Крик о помощи, которого никто не услышал

6 июля 10-летний Дима Бородин прыгнул с крыши девятиэтажки по ул. Легоцкого в Ужгороде. Его смерть была мгновенной. Даже теоретическая возможность того, что маленький ребенок решится покончить с собой, кажется настолько невероятной, что сразу появились сомнения - самоубийство ли это на самом деле. Однако свидетели подтвердили, что это не несчастный случай.

В ходе осмотра тела судмедэксперты установили, что мальчик был изнасилован, а когда делом занялись правоохранительные органы, начали всплывать страшные вещи, через которые прошел ребенок. Помочь и защитить его от них оказалось некому.

Родители мальчика уже несколько лет находятся в стадии перманентного противостояния. Оба обвиняют в смерти ребенка друг друга, а аргументы противоположной стороны называют ложью. Мама на встречу с журналистом пришла со старшей дочерью от первого брака, которая тоже имеет прямое отношение к этой трагической истории.

- Мы поженились с Дмитрием Бородиным в 1998 году и прожили вместе десять лет, - начинает рассказывать Анна Бондаренко. - За это время один за другим родились трое сыновей, Дима был самым старшим. Разлады в семье возникли в 2007 г. Я несколько месяцев лежала в больнице в Киеве, а когда вернулась домой, старшая дочь (ей тогда было 15 лет) рассказала, что отчим приставал к ней.

- Все начиналось с так называемых лекций, - продолжает девушка, которой сейчас 20 лет. - Отчим приходил ко мне поздно ночью и до самого рассвета проводил «беседы». Рассказывал о комплексе Электры, других подобных вещах. И постоянно наговаривал на маму, настраивал против нее. Повесил на стену картину - страшную старуху, позади которой стояли дети, и говорил: «Это мать». Я давала понять, что мне не нравятся эти лекции, они давят на психику и угнетают, но прямо запретить их не могла - боялась, что ударит (в детстве он поднимал на меня руку). Под утро, когда я пребывала в истощенном, полудремном состоянии, он приставал ко мне. Я оттолкнула его, и он очень обиделся… Мне неприятно вспоминать все это, стараюсь вычеркнуть тот период из своей жизни.

- Когда дочка рассказала о приставаниях, я была в глубоком шоке, ведь муж готовился стать священником, даже окончил богословскую академию, - говорит Анна. - Мы с дочерью сразу пошли в милицию. Офицер выслушал нас и сказал, что педофилия - очень плохая статья, за которую мужа могут надолго посадить. И я решила не брать на свои плечи такой груз. Дело в том, что Дмитрий уже дважды судим. Первый раз за кражу со взломом уличного киоска, второй (уже в период нашей супружеской жизни) - за подделку денег. Теперь с такой статьей просто не выжил бы на зоне. Поэтому мы вернулись домой и серьезно поговорили с Дмитрием. Он в присутствии родственников (была его и моя мама, а также соседка) признался, что приставал к падчерице, после чего я забрала ключи от квартиры и выгнала его. Развод мы оформили через год - в 2008 году. Дети по решению суда остались со мной, а бывший муж перебрался к родителям.

Все это время Дмитрий и его родители писали в мэрию жалобы, что я не разрешаю им видеться с детьми и внуками. Я отвечала, что не против таких встреч в моем присутствии (и они действительно регулярно проходили). Но категорически возражаю, чтобы бывший муж, который и дальше пытался психологически воздействовать на детей, виделся с ними с глазу на глаз, поскольку это может закончиться катастрофой. Копии этих обращений в комиссию по делам детей у меня сохранились. Однако в сентябре 2008 г. опекунский совет ужгородской мэрии установил порядок таких встреч - каждые выходные с ночевкой у них. И я смирилась - все-таки это его родные дети, имеющие право видеться с отцом. Через месяц Дима (ему тогда было шесть лет), вернувшись вместе с братьями после такой встречи с ночевкой, проговорился о приставаниях отца. Младшие братики подтвердили его слова: «Да, мы еще подушку в него бросали!..» Я позвала дочь и попросила ребят все подробно рассказать. Дима повторил: «Папа держал меня за руки и не давал сопротивляться…». Младшие братья все видели, один из них пытался оттащить отца, но тот так толкнул его, что ребенок упал и сильно ударился. Что мне как матери было делать? Мы все вместе пошли в милицию и написали заявление, включив в него и прошлогодние приставания Дмитрия к падчерице. Против бывшего мужа возбудили уголовное дело за совращение несовершеннолетних, которое через два месяца, в декабре 2008 г., передали на рассмотрение в Ужгородский горрайонный суд. С тех пор и начались хождения по мукам. Дмитрий вину отрицает и делает все возможное, чтобы затянуть дело. И оно действительно затягивается. За год судья проводит всего три-четыре заседания, откладывая их по любой причине - то педагога нет, то психолога, то еще кого-то. Диму и дочку допросили лишь в мае 2009 г. - через полтора года после передачи дела в суд. Младших братьев - через два года. Все это время четверо детей были полностью на мне. Денег катастрофически не хватало, ведь алименты Дмитрий не платил (за это время накопилась задолженность в сорок одну тысячу гривен). Я обращалась в службу по делам детей с просьбой лишить его родительских прав (заключение службы необходимо для суда), но там сказали, что сделают это лишь после приговора. Дело находится на рассмотрении уже более трех с половиной лет. Я ходила по этому поводу к председателю суда - безрезультатно.

