Виталий Бойко: «ЛЮДИ ПРЕБЫВАЮТ В УВЕРЕННОСТИ, ЧТО НА СУД МОЖНО НАДАВИТЬ И НУЖНОЕ РЕШЕНИЕ БУДЕТ ПРИНЯТО»

11 марта Верховный суд Украины отметит свое 75-летие. Дата солидная, несмотря на некоторую условность, располагающая, как и всякий юбилей, к подведению итогов и построению планов на будущее. Как живется сегодня украинским судам? Могут ли рассчитывать на непредвзятость третьей власти граждане, обратившиеся к ней за защитой своих прав? Насколько независима сегодня третья ветвь власти от двух других? И вовсе непраздничный ракурс: на заседании Координационного комитета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью судам были предъявлены претензии в излишнем либерализме, отсутствии ответственности за свою работу и взяточничестве.

Мы представляем читателям возможность сделать собственные выводы, выслушав другую сторону. Слово - председателю Верховного суда Украины Виталию Бойко.

- Виталий Федорович, на последнем заседании Координационного комитета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью при Президенте Украины Леонид Кучма подверг работу судов весьма жесткой критике. И хотя претензии в адрес третьей власти выдвигались уже не единожды, столь серьезные обвинения прозвучали с высокой трибуны чуть ли не впервые. Согласны ли вы с замечаниями, высказанными Президентом, - и по сути, и по форме? В частности, с тем, что «суды оказались вне какого бы то ни было контроля и ответственности»?

- Суды как органы власти, конечно, не могут находиться вне критики, тем более что в их деятельности действительно есть существенные недостатки. Но, оценивая состояние правосудия, нельзя не обращать внимания и на те условия, в которых работают суды. Проблемы судов аналогичны тем, с которыми сталкивается все наше общество, - отсутствие финансирования, проблемы нормативного и кадрового обеспечения.

Следует признать, что существуют и недостатки, устранение которых в полной мере зависит от самих судей, - это касается, в частности, обоснованности и законности судебных решений, своевременности назначения к рассмотрению судебных дел. Так что для критических замечаний относительно недостатков в организации работы судов и тех ошибочных решений, которые, к сожалению, имеют место, основания есть. Но я не могу согласиться с тем, что над деятельностью судов должен быть установлен контроль. Сегодня мы все чаще слышим разговоры о недопустимости независимости судов и судей, оказавшихся вне какого бы то ни было контроля и ответственности. Поднимается также вопрос о том, что следует отменить конституционное положение о бессрочном избрании судей как исключающее любую возможность контроля над их деятельностью. Независимость судей при осуществлении правосудия - это конституционный принцип, на котором основывается наше судопроизводство. А независимость судей и контроль за их деятельностью - понятия не только несовместимые, но и взаимоисключающие. Кстати, возникает вопрос: кто и каким образом собирается осуществлять контроль за судом?

Тот, кто не согласен с решением по конкретному делу, может обратиться в высшую судебную инстанцию. Законодательство предусматривает возможность обжалования решения суда районного уровня в суде высшего уровня, вплоть до пленума Верховного суда Украины. Такая процедура проверки принятого решения судами высшей юрисдикции проверена веками, и по-другому судебная деятельность контролироваться не должна.

В то же время возбудить дисциплинарное производство в отношении судьи могут руководители министерства юстиции и его органов на местах, руководители судов, народные депутаты, руководители или заместители руководителей государственных органов, учреждений или органов местного самоуправления. Дисциплинарное производство в отношении судьи может быть возбуждено также по сообщению средства массовой информации, уполномоченного Верховной Рады по правам человека, членов Высшего совета юстиции. Так что

вопрос о привлечении судьи к дисциплинарной ответственности может поставить целая обойма должностных лиц. И если, несмотря на это, говорят, что судья не несет за свою деятельность никакой ответственности, то это не соответствует действительности. В 1997 году квалификационными комиссиями судов к дисциплинарной ответственности привлечено 135 судей, относительно 22 из них принято решение об увольнении с должности.

