Пока украинские политики спорят об очередной плате за газ, о следующем транше МВФ, ищут виновного в пандемии гриппа и делят остатки бюджета на текущий год, Москва устами предстоятеля РПЦ пытается рассказать о новом геополитическом проекте, призванном вдохновить и мобилизовать не только россиян, но и весь «русский мир», к «становому хребту» которого Московский патриарх, нисколько не сомневаясь, относит Украину. Даже тем, кто не склонен верить, что у московского первоиерарха на языке то, что у Путина в голове, стоит обратить внимание на доктрину Кирилла, хотя бы учитывая тот факт, что имперско-мессианская идеологемма «Москва — третий Рим, а четвертому не быть» была сформулирована в первой четверти XVI в. именно церковным мыслителем — старцем псковского Елизарова монастыря Филофеем. Эта формула стала краеугольным камнем идеологии «собирания русских (а позднее — и всех православных) земель» вокруг Москвы. Одной из первых жертв этого собирания в XVII в. стало Украинское казацкое государство.
К тому же своим видением возрождения «русского мира» как главного задания РПЦ (хотя бы на современном этапе истории) патриарх Кирилл поставил свою украинскую паству перед непростым выбором: становиться «русскими» или искать другую юрисдикцию для удовлетворения своих религиозных потребностей.
3 ноября Патриарх Московский и всея Руси Кирилл (Гундяев) выступил, по оценке официального сайта Московской патриархии, с «программной речью» на открытии ІІІ Ассамблеи «русского мира». Эта речь примечательна прежде всего тем, что в ней предстоятель самой большой поместной православной церкви в течение своего 25-минутного выступления ни разу не вспомнил Христа, только трижды — Бога и вместе с тем 38 раз повторил словосочетание «русский мир» — термин, который в контексте патриаршей речи звучит как геополитический концепт, мало связанный с церковным учением.
Из выступления Его Святости складывается впечатление, что глава Русской православной церкви стал преданным последователем теории столкновения цивилизаций Самюэля Хантингтона. К сожалению, первоиерарх РПЦ не объяснил миллионам верных своей Церкви, как эта контроверсионная теория может совмещаться с православной верой «в единственную, святую, соборную и апостольскую Церковь».
Также в речи патриарха ни слова не прозвучало ни о покаянии, ни о воскрешении из мертвых, ни о Страшном суде, ни о жизни в будущем. Зато «судьбоносными задачами» РПЦ в глазах московского первосвятителя является:
— обеспечить для русского мира «роль мощного игрока на мировой арене»;
— «сохранить ценности и образ жизни, которые ценили наши предки и ориентируясь на которые они создавали, в частности, и великую Россию»;
— «стать сильным субъектом международной глобальной политики».
Патриарх начал и завершил свое выступление именно этими тезисами. Естественно, возникает вопрос, а чем является для Кирилла І «русский мир» — центральный концепт его речи, выступающий в ее контексте самодостаточной и абсолютной ценностью?
Это прежде всего — общее «цивилизационное пространство», возведенное на трех столпах: 1)? православие, 2)? русская культура и особенно язык и 3) «общая историческая память и общие взгляды на общественное развитие». «Ядром», или «становым хребтом» «русского мира», или, как его еще называет Кирилл І, «исторической Руси», являются Россия, Украина и Беларусь.
Показательно, что вне географического и культурно-языкового критериев концепт «русского мира» в речи Московского патриарха является содержательно неопределенным. Кирилл І правильно утверждает, что в основе любой цивилизации должна лежать самобытная система «основополагающих духовных ценностей». Но эти оригинальные ценности «русского мира» так и остались неозвученными в выступлении московского первоиерарха. Все названные лидером РПЦ основополагающие сущностные атрибуты «исторической Руси» — например «любовь к Богу и ближнему, страх греха и порока, стремление к добру, святости и правде» или «преданность Богу, любовь к Родине, человеколюбие, справедливость, межнациональный и межрелигиозный мир, тяга к знаниям, трудолюбие, уважение к старшим» — являются априори универсальными, хотя бы в пределах христианской цивилизации.