Пошла на личный прием к губернатору. Тот возмутился, дал поручение прокуратуре. Та переадресовала его еще кому-то, так все и заглохло. У меня начали сдавать нервы. Я поняла, что суд никогда не закончится, а если и закончится, то будет апелляция, кассация. От всей этой волокиты и осознания собственного бессилия опустились руки. Родители Дмитрия и далее настаивали на встрече с внуками, и в один день (это было в феврале 2011 года) я не выдержала и сказала сыновьям: «Вы пойдете на полтора месяца к бабушке и дедушке, а я за это время поправлю здоровье и заработаю денег». Фактически я отдала детей бывшему мужу. Надеялась, что после возбуждения уголовного дела он никогда не сделает с ними ничего плохого… Потом детей трудно было вернуть, но я просто забрала их из школы и привела домой. А с родителями Дмитрия (они уже на пенсии, оба бывшие педагоги) неофициально договорилась, что на выходные они будут забирать внуков к себе. И целый год дети по выходным ходили туда. Видно, на них там оказывалось давление, домой братья возвращались агрессивными, резкими. Особенно старший Дима. Если я требовала готовить уроки, отвечал, что пожалуется на меня в суд, напоминал, что у нас даже фамилии разные (после развода я вернула девичью фамилию, а братья остались на отцовской). Он мог даже послать меня на три буквы… Зато отца любил, с радостью ходил к нему, все время играл там на компьютере… Родители Дмитрия попросили отдать им этим летом внуков на более длительный период. Я согласилась, и с 25 мая по 30 июня они жили там. Я считала, что опасность миновала, ведь прошло четыре года. Даже просила родителей бывшего мужа забрать Диму на воспитание к себе, он так любил бывать там… Но все произошло по-другому.

- 30 июня сыновья вернулись домой, - продолжает Анна. - Все было нормально, они улыбались, играли. Мы несколько раз успели поехать за город на природу. Дима вел себя, как обычно, а 6 июля, в пятницу вечером, неожиданно прыгнул с крыши нашей девятиэтажки… Накануне мы отдыхали на речке, привезли оттуда несколько килограммов мелкой рыбешки. Я замариновала ее и поднялась вывесить на крышу. Там уже загорала какая-то девушка, мы перебросились несколькими фразами. Дима тоже поднялся со мной. Это где-то 16.30 было, жара стояла невероятная, под 40 градусов. Рыбешка та мелкая, чтобы развесить ее, нужно время, и я несколько раз говорила сыну: «Ты зачем поднялся? Иди обратно в квартиру, здесь очень жарко». «Я хочу побыть с тобой», - отвечал он. Сел рядом, начал расспрашивать, как сушить рыбу. Мы пробыли там около получаса, я закончила с рыбой и сказала: «Спускаемся вниз», и не проконтролировала, спустился ли Дима со мной. Даже в мыслях не было, что он может остаться, ведь жара была нестерпимой.

Пошла на кухню помыть руки, и тут вбегает соседка: «Дима упал с крыши!» Я сгребла из холодильника лед, схватила воду, и как была босиком бросилась вниз. Сын лежал возле дома без движения. Я делала ему искусственное дыхание, поливала лицо водой, прикладывала лед, но это уже не могло помочь…

Женщина из противоположного дома видела, как все произошло. Дима некоторое время стоял на самом краю крыши и смотрел вниз. А потом отошел назад, разбежался и прыгнул. Еще и руку поднял, будто помахал ею… Почему так случилось? Видно, у сына не выдержала нервная система… Когда экспертиза показала, что он был изнасилован… Что творилось в душе ребенка? Он очень любил отца, обожал его. С одной стороны, это искренняя детская любовь, с другой - мерзкое изнасилование, о котором он никому не мог рассказать, чтобы не предать отца… Не мог ни с кем поделиться, даже вида подать, он просто не выдержал…