- Возникают вопросы и в связи с другими претензиями, прозвучавшими на заседании. Например, относительно приведенных статистических данных, на основании которых оценивается работа судебных и правоохранительных органов. Вряд ли можно сравнивать статистику Министерства внутренних дел и судов, сопоставляя цифры механически, без глубокого анализа, - прежде всего по причине разного подхода к требованиям к статистическим данным в МВД и судах...

- Статистика - это наша беда. Уже давно назрела необходимость унифицировать ее таким образом, чтобы показатели реально отражали состояние правопорядка в государстве. Статистику следует вести начиная с совершения преступления и заканчивая вынесением приговора и отбыванием наказания. У МВД и судов совершенно разные подходы к отражению одного и того же явления посредством статистических данных, и эти подходы, кстати, введены государством. Например, судебная статистика фиксирует информацию по преступлению, за которое предусмотрено наиболее строгое наказание. То есть если в одном деле фигурируют коррупционное деяние, мошенничество и убийство, то судебная статистика зафиксирует только убийство - остальные преступления в ней вообще не будут отражены.

В процессе возбуждения уголовного дела и расследования статистика будет отражать тот факт, что органы внутренних дел обезвредили преступную группу. У судьи эта же группа впоследствии может быть зафиксирована как соучастники убийства. Между понятиями «преступление, совершенное группой» и «преступление, совершенное организованной преступной группой» существует принципиальная разница. В МВД иногда фиксируют количество преступных групп исходя из такого принципа: раз группа совершила преступление, значит, это организованная преступная группа. А судебная статистика фиксирует преступление, совершенное группой лиц (двумя или более лицами), а не преступной группой. В результате существуют значительные расхождения. Правоохранительные органы дают одну статистику - выявленные и зарегистрированные преступления. И далеко не всегда она совпадает с квалификацией этого же преступления судом, изучившим доказательства по делу. Так что утверждение о том, что из тысяч выявленных преступных групп осуждено всего несколько сотен, объясняется той же самой ошибкой - неправильной оценкой статистических данных. По данным МВД, в 1997 году зарегистрировано 10374 преступлений, совершенных организованными группами. Выявлено 1079 организованных преступных групп. А за преступления, совершенные в составе группы, осуждено 86226 лиц (почти треть всех осужденных к лишению свободы), в том числе за преступления, совершенные организованными группами, - 639 лиц.

В конечном итоге вольное оперирование такого рода цифрами наносит вред государству. В частности, складывается впечатление, что борьба вообще не ведется. Хотя если смотреть на эту проблему с точки зрения тех дел, которые проходят через суд, то она ведется, причем в наступательном темпе.

Впрочем, судебную деятельность вообще нельзя оценивать, основываясь на цифровых показателях. Нередко говорят о том, что, например, к лишению свободы осуждено 20 или 30% всех привлеченных к уголовной ответственности. И судей упрекают в том, что они применяют слишком мягкие меры наказания, говоря, что 20% - это слишком мало. Возникает вопрос: а сколько же нормально - 40, может быть, 60 или 100%? Для того чтобы определить, правильно ли выносятся приговоры, нужно тщательно изучить каждое конкретное дело. А судебную статистику следует использовать очень осмотрительно.

- Пытаются ли оказывать давление на вас лично, других судей Верховного суда? Речь идет не о попытках народных избранников, периодически «терроризирующих» Верховный суд запросами по поводу конкретных дел, что, возможно, в определенной степени можно объяснить юридической безграмотностью и непониманием принципа разделения властей, а о том, что называют телефонным правом.