Очевидно, что ради сохранения и развития этих общехристианских ценностей отдельный «русский мир» не нужен. Поэтому единственной ценностью, которая объясняет существование и ради которой существует (и должен существовать!) «русский мир», остается сама мифологизированная в патриаршей речи иррациональная «русскость». Русскость как православность, русскость как доминантная культура и язык, русскость как общая историческая память. Поскольку рациональных аргументов, почему украинцы, белорусы и (частично) Молдова должны преданно строить «русский мир», Его Святости явно не хватает, он на эмоциональном уровне апеллирует к ностальгии по имперскому величию, по «великой России», пытается ее максимально сакрализовать, прибегая к своему любимому апокрифическому высказыванию: «Русь, Украина и Беларусь — это и есть Святая Русь», — которое поздняя версия жития приписывает Лаврентию Черниговскому.
Как здесь не вспомнить тютчевский афоризм — «в Россию можно только верить». Но позволим себе не поддаться чарам красноречия московского первосвятителя и предложить рациональный анализ патриарших тезисов.
Во-первых, символично, что выступление Кирилла было приурочено ко Дню народного единства России — праздника в честь освобождения Москвы от «польских интервентов» в 1612 году. Ирония заключается в том, что в течение всей московско-польской войны 1605—1618 годов украинские казаки воевали на стороне Речи Посполитой. В частности во время похода на Москву польского королевича Владислава в 1618 году украинские казацкие отряды действовали под руководством украинского национального героя гетмана Петра Конашевича Сагайдачного, памятник которому стоит в центре Киева и в честь которого названа одна из центральных улиц. Сам этот факт разрушает миф о наличии у «наших» народов «сильного осознания непрерывности и преемственности русской государственной общественной традиции, начиная со времен Киевской Руси и завершая современными Россией, Украиной, Беларусью, Молдовой и другими странами исторического пространства Руси», и его веру в «общую историческую память» народов «Святой Руси».
Не будем говорить о других народах, но историческая память украинцев и россиян действительно нередко является памятью об одних и тех же событиях, но с противоположным знаком — победы одних были поражениями других и наоборот: от варварского разрушения в 1169 году Киева войском Андрея Боголюбского, сына основателя Москвы, через три столетия — почти перманентных войн против Московии в составе Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой, от Конотопа, Полтавы, разрушения Запорожской Сечи —до Крутов и отчаянного сопротивления УПА «советизации-русификации» Западной Украины. Такую «общую историческую память» можно сравнить разве что с историей отношений Пруссии и Польши, отголосок которых до сих пор слышен в Европе, в частности в категорическом отказе Варшавы признать действие на своей территории Хартии основных прав Европейского Союза.
Кстати, Его Святость прибегает к другим историческим параллелям, приводя пример Британского Содружества наций, сообщества франко- и португалоязычных стран, ибероамериканского мира. Удивительно, но тем самым Московский патриарх невольно признает, что Украина была колонией России. Не лишне вспомнить в этом контексте, что все названные сообщества появились именно в результате колонизации соответствующих территорий и истребления или маргинализации автохтонных культур.
Слава Богу, Российской империи не хватило сил или времени, чтобы полностью колонизировать Украину, переселить аборигенов в резервации и сделать из них (то есть из нас) нечто наподобие индейских племен Канады или аборигенов Австралии и Новой Зеландии. Очевидно, помня, как «огнем и мечом» создавалась Великая Британия и какую цену за создание «британского (подчеркиваем — не английского!) мира» заплатили конституанты Объединенного Королевства, Ирландия сегодня не входит в состав Commonwealth, а возрожденное недавно шотландское правительство провозглашает отделение от Англии как свою стратегическую цель. Слава Богу, украинцам удалось избежать судьбы ацтеков и инков — цветущих цивилизаций, принесенных испанскими конкистадорами на алтарь создания «иберийского мира».
Но даже если на минуту забыть, какая цена заплачена за создание всех этих постимперских сообществ, сейчас невозможно представить, чтобы современные Бразилия и Ангола заботились о сохранении и развитии «португальского мира», Индия, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Южная Африка и ряд других прежних британских колоний отстраивали «британский мир», а разделенная между левыми и правыми Латинская Америка не жалела ресурсов и сил на развитие «испанского мира».
Следовательно, со всемирной историей и политической географией у спичрайтеров патриарха Кирилла не все в порядке. К сожалению, референты также выставили своего босса не слишком осведомленным в вопросах европейской интеграции. «Трансфер» суверенитета от национальных органов власти к европейским институциям — основополагающий механизм создания объединенной Европы. Поэтому утверждение главы РПЦ, что «современным европейским странам суверенитет не мешает строить теснейшие отношения, будучи членами Европейского Союза», выглядит как простое невежество. Невзирая на все преимущества объединенной Европы, ее изначально создавали как наднациональный проект, который предусматривал и предусматривает делегирование части национального суверенитета наднациональным
панъевропейским институтам.
