетом защиты рабочих (КОР) — организацией, созданной в 1976 году интеллигентами-диссидентами для объединения усилий интеллектуальной и пролетарской оппозиции коммунистическому режиму. КОРовцев была горстка: инженер Анджей Гвязда, писатель Лех Бондковский, историк Александер Халль, юрист Лех Качиньский (нынешний президент Польши), медсестра Алина Пеньковская, представительница рабочей аристократии крановщица верфи им. Ленина Анна Валентинович. Но даже малыми силами КОРовцам удалось основать две дочерние организации: Свободные профсоюзы и Движение молодой Польши. Они начали печатать нелегальную газету «Роботник Выбжежа» («Рабочий Побережья»).

На середину 1980 года Валенса, по воспоминаниям товарищей, занимал в неофициальной иерархии КОРа третье или четвертое место. Но его большой семье жилось очень голодно. Уже шесть месяцев Валенса снова был безработным, пришлось продать старую «Варшаву», которую он собственноручно собрал из нескольких списанных авто и очень гордился ею.

Приближался август 1980-го...

«Лешек! Свобода!»

1970-е годы были периодом временной стабилизации коммунистического режима в Польше. Команда Герека с разрешения Брежнева пошла на «смелый» эксперимент — с целью «внедрения высоких технологий» набрала на Западе многомиллиардные кредиты. Были выдвинуты лозунги: «Каждой польской семье — квартиру и маленький «Фиат», и «Польша станет европейской Японией». Через десять лет выяснилось, что три четверти западных денег проели, а с высокими технологиями как-то не складывается. Наступило время отдавать долги, платежный баланс трещал по всем швам, снова начался рост цен без повышения заработной платы, жизненный уровень большинства поляков стремительно падал. Ярким пламенем разгорались искры недовольства «народной» властью, которые давно тлели в польском обществе. Избрание 16 октября 1978 года Папой Римским поляка Кароля Войтылы (впервые в истории католической церкви) вызвало на его родине всплеск религиозных чувств. В июне 1979-го Кароль Войтыла осуществил первое папское паломничество на свою родину, где его приветствовали миллионы поляков.

13 августа 1980-го, за пять месяцев до пенсии, с Гданьской верфи уволили члена КОРа крановщицу Анну Валентинович. В тот же вечер КОР объявил забастовку на верфи, и 14 августа она началась. Возглавил ее безработный Лех Валенса. Требования забастовщиков были скромными: восстановить на работе Валентинович, Валенсу и Колодзея (еще одного рабочего, уволенного незадолго до этого по политическим соображениям), соорудить памятник жертвам декабрьской забастовки 1970 года и повысить зарплату всем работникам верфи на две тысячи злотых (приблизительно на треть). В первый день Герек отреагировал на весть о забастовке на верфи довольно спокойно: «Подсыпать бабла, работяги успокоятся — и конец скандалу». Уже 16 августа власть согласилась со всеми требованиями забастовщиков и повысила зарплату, правда, не на 2000, а на 1500 злотых. Валенса объявил об окончании забастовки словами: «Мы победили!» Но к тому времени бастовали уже десятки предприятий Гданьска и других городов побережья. Главой созданного накануне межзаводского стачкома избрали Валенсу. Делегаты других предприятий обвинили своих коллег с верфи им. Ленина в измене: ведь власть старалась разделить забастовщиков и «разбираться» с каждым предприятием отдельно. Члены правительства отказались признать межзаводской стачком и вести с ним какие-либо переговоры. И Валенса принял решение попытаться убедить товарищей с верфи продолжить забастовку, не выдвигая никаких дополнительных требований для себя, а только из солидарности с забастовщиками других предприятий. И это ему удалось!

Тысячи кораблестроителей остались на верфи на неопределенный срок — до общей победы. Помня печальные уроки 1970 года, Валенса на время забастовки объявил сухой закон: если кто-либо все же пытался пронести на верфь бутылку, рабочая охрана разбивала ее прямо на проходной. Власть надеялась, что забастовщикам не хватит продовольствия. Но тысячи людей несли на верфь еду. Круглые сутки возле проходной стояла многолюдная толпа, которая поддерживала корабелов. Забастовка ширилась как степной пожар — каждый день к ней присоединялись десятки предприятий по всей Польше. Все они посылали делегатов со своими требованиями в «свободный город» Гданьск на верфь им. Ленина. И 21 августа был сформирован президиум Общенационального межзаводского стачкома в составе 18 человек. В него вошли один профессор, один писатель, два инженера и 14 рабочих. Главой президиума избрали Леха Валенсу. Буквально через несколько дней малоизвестный даже в Гданьске рядовой рабочий стал для всей Польши и всего мира символом свободы.