- Телефонное право, конечно, существует и по сей день. Звонят и мне, просят вникнуть в то или иное дело, взять под личный контроль и т.д. и т.п. Естественно, просят решить вопрос исключительно в соответствии с законом. Правда, каждый понимает закон так, как ему это удобно. Бывают и другие обращения, содержащие даже такие формулировки: «обяжите Бойко решить вопрос таким-то и таким-то образом», «обяжите Бойко защитить мои интересы», «я требую провести расследование, почему он не решает мой вопрос». Люди пребывают в уверенности, что на суд можно надавить и нужное решение будет принято. Как правило, это замаскированная деятельность. Но бывают и случаи прямых угроз судьям.

Кстати, я бы не исключал из числа тех, кто пытается надавить на суд, и представителей депутатского корпуса. Они очень часто обращаются к нам с представлениями и даже с запросами по конкретному судебному делу, что является грубым нарушением Конституции, попыткой прямого давления на суд. Так как запрос - это форма контроля за деятельностью других ветвей власти. И депутаты, Верховная Рада допускают настолько грубые нарушения Конституции, что их нельзя просто взять и списать на юридическую безграмотность.

Ликвидация телефонного права зависит, наверное, прежде всего от изменения ментальности. Оно исчезнет лишь тогда, когда в нашем сознании произойдут коренные изменения, придет понимание того, что обращаться в суд с просьбами - не просто неэтично, но аморально, недопустимо. И когда, с другой стороны, судейский корпус дорастет до того, чтобы не давать оснований для таких просьб. Только тогда обращение к судье будет восприниматься им не иначе как оскорбление, проявление недоверия к нему, как это расценивается сегодня в странах с развитыми демократическими традициями. У нас же сегодня, когда возникает какой-то спор, конфликт, человек прежде всего бежит не к адвокату, а к тем, через кого можно выйти на кого-то, кто может повлиять на решение суда.

- Вы владеете информацией, которая позволяет вам иметь хотя бы приблизительное представление об уровне распространения взяточничества среди представителей судейского корпуса? Репутация судов в этом плане весьма сильно подмочена, хотя, конечно, речь идет, если так можно сказать, всего лишь об общественном мнении. Потому что если говорить о конкретных фактах, то, по данным Высшей квалификационной комиссии (по состоянию на ноябрь), за получение взятки к уголовной ответственности было привлечено пятеро судей. Можно согласиться с тем, что такое преступление принадлежит к числу труднораскрываемых. И все же разве это не парадоксально маленькая цифра?

- Я отвечу на этот вопрос так: к уголовной ответственности были привлечены все, в отношении кого было доказано, что они получили взятку. На судью, как и на остальных граждан, распространяется принцип презумпции невиновности. Если не доказано, что судья продал дело, его нельзя привлечь к уголовной ответственности. Что касается общественного мнения, то, как говорится, на каждый роток не накинешь платок. Но если я буду иметь хотя бы наименьшее подозрение относительно того, что судья принял решение, получив за это взятку, как гражданин, я обязан сообщить об этом в правоохранительные органы, для того чтобы было проведено соответствующее расследование. В противном случае я сам совершу преступление и меня можно будет привлечь к ответственности за недоносительство. Когда ко мне обращаются граждане, подозревающие в нечестности конкретного судью, а такие обращения поступали неединожды, все эти заявления я направляю в органы прокуратуры для проведения расследования.

- Было ли возбуждено уголовное дело хотя бы по одному из таких заявлений?

- Из тех заявлений, которые передавались в прокуратуры через Верховный суд, уголовные дела на судей возбуждены не были.

Ну а тот факт, что к уголовной ответственности были привлечены те несколько судей, свидетельствует о том, что судебная система, как и правоохранительные органы и прокуратура, не осталась вне сферы влияния коммерческих и уголовных структур. Что касается судей, то, исходя из приведенных цифр, такие случаи можно назвать единичными, хотя я, конечно, далеко не уверен в том, что таких случаев больше нет.

- Закон говорит о том, что судья выносит приговор на основании доказательств и исходя из своего внутреннего убеждения, искренность которого, понятно, не поддается проверке. И даже в тех случаях, когда судья допускает в своей работе серьезные упущения и его приговоры неоднократно отменяются высшими судебными инстанциями, он практически не несет за это ответственности. Если судья неоднократно допускает ошибки, например, назначая вместо 8 лет лишения свободы в колонии строгого режима 3 года условно, то разве можно считать в таком случае адекватным наказанием понижение квалификационного класса судьи или даже увольнение его с должности?