Основополагающая для будущего ЕС дискуссия продолжается именно вокруг вопроса, сколько суверенитетов следует оставить в национальных столицах, чтобы объединенная Европа оставалась «объединенной в разнообразии». Яркий пример такой дискуссии — последние заявления лидера британской оппозиции Дэвида Камеруна, обвинившего лейбористское правительство в передаче Брюсселю недопустимо большой части британского суверенитета, так сказать, через черный ход, поскольку лейбористы ратифицировали Лиссабонский договор в парламенте, не вынося вопрос на всенародный референдум. И Дэвид Камерун не одинок в своих опасениях и предостережениях. Президент Чехии Вацлав Клаус, например, заявил на днях, что со вступлением в силу Лиссабонского договора «Чехия перестанет быть суверенным государством».
Но вернемся от географии и истории к вопросам веры. Патриарх Кирилл утверждает, что россияне, украинцы и белорусы «духовно продолжают оставаться одним народом, преимущественно — чадами Русской Православной Церкви». Хочется верить, что предстоятель РПЦ не искажает преднамеренно статистические данные, что у него просто непрофессиональные советники, которые верят больше, чем знают. Социология фиксирует, что, при большой религиозности жителей Украины (по разным оценкам, от 75 до 90%), количество сторонников (даже не верных) УПЦ?(МП) в Украине составляет менее 19% населения и фактически тождественна количеству сторонников УПЦ-КП (без УАПЦ).
К сожалению, это неудивительно, поскольку, как утверждает московский первоиерарх, «Русская Православная Церковь выполняет миссию среди народов, принимающих русскую духовную и культурную традицию как основу своей национальной идентичности». То, что эта (как и любая другая имперская) традиция питалась из культуры «коренных» народов, и то, что украинцы были сотворцами чужой (Российской) империи, не вызывает никаких сомнений — так же, как не вызывает сомнений то, что без участия шотландцев никогда бы не появилась империя Британская. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением патриарха Кирилла, что «русская культура — это явление, не укладывающееся в границы одного государства и одного этноса», но в то же время лукаво звучат слова первоиерарха, будто русская культура «не связана с интересами одного государства».
Для Украины российская культурная экспансия всегда означала прямо пропорциональную потерю национальной идентичности и национальной культуры: от введения обязательной сверки украинских церковных книг, напечатанных в Киево-Печерской лавре, с московскими оригиналами, запрета печатать любые другие книги 1720 года — из-за закрытия Киево-Могилянской академии в 1817 году, Валуевского циркуляра 1863 и Эмсского указа 1867 года, объявивших украинский язык вне закона, — до «расстрелянного возрождения» и лингвоцида ХХ века. Поэтому «навязчивый страх, что поддержка русской культуры может разрушить местную национальную культуру», присущий, по патриарху, «некоторым государствам бывшей единой страны», — только абсолютно естественный рефлекс на трагический исторический опыт, а не эксцессы национализма. Даже приведенных примеров достаточно, чтобы понять, насколько лицемерно звучат для украинского уха слова Кирилла о том, что «настоящей русской культуре чужд дух ксенофобии и шовинизма, а также подавление чужих культур».
Так же в Российской империи, а позднее — в Советском Союзе, было и с религиозной толерантностью («межрелигиозным согласием» и «почитанием веры других»), о которой говорит Московский патриарх. Достаточно вспомнить лишение Киевской Митрополии какой-либо автономии после ее присоединения к РПЦ во второй половине XVII в., насильственное поглощение части УАПЦ в 1939—1941 годах, ликвидацию силами МГБ и МВД Украинской грекокатолической церкви во второй половине 40-х годов ХХ века и тому подобное. Уместно вспомнить в этом контексте и то, что до 1906 года отступление от православия было в Российской империи криминально наказуемым деянием, а «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» в 1845 году специально посвящало отступлению от веры ни много ни мало 15 статей. О том, как не далее чем столетие назад РПЦ «огнем и мечом» проводила свою миссию среди «коренных народов», свидетельствует в своей замечательной книге «Из виденного и пережитого. Записки русского миссионера» новомученик архимандрит Спиридон (Кисляков).