Во время августовской забастовки Валенса по нескольку раз в день выходил с верфи, куда рабочие не пускали посторонних, на площадь за проходную. Людей было так много, что они стояли даже на досках, положенных над глубоким котлованом, вырытым под фундамент магазина. Жене Валенсы Дануте врезалось в память, как во время очередной речи ее мужа интеллигентная пани, стоя на доске над ямой, подпрыгивала и неистово выкрикивала вместе со всеми: «Лешек! Свобода!» «Я очень боялась, что доска треснет и она упадет в яму, но пани на все это абсолютно не обращала внимания», — вспоминала Данута.

Чтобы свести воедино требования стачкомов сотен предприятий, межзаводскому стачкому пришлось работать практически круглые сутки. Рабочим старались помочь польские диссиденты. По пути к Гданьску многие были арестованы, среди них Яцек Куронь и Адам Михник. Но католический публицист Тадеуш Мазовецкий (будущий первый премьер-министр свободной Польши) и историк Бронислав Геремек (будущий министр иностранных дел) таки пробрались в мекку польской свободы и работали как эксперты межзаводского стачкома. Все время продолжались трудные переговоры с властью, которая стремилась всячески запугать оппозицию, вдруг появившуюся «неизвестно откуда».

С первых дней у многих членов стачкома и лидеров движения возникали сомнения в том, что возглавлять комитет должен именно Валенса. Валентинович даже потребовала, чтобы он добровольно уступил должность председателя межзаводского стачкома «кому-то более умному и образованному», например лидеру КОРа инженеру Гвязде. Это требование не поддержали рядовые забастовщики, которые не особенно доверяли интеллигентам-диссидентам. «Ты классно говоришь, но я тебя не знаю, извини. А тот, кто работал с нами 10 лет в цехе, точно знает, что к чему» — так, по мнению Валенсы, размышляли рядовые участники забастовки. Именно потому после капитуляции правительства и победы общенациональной забастовки 31 августа Валенса остался во главе межзаводского стачкома, который превратился в Организационный комитет независимых самоуправляемых профсоюзов, а позже возглавил Национальную координационную комиссию профсоюза «Солидарность».

Двоевластие, военное положение и круглый стол

Через несколько месяцев членами «Солидарности» стали более 10 миллионов поляков, а Гданьск, где была ее штаб-квартира, превратился во вторую столицу Польши. Крестьяне-единоличники и студенты настойчиво боролись за легализацию соответственно «Крестьянской» и «Студенческой «Солидарности». Деморализованные коммунистические функционеры теряли позицию за позицией, а организации «Солидарности» на местах де-факто принимали на себя часть функций государства и местного самоуправления. «Солидарность» к тому времени была не просто профсоюзом, защищавшим интересы наемных работников от работодателей, она превратилась в широкий народный фронт антикоммунистических сил. Лидеры и рядовые члены «Солидарности» представляли себе будущее страны абсолютно по-разному. И вдобавок над событиями постоянно висел дамоклов меч советской интервенции — все хорошо помнили аналогичные силовые решения в Венгрии в 1956 году и в Чехословакии в 1968-м.
Коммунистическая власть вопила о «забастовочном безумии, которое окончательно разрушает экономику страны». И (какая ирония судьбы!), чтобы избежать очередных забастовок или прекратить их, именно Валенса ездил по всей стране и выступал арбитром между отдельными трудовыми коллективами и контролируемой коммунистами администрацией предприятий. Многие из поляков надеялись и в дальнейшем работать «по-социалистическому», а жить, как при капитализме. Но органически соединить ростки демократии с авторитарным коммунистическим государством никак не удавалось. В результате общественные механизмы функционировали все хуже. И в самой «Солидарности» все больше людей склонялись к «игре ва-банк» — захвату всей полноты власти. Валенса, категорически выступавший против силовых вариантов, казался им слишком мягким и чересчур толерантным. Впрочем, Валенсу решительно поддержал Папа Иоанн-Павел ІІ, к которому лидер «Солидарности» в январе 1981 года ездил в Рим (кстати, впервые в жизни выехав за границу).