- Нельзя оценивать работу судьи по самому факту отмены приговора, в том числе по причине его мягкости. Если бы судья нес ответственность за каждый отмененный приговор, то есть за каждый случай, когда его внутреннее убеждение относительно оценки доказательств, тяжести преступления и т.д. оказалось ошибочным, то мало кто хотел бы работать судьей. Судья может ошибиться, но, предусмотрев возможность наказания за эту ошибку, мы тем самым поставили бы под сомнение действенность основных принципов судопроизводства.

В этой связи также нельзя забывать о несовершенстве нашего законодательства. Сегодня оно на таком уровне, что если подходить к делу формально, можно квалифицировать правонарушение, например, как кражу в особо крупных размерах, а если вдуматься, сопоставить, понимаешь, что этот «особо крупный размер» сегодня - всего лишь стоимость велосипеда. И раньше, если бы речь шла о краже велосипеда, не исключено, что дело было бы вообще закрыто...

Кроме того, следует учитывать такое понятие, как степень участия человека в совершении преступления. Среди привлеченных к ответственности по статье за умышленное убийство есть несколько человек, в отношении которых была избрана мера наказания, не связанная с лишением свободы.

- Вообще-то звучит дико...

- Это действительно так. Но дело в том, что речь шла о настолько незначительном соучастии, что суд счел возможным применить к ним такую меру наказания...

- Учитывая и субъективные, и объективные аспекты, как вы сегодня в общем оцениваете кадровый состав украинских судов?

- В общем я бы оценил его как удовлетворительный. Несмотря на то, что работа достаточно напряженная - увеличивается количество дел, они сегодня более сложные, чем раньше. Суд постепенно становится единственным арбитром в спорах, и сегодня все чаще обращаются в суд, а не идут к чиновнику. В демократическом обществе так и должно быть - все спорные и конфликтные вопросы должны решаться в суде. Непредвзятом, независимом и, повторюсь, никем не контролируемом суде.

Что касается кадрового обеспечения, то сегодня в судах должны работать 5433 судьи, но по состоянию на 1 января 715 мест были вакантными. Хуже всего укомплектованы областные и приравненные к ним суды среднего уровня - они обеспечены кадрами на 70%. А тех судей низшего звена, которых можно было бы перевести в областные, мы не имеем возможности обеспечить жильем. Вообще когда возникает вопрос о необходимости создания определенных условий для представителей судебной власти, мы далеко не всегда находим понимание у других ветвей власти. Очень остро стоят проблемы в военных и арбитражных судах, которые обеспечены кадрами на 66 и 74% соответственно.

В условиях, когда обеспечением судов занимается исполнительная власть, когда чиновник определяет размер премии, решает, давать или не давать судье путевку, квартиру и так далее, говорить о независимости судов - просто смешно. Тем более, когда судья по нескольку месяцев не получает зарплату. О каком престиже профессии может идти речь? И мы очень часто сталкиваемся с тем, что судьи высокой квалификации уходят работать в коммерческие структуры, где их принимают с распростертыми объятиями.

- В продолжение разговора о взаимоотношениях с другими ветвями власти. Складывается впечатление, что с приходом нового министра в отношениях между Минюстом и Верховным судом наступило потепление, во всяком случае вы теперь чаще находите общий язык...