Символично, что в своей речи патриарх Кирилл возвеличивает изоляционистский опыт «верности русской православной традиции» РПЦ за границей и замалчивает альтернативный путь открытости и раскрытия Западному миру истины православия, связанный с именами таких нерядовых фигур, как митрополиты Евлогий (Георгиевский) и Антоний (Блум), выдающиеся богословы ХХ века прот. Георгий Флоровский и Владимир Лосский, подвижники преп. Силуан Афонский и архимандрит Софроний (Сахаров). Хотя вряд ли такие акценты должны удивлять предстоятеля РПЦ: из его речи однозначно следует, что «Русская идеология» архиепископа Серафима (Соболева) намного более близка его сердцу, чем «Видеть Бога как Он есть» архимандрита Софрония (Сахарова) или «Мистическое богословие Восточной Церкви» Владимира Лосского.
Странным в устах патриарха кажется и аргумент об общности сонма святых как обоснование потребности «сохранять единство Русской Церкви» и, очевидно, «русского мира». Конечно, для любого православного немыслимо «противопоставить» преп. Сергея Радонежского и св. равноапостольного князя Владимира. Но не менее абсурдно противопоставлять святителя Николая Мирликийского чудотворца и Святителя Филарета (Дроздова) или святую великомученицу Екатерину и блаженную Ксению Петербургскую. Но из этого никоим образом не следует, что Египет (где бывала великомученица) или турецкая Анталия (на территории которой находятся остатки города Мира, столицы античной Ликии) принадлежат к «русскому миру».
Можно еще долго говорить о речи патриарха, но в этом нет необходимости. Она априори не предназначена для аналитического анализа — в нее «можно только верить». К тому же местами первосвятитель РПЦ был довольно откровенен. Подытоживая свое выступление, он говорит: «Независимые государства, существующие на просторах исторической Руси и осознающие свою общую цивилизационную принадлежность, могли бы продолжать вместе возводить русский мир как свой совместный сверхнациональный проект. Это означало бы, что страна относит себя к русскому миру, если в ней используют русский язык как язык межнационального общения, развивается русская культура, а также сохраняются общая историческая память и единые ценности общественного строительства».
Для Украины участие в таком «сверхнациональном проекте» означает только одно — завершение проекта «независимая Украина» как такового. В принципе, несмотря на многоразовое упоминание Украины и украинского языка, лидер РПЦ, очевидно, верит, что существование украинской нации — это какое-то историческое недоразумение, а поэтому, сознательно или неосознанно, выдает себя, говоря о «народе Руси» в единственном числе. Более того, патриарх Кирилл, приводя в своей речи перечень заграничных парафий РПЦ, прямо дает понять, что Украина — «не заграница». Также «ничтоже сумняшеся» московский первоиерарх причисляет Украину к странам с «доминирующей русской культурой». И пусть никого не вводят в заблуждение игра понятий «российский» и «русский» в патриаршем выступлении. Как он сам обмолвился, ориентация на «русские ценности» является следствием создания «великой России».
И последнее. Что побудило 16-го Московского патриарха и всея Руси выступить с такой контраверсионной речью, которая откровенно провоцирует раскол в Украинской православной церкви, поскольку ставит ее верных перед выбором: или становиться «русскими», или искать другую конфессию для удовлетворения своих «религиозных потребностей»? Страх! После распада СССР население России тает самыми быстрыми темпами в Европе. Если же не принимать во внимание российских мусульман, традиционно имеющих многодетные семьи, то уменьшение количества православных в РФ становится просто ошеломляющим. В частности это настоящий приговор эффективности миссионерской деятельности РПЦ, которая более 15 лет безраздельно господствует на просторах самой большой страны мира. Не называя настоящих причин, патриарх откровенно артикулирует свои фобии: «Самостоятельно даже самые крупные страны русского мира [читай — Россия] не смогут отстоять свои духовные, культурные, цивилизационные интересы в глобализирующемся мире».
Но захочет ли Украина (а также Беларусь и Молдова) поставлять «православную биомассу» для воссоздания или хотя бы сохранения «великой России»? И устоит ли после таких откровений своего предстоятеля УПЦ, которая до сих пор была наименее националистической церковью в Украине и этим привлекала к себе миллионы верных? По крайней мере, у тех, кто искал и ищет в Церкви Царство небесное, а не «русский мир», есть пища для размышлений и молитв.