Милиция возбудила уголовное дело по факту доведения до самоубийства. Самое страшное началось после этого. Эксперты установили, что раны успели зарубцеваться, а факт мужеложества был не раньше, чем за 14 дней до гибели (более точную дату установить невозможно). Последующие события не заставили себя ждать. Младших братьев изъяли у матери и передали в Батевский приют для несовершеннолетних. Через несколько дней отец Димы принес в прокуратуру написанное сыном за полторы недели до смерти письмо. Вот несколько цитат из него: «…У школі нас називають бомжами, тому що ми ходим грязні. Ми ще не вміємо самі стірати. Ми ходимо дома голодні їсти маємо готувати самі бо мама має відпочивати від нас вона каже що ми їмо багато як свині. Відколи вона розлучилась з татом у нас жили багато дядів дядя Юра, дядя Марсель, дядя Діма, дядя Паша, дядя Коля. Зараз з нами живе дядя Владислав… він нас б’є кулаками. Обзиває нас… Після цих ударів у нас болить у середині, та лишаються синці на спині про це знає уся школа, усі сміються і не поважають нас… Я хочу жити тільки з татом. Тато ніколи мене не ображає. Тато про нас турбується. Він нас любить…».

У отца мальчиков, Дмитрия Бородина, своя версия причин трагедии. Которая кардинально отличается от версии бывшей жены.

- Претензии ко мне со стороны жены начались в 2007 г., когда она вернулась из больницы, - говорит Дмитрий. - Эта ситуация описана в уголовном деле, которое через год сфабриковали против меня. Она обвиняла меня во всем - что жизнь ей испортил, что не зарабатывал (хотя я работал - устанавливал отопление и электричество). Я пытался как-то наладить отношения, даже зная, что она живет с другими мужчинами. Но жена сказала, что будет жить с кем угодно, а дети будут считаться моими. После этого мы развелись.

- Падчерица утверждает, что в тот период вы приставали к ней.

- Есть такое обвинение параллельно с обвинением относительно Димы. Она под физическим давлением заставила детей сказать это милиции… Это полный бред, нет никаких доказательств - ни прямых, ни косвенных. Есть только материальная подоплека и месть.

- За что?

- (Пауза) Жизнь ей разрушил - так она говорит. Начиная с материальных претензий и заканчивая тем, что не живу с ней. Она также претендовала на квартиру моих родителей. Для получения каких-то материальных ценностей она использовала детей, как щит. Хотела посадить меня в тюрьму и лишить родительских прав, а детей отдать в приют из-за тяжелого материального положения. Оттуда их должна была забрать ее тетя и оформить опекунство, за которое государство выплачивает деньги. А потом тетя неофициально отдала бы детей матери. Такой был план. А эти обвинения в педофилии… Они, во-первых, сказались на детях, ведь их в школе обзывали. Потому что отец такой. А я вынужден был молчать, поскольку по решению суда дети после развода остались у нее. Но я был обязан исполнять свои отцовские обязательства, регулярно приходил в школу. Аня была против наших встреч, создавала преграды, потом соглашалась. Сначала говорила, что отдаст Диму нам на воспитание, потому что не справляется. А потом сказала, что передумала и не отдаст. Постоянно грязью поливает меня перед детьми.

Они потом спрашивают: «Папа, правда, что ты не идиот?» Дима вообще в стрессе был, что мама сначала разрешает переехать к нам, а потом запрещает. Мы объясняли: «Тебе уже 10 лет, ты сам можешь сказать про себя в суде». И он написал то письмо, которое должно было пойти в органы опеки. То есть как - он говорил, мы писали, а потом он переписал. Смысл письма в том, что он хочет жить с нами, а не с ней. Надо было дать ребенку жить так, как он хочет, - общаться с дедушкой и бабушкой, чтобы была какая-то отдушина, а не постоянный, непрерывный стресс. Когда сыновья приходили к нам, они первые дни писались в кровать. Это от страха перед матерью…

- Вы знаете, что Дима был изнасилован?

- Я спрашивал следователя, но официального заключения экспертизы нам не дали. Версий есть много, но то, что касается памяти моего сына, я должен защитить. И не на основании «я так думаю», а на основании экспертизы… В УВД я проходил детектор лжи. Сам согласился, потому что у меня две судимости, и надо развеять сомнения. Если бы не прошел детектор нормально, разве сидел бы сейчас перед вами?

- Как вы, как отец, считаете, - в чем причина того, что 10-летний мальчик решился на самоубийство?

- Расшатали ребенку нервную систему, после чего все что угодно становится возможным. Кто виноват? Виноваты