- Несомненно. Хотя я должен сказать, что и с предыдущим министром юстиции мы находили общий язык относительно определенных вопросов деятельности судов, но у нас нередко были разные подходы к решению этих проблем. С нынешним министром юстиции мы обнаруживаем общие подходы в большем количестве вопросов, но все-таки расхождения существуют и можно сказать, что проблемы остались. Основной вопрос - должно ли Министерство юстиции обслуживать суды в финансовом, материальном плане. Мы, судьи, считаем, что нет. Во-первых, потому что у сотрудников Минюста, который имеет более 50 функциональных обязанностей, до судов порой просто не доходят руки. И мы чувствуем это, в частности, по кадровому и финансовому обеспечению. Существует и другой аспект. По своему статусу Минюст представляет в судах интересы правительства, в судах общей юрисдикции он может выступать представителем Президента. В принципе судья, конечно, может выносить решение, руководствуясь исключительно законом, что бы там ни говорил ему чиновник. Но будет ли гражданин, обратившийся в суд с иском против того же Министерства юстиции, уверен в том, что при принятии решения суд будет объективен, справедлив, несмотря на свои отношения с представителем исполнительной власти - Минюстом? В частности, вы, представители СМИ, понимаете, что на судью могут повлиять, используя известные рычаги. Вы и сами иногда чувствуете это влияние, например, когда дело, касающееся вашего издания, находится в суде. Этот процесс незаметен для постороннего глаза, но он весьма ощутим. Так что независимость судов - это не просто чьи-то личные амбиции, это необходимость. И говоря о независимости, мы ведем речь не о правах судьи, а о праве общества на независимый, непредвзятый суд.

- В цивилизованном мире принято считать, что в том случае, если пресса слишком дорого платит за свои ошибки, это заставляет ее прибегать к жесткой самоцензуре, что в конечном итоге дорого обходится обществу. Должна ли, по вашему мнению, существовать разница в ответственности за умышленную и неумышленную ошибку, когда речь идет о судебном рассмотрении дел, связанных с прессой? Должен ли существовать предел для суммы, которую может требовать в судебном порядке истец в качестве компенсации морального ущерба? Как вы в целом оцениваете практику рассмотрения судебных дел, связанных с публикациями в украинской прессе?

- Что касается ответственности прессы за ошибки, то от полной безответственности и вседозволенности, возможности давать любую негативную оценку, не соответствующую действительности информацию мы пришли к другой крайности - к гиперпереоценке своей собственной чести и достоинства. Верховный суд проанализировал судебную практику, касающуюся исков к СМИ. Есть просто потрясающие примеры. Например, газета опубликовала соответствующую действительности информацию, а гражданин, ссылаясь на запрет публикации данных, касающихся личности, предъявил немалые иски, требуя компенсировать ущерб, якобы нанесенный вследствие публикации его деловой репутации. Этот иск не был удовлетворен судом. А вот с корреспондента другого издания взыскали сумму, причем в пять раз большую, чем с самого издания: было установлено, что корреспондент сфабриковал определенные данные и опубликовал их в газете. То есть умышленно опубликовал не соответствующую действительности информацию.

Отдельная проблема - освещение жизни и деятельности политиков, чиновников. Я думаю, что мы еще придем к четкому представлению об ответственности прессы за публикации, касающиеся, в частности, политических деятелей. Ведь если человек вышел на политическую арену, то граждан интересуют не только его обещания и видение перспектив развития общества, но и то, что он собой представляет, - его моральные качества, связи, семья. Такой человек должен быть, условно говоря, в лучах прожектора, чем и является пресса. И освещение деятельности политика, должностного лица приносит несомненную пользу обществу. Конечно, речь идет о фактах, соответствующих действительности. Но следует учитывать, что проводить журналистское расследование чрезвычайно сложно. И все же если должностное лицо совершает поступки, от которых ему следовало бы воздерживаться, то общество имеет право знать об этом и давать соответствующую оценку такому поведению человека, взявшего на себя одновременно с определенными полномочиями и ряд обязанностей.