Развязка наступила в ночь на 13 декабря 1981 года. Военный министр генерал Войцех Ярузельский, который за несколько месяцев до этого стал премьером, а немного спустя и одновременно первым секретарем ЦК ПОРП, ввел в Польше военное положение. Всех лидеров «Солидарности» во главе с Валенсой интернировали, а деятельность самого профсоюза приостановили. Вскоре ее вообще формально распустили, впрочем, как и проправительственные профсоюзы. Хотя, как поляки хвастались, что с ними «этот номер, как с «пепеками» (чехами. — Авт.) в 1968 году, не пройдет», тем не менее коммунистам без большой крови — в ходе массовых протестов во время военного положения погибли «лишь» несколько десятков человек — удалось восстановить свою власть. Валенса сначала из мест интернирования, а позже и выйдя на свободу, призывал исключительно к мирным, несиловым методам сопротивления. Вместе с тем, несмотря на яростное давление властей, он категорически отказывался в любой форме признать «новые реалии», призывать своих сторонников к сотрудничеству с коммунистической властью. Валенса морально поддерживал борьбу подпольной «Солидарности», хотя и не принимал непосредственного участия в ее работе. 22 апреля 1983 года он снова вернулся на родную верфь электриком. Его поставили ремонтировать электрокары в небольшом цехе, практически изолированном от остального предприятия. А через полгода, 5 октября 1983-го, ему присудили Нобелевскую премию мира. Это было всемирное признание, как ни старались его приуменьшить коммунистические функционеры в Польше и СССР.

В октябре 1984 года польские кагэбисти похитили и зверски замучили «капеллана» подпольной «Солидарности», молодого ксендза Ежи Попелушка. И хотя вскоре непосредственных исполнителей преступления арестовали, а позже осудили, это стало своеобразным предупреждением руководителям подпольной «Солидарности»: дескать, вы сдерживайте «экстремистов», а мы будем сдерживать своих.

В 1988 году, с углублением общего кризиса так называемой мировой системы социализма, в Польше пришло время сесть за круглый стол. Обанкротившаяся коммунистическая власть старалась любой ценой объясниться с оппозицией (а следовательно, с обществом) во избежание наказания за свои преступления. И Валенса пошел на переговоры с Ярузельским. Причем без каких-либо предварительных условий, в чем, кстати, его потом упрекали. Но, как утверждает Анджей Мильчановский, тогдашний деятель подпольной «Солидарности», а позже министр внутренних дел свободной Польши, «Валенса чрезвычайно мудро и рационально, иногда даже по-лисьи, вел себя с властью. У него была невероятная интуиция, он знал, до какого предела можно двигаться и как захватить их неожиданно. Это черты, свидетельствующие о его величии...» А вот как оценивает договоренности круглого стола Станислав Чосек, тогдашний министр коммунистического правительства и член политбюро: «Это был наибольший успех Леха Валенсы. Он стал во главе движения, которое мирным путем привело к трансформации общественного порядка в Польше. Раньше это не удавалось никому... Ворота Бастилии открылись благодаря договоренностям, без необходимости выбивать их и ставить гильотину».

«Влияние «Солидарности» на ситуацию в других странах коммунистического блока было огромным, — утверждает Вацлав Гавел. — Коммунистическая власть прекрасно сознавала, что невозможно создать анклав свободы в одной стране, иначе или свобода воцарится везде, или нужно будет ее в каком-то месте подавить».

В результате договоренностей круглого стола в Польше в июне 1989 года состоялись первые «полусвободные» выборы. За коммунистами и их союзниками было зарезервировано 65% мест в нижней палате парламента — сейме. Коммунисты были убеждены, что «Солидарность» проиграет, так как не имеет денег, доступа к СМИ, организационных структур. Но, как шутили тогда в Польше, «выборы в парламент выиграл бы даже Микки Маус, если бы сфотографировался с Валенсой». «Солидарность» получила все «свободные» места в сейме и 99 мест из 100 в верхней палате парламента — сенате. 12 сентября 1989 года в коммунистическом блоке появился первый глава правительства — некоммунист, мало того, антикоммунист, премьер-министр Польши Тадеуш Мазовецкий.

Пан президент и национальный символ

22 декабря 1990 года Лех Валенса произнес присягу президента Польши. За него проголосовали 74,3% избирателей — фантастический результат для демократических выборов. Президент Польши в эмиграции Ришард Качаровский торжественно передал ему свои полномочия. Казалось, в Польше появился общенациональный лидер «на все времена».

Однако уже через пять лет Валенса в напряженной борьбе проиграл следующие президентские выборы посткоммунисту Александру Квасьневскому, набрав 48% голосов во втором туре. Большинство поляков были разочарованы правлением лидера, которого они еще несколько лет тому назад обожествляли. Даже эстрадные звезды пели на всю Польшу: «Не верьте электрикам». Почему?

Сегодня, спустя годы, можно утверждать, что, вероятно, на месте Валенсы не смог бы сохранить свою популярность ни один политик. Именно во времена его правления осуществлялся «план Бальцеровича», «шоковая терапия», когда быстро и решительно были проведены такие необходимые для страны рыночные преобразования, заложены основы поступательного развития польской экономики на новых началах. Это, безусловно, принесло положительные результаты, тем не менее большинство поляков ощутили их лишь со временем, а в начале 90-х жизнь была крайне нелегкой, людям приходилось с большими трудностями искать свое место в новой экономической системе, которая только формировалась. В 1999 году Польша стала полноправным членом НАТО, а в 2004-м — Европейского Союза.

Казалось бы, при чем здесь Валенса, который перестал быть президентом в 1995 году? На самом же деле в начале 90-х отношение западноевропейцев к возможному вступлению Польши в НАТО и ЕС было довольно скептическим, приблизительно таким, как нынче к вступлению Украины, и именно Валенсе удалось придать процессу евроатлантической интеграции Польши необратимость, переломить сопротивление как внутри страны, так и за ее пределами.

Сложности, вставшие перед Валенсой во время его президентства, бесспорно, были обусловлены и личным фактором. «Мои оппоненты не могли согласиться с фактом, что президентом стал рабочий, — утверждает Валенса. — Народ должен был выбрать интеллектуала, который по определению олицетворял бы мудрость и деликатные манеры. Я не мог быть деликатным». Вместе с тем Мазовецкий, например, писал: «Я очень уважаю Леха Валенсу как вождя движения, но считаю, что это не та личность, которая годится в президенты страны. Я представлял себе на этом месте кого-то, кто более полно понимал бы, что такое государство, сложность его структуры. Такой взгляд, однако, был в глазах Валенсы грехом».

Один из помощников Валенсы вспоминает, что во время его президентства они как-то выбрались порыбачить: «Я поймал четырехкилограммовую щуку. Лех был зол — ловил, но не поймал ничего сопоставимого. Он не умел проигрывать. Даже в настольный теннис. Это было не в его стиле». В Польше помнят реплику Валенсы, которая вырвалась у него во время какого-то заседания руководства «Солидарности»: «Мы здесь должны были все решать демократически, а оказывается, что кто-то против того, что я сказал».

Возможно, именно поэтому, когда сразу после избрания он пригласил в свою президентскую команду всех «звезд» «Солидарности», Валентинович, Гвязда, Юрчик, Куронь, Михник отказались в нее войти. За ним пошли только братья Качиньские, но и с ними Валенса смертельно поссорился в 1993 году, и до сих пор он заядлый критик нынешнего президента Польши Леха Качиньского.

Попытки Валенсы создать лично «под себя» карманную партию успехом не увенчались. За время его президентства поменялось пять премьеров.

«Слабость «двора» Валенсы, в котором худшее вытесняло лучшее, повлияла на стиль исполнения им своих обязанностей, стиль, который не пришелся по вкусу полякам и получил болезненный итог на выборах 1995 года. Валенса — личность для героических времен. Он не вмещался в рамки скромно скроенного президентства ІІІ Речи Посполитой», — считает Януш Левандовский.

Попытки Валенсы вернуться к руководству государством оказались крайне неудачными: на президентских выборах 2000 года он набрал позорный один процент.

Можно сказать, что и на нынешнем властном олимпе Польши не слишком еще старому, 66-летнему Валенсе места нет. И вряд ли оно появится.

Но тем не менее уже много лет Валенса весьма успешно генерирует идеи для внешней политики Польши и Евросоюза в целом. Он изучает последствия мировой глобализации и прогнозирует перспективы этого процесса. Валенса — один из самых последовательных в Европе сторонников принятия Украины в ЕС и НАТО. «Такие страны, как Украина и Грузия, нельзя бросить на произвол судьбы, — убеждает евроатлантических союзников Валенса. — Запад хочет быть осторожным и не раздражать медведя. Однако такая осторожность воспринимается как слабость. Отсюда уже только шаг до соблазна испытать, насколько далеко заходит эта слабость».