Солана — друг, но независимость дороже

Сербия лишилась последнего партнера по федерации, именуемой в последнее время не иначе как «фасадной». Содружество Сербии и Черногории (СиЧ) прекратило свое существование после того как 55, 4% черногорцев проголосовали за полную независимость Подгорицы от Белграда. Судьбу нового государства определили 19 тысяч избирателей — именно они и составили те самые критические четыре десятых процента, без которых тамошнему премьеру Мило Джукановичу пришлось бы в очередной раз похоронить свою давнюю мечту об окончательном разводе с Белградом.

Сторонники самостоятельности республики постоянно акцентировали внимание на том, что речь шла вовсе не об обретении независимости, а об ее восстановлении: на Берлинском конгрессе в 1878 году Черногория уже была признана независимым государством, однако в 1918 году просербски настроенный парламент лишил ее этой роскоши.

Перейти в качественно новый статус Черногории оказалось отнюдь не так просто, как сегодня представляется многим вдохновителям дезинтеграционных процессов в близлежащих странах. В том числе и на просторах СНГ. Властям Черногории понадобился не год и не два, чтобы воплотить в жизнь саму идею референдума. Ведь что бы там ни говорили, сделать Черногорию независимой нынешний премьер и бывший президент обещал на протяжении последних девяти лет — практически с того момента, как покинул ряды партии Слободана Милошевича, которого он еще тогда окрестил «человеком прошлого», и выиграл президентские выборы в республике.

Впоследствии Мило Джуканович отмежевался от военного конфликта в Косово, за что Милошевич фактически отстранил Черногорию от федеральной власти, отказавшись признать избранных черногорцами депутатов верхней палаты парламента. Административная линия между обеими республиками все больше стала напоминать государственную границу, а Джуканович с чистой совестью начал отщипывать независимость от Сербии по кусочкам.

В девяносто девятом с его подачи был подготовлен документ об «основах будущих отношений Черногории и Сербии», в котором, кроме прочего, предлагалось переименовать Союзную Республику Югославия в Содружество двух республик и разделить на две части федеральную армию. В Белграде, отметая все эти предложения как бредовые, и представить себе не могли, что через три года Содружество Сербии и Черногории (СиЧ) все же появится на карте вместо привычной аббревиатуры СРЮ.

В двухтысячном стараниями того же Джукановича черногорский электорат в большинстве своем проигнорировал выборы президента Союзной Республики и дружно перешел с динара на немецкую марку. К вопросу самоопределения посредством плебисцита черногорские власти вплотную подошли в 2002 году. Однако их планы были существенно подкорректированы евросоюзовской дипломатией. С подачи верховного представителя ЕС по вопросам безопасности и внешней политики Хавьера Соланы возникло Содружество Сербии и Черногории. Уже тогда многие эксперты откровенно сомневались в живучести дипломатического проекта ЕС, скептически именуемого на Балканах Соланией. Тем не менее евроинтеграционная настроенность обеих республик дала о себе знать, а черногорское руководство еще и пообещало не поднимать вопрос референдума на протяжении трех ближайших лет.

Сказать, что за это время Евросоюз кардинально сменил свою позицию, в одночасье пополнив ряды активных сторонников черногорской независимости, было бы неправдой. Тому есть не одно объяснение. Да и поддержать проведение референдума по сути означало для ЕС признать недееспособность своего же политического проекта, не просуществовавшего даже пяти лет. Когда в Брюсселе осознали, что на сей раз Джуканович не отступится, были предложены довольно жесткие правила игры. Говорят, Солана лично настоял на введении необходимого для международного признания референдума ценза в 55% и явке в 50%. Очевидно, что своими предложениями верховный представитель ЕС только подыграл противникам независимости: еще совсем недавно из-за низкой явки Сербия два года жила без президента.

Но пикантность ситуации состоит даже не в этом: ряды черногорских «сепаратистов» заметно уплотнились после того как 3 мая сего года Еврокомиссия приняла решение приостановить переговоры о принятии Сербии и Черногории в ЕС. Сделано это было под тем предлогом, что власти Сербии не способны арестовать разыскиваемого Гаагским трибуналом генерала Ратко Младича. Понятно, что идейные вдохновители черногорской независимости не могли упустить возможности продемонстрировать: без Сербии с «ее генералами и трибуналами» Подгорица окажется в ЕС куда быстрее.

Мнение, конечно, весьма спорное. Зная настроения европейских полисимейкеров, многие из которых до сих пор не оправились от результатов прошлогодних референдумов по евроконституции во Франции и Голландии, вряд ли у черногорского руководства есть основания для подобных выводов. Тем более что в некоторых европейских столицах сегодня активно поднимается вопрос о пересмотре резолюции ЕС в Салониках, касающейся как раз евросоюзовского будущего балканских государств. Автору этих строк, например, доподлинно известно, что довольно сильные подобные настроения сегодня существуют в германском МИДе.

Кроме того, многие евросоюзовские чиновники уже сейчас предрекают Черногории будущее второго Монте-Карло. С ярко выраженным российским акцентом. Следует заметить, что сегодня россиянам принадлежат наиболее лакомые объекты черногорской промышленности и инфраструктуры: «Русский алюминий» (РУСАЛ) является владельцем комбината алюминия в Подгорице, компании «Мидленд» досталось восстановление металлургического завода в Никшече. Инвесторам из братской России также принадлежит целый ряд крупных гостиниц на Адриатическом побережье, в том числе и один из самых шикарных отелей под названием «Монтенегро». Одним словом, политическая миссия России на Балканах, конец которой многие эксперты связывают с уходом российских миротворцев из Косово и Боснии и Герцеговины, понемногу трансформируется в экономическую.

Противники же независимости в основном оперировали двумя аргументами. Первый сводился к пространным пассажам о единстве братских народов и нависшей угрозе возникновения новой Берлинской стены вдоль границы с Сербией. Второй — что все, кто голосует за независимость республики, на самом деле поддерживает создание «личного государства Мило Джукановича».

Трудно даже сказать, какой из этих доводов мог сильнее подействовать на неопределившуюся часть электората. В первом случае срабатывало то, что Сербия и Черногория, несмотря на все достижения Подгорицы по части построения независимого государства, по-прежнему тесно взаимосвязаны. Всего один лишь факт: выходцами из Черногории является едва не половина кабинета сербского премьера Воислава Коштуницы, включая президента Сербии Бориса Тадича и министра внутренних дел Драгана Йочича. Последний, кстати, в ходе предстоящей плебисциту кампании прославился как один из самых активных сторонников единого государства.

Во втором — далеко не безупречное реноме самого Мило Джукановича, известного в узких кругах по кличке «Бритва». Как в европейских, так и в местных газетах его неоднократно обвиняли в связях с итальянской мафией. К тому же в памяти многих жителей Балкан еще не стерся скандал трехлетней давности, в котором нынешний премьер фигурировал в роли сигаретного контрабандиста, эдакого черногорского «Дона Мило». Суть бизнеса состояла в том, что Черногория беспошлинно принимала «левые» табачные изделия, а затем через некоторые европейские страны (в основном, Италию) успешно наводняла ими Евросоюз. Один грузовик якобы приносил доход в несколько сотен тысяч долларов.

Вот и пришлось Джукановичу в преддверии референдума не только в срочном порядке подготовить некую Декларацию об отношениях с Сербией, гарантирующую сербам, проживающим на территории Черногории, абсолютно равные с черногорцами права, за исключением права избирать и быть избранными, но еще и заверить своих противников: как только они проголосуют за независимость, он сразу же сложит свои полномочия.

Возможно, аргументы противников независимости возымели бы куда больший эффект на неопределившихся, если бы не поведение официального Белграда. Премьер Коштуница не только переписал всех живущих в Сербии выходцев из Черногории (в том числе и вышеупомянутых членов его кабинета), требуя предоставить им право голоса на черногорском референдуме, но еще и активно подключился к кампании по устрашению партнеров по Содружеству. Жителям Черногории то и дело пытались внушить, что в независимой республике им придется выживать в одиночку: братьями никто считать их уже не будет. Постоянно акцентировалось внимание и на том, что в случае отделения республику тут же поглотят албанцы (Джуканович и вправду обещал открыть границу с Косово, если албанцы поддержат независимость). А в преддверии самого голосования министр правительства Сербии Велимир Илич преподнес команде Джукановича и вовсе бесценный подарок, заявив, что в случае сохранения СиЧ черногорцам «придется научиться уважать более сильного, более богатого и более крупного». Чем не логичное дополнение к традиционным доводам Джукановича и Ко, что два столь разных государства — 10 миллионов сербов против 650 тысяч черногорцев — никогда не смогут стать равноправными партнерами в едином государстве?

Впрочем, сегодня Брюссель заботит несколько другое: станут ли результаты черногорского референдума стимулом для других сепаратистов — в Косово и Каталонии, Приднестровье, Абхазии и Нагорном Карабахе? Кому-кому, а их предводителям весьма трудно объяснить, что субъект федерации, имеющий право на самоопределение, коим, собственно, и являлась Черногория, не имеет ничего общего с автономией, входившей в состав субъекта федерации и тем более самопровозглашенными республиками постсоветского разлива. То ли будет, если признают Косово. Россия, к примеру, уже готова пренебречь братскими чувствами к сербскому народу, лишь бы подобный прецедент был создан — во благо опекаемых ею «осколков империи». Готов ли на это Брюссель?