Так что проблема действительно существует, в том числе и вопрос ответственности за умышленную и случайно допущенную ошибку, и мы собираемся обсудить ее на пленуме Верховного суда. Но урегулирование этой проблемы - дело наших законодателей. В позапрошлом году, когда Верховный суд еще обладал правом законодательной инициативы, мы предлагали хотя бы ограничить суммы исков с требованиями компенсации морального ущерба, путем введения государственной пошлины на такие иски. Предлагался следующий вариант: в том случае, если суд удовлетворяет иск, истцу будет компенсирован не только моральный ущерб, но и сумма пошлины. В противном случае истец теряет эту сумму. Я думаю, в определенной степени это помогло бы решить вопрос. Но Верховная Рада не согласилась с нами и не включила этот пункт в закон «О государственной пошлине».

- Как вы относитесь к освещению прессой работы судов?

- Я считаю, что открытость и гласность судебного процесса - это не только присутствие людей в зале судебного заседания, но и отражение самого процесса на страницах газет и даже на телевидении. Лично я не против - пусть кто хочет, тот и оценивает работу судьи и критикует ее. Ничего страшного нет в том, когда решение судьи критикуют, обсуждают, правильно ли оно. Это может дать положительный результат, заставив судью действовать в рамках закона. Ведь, находясь в центре внимания, человек не преступит закон.

- Решения Конституционного суда, по сути, приводили к отмене некоторых решений Верховного суда. И не всегда это касалось решений, принятых до вступления в законную силу новой Конституции Украины. Как относится к такой ситуации Верховный суд, который привык к тому, что последнее слово традиционно оставалось за ним?

- Наши, если можно так сказать, интересы, пересекаются с Конституционным судом только в одной плоскости - толкования законов. Конституционный суд не может пересмотреть конкретное решение общих или арбитражных судов. Но оно может быть пересмотрено в том случае, если толкование закона Конституционным судом будет отличаться от толкования этого закона судом, принявшим решение по конкретному делу. Ведь любой суд, принимая решение, толкует закон. Ну а, так сказать, общее толкование закона может не всегда совпадать с толкованием закона в связи с конкретным делом. Однако таких фактов у нас чрезвычайно мало. Пока что коллизий по этому поводу не возникало, за исключением решения по поводу депутатов-совместителей. Верховный суд приостановил депутатский статус нескольких лиц, которые, по нашему мнению, нарушили правила совместительства. Впрочем, мы не думаем, что наше решение противоречит решению Конституционного суда. И между нами - общими судами, Верховным судом и Конституционным судом не существует никаких противоречий и не возникает проблем...

- Как бы вы оценили нынешнее состояние судейского самоуправления?

- Сегодня несмотря на то, что закон «Об органах судейского самоуправления» был принят четыре года тому назад, оно фактически находится в стадии становления. Очень важным в этом плане является положение Конституции, предусматривающее, что для решения вопросов внутренней деятельности судей существует судейское самоуправление. По сути это положение запрещает кому бы то ни было вмешиваться в вопросы, которые должны решать исключительно органы судейского самоуправления - съезд судей, Совет судей, собрание и конференции судей. У нас почему-то привыкли считать, что без опеки со стороны исполнительной власти судебная власть вообще не сможет существовать. И, к сожалению, еще присутствует стремление действовать по-старому, определять старшего среди судей районного уровня, писать инструкции для судей. Я надеюсь, что это временное явление и что все будет приведено в соответствие с положениями Конституции.

- Какие главные достижения судебной системы за годы независимости вы можете назвать?

- Наибольшее общегосударственное значение имеет, конечно, принятие новой Конституции Украины, закона «О статусе судей». С принятия этого закона мы начинаем вести отсчет начала становления судебной системы как органа государственной власти. Впоследствии был принят еще ряд законов, и можно сказать, что сегодня правовая база для работы судов в основном создана. Но дальнейшее реформирование судебной системы чрезвычайно затянулось. Из пяти лет, которые определены Конституцией как переходные и на протяжении которых следует реформировать судебную систему, уже прошло два. Но пока что судебная система остается такой, какой она была в 1960 году, и для ее реформирования практически ничего не сделано. И сегодня судебная система, которая была создана в прошлые годы для обслуживания командно-административной системы, может стать тормозом на пути развития нашего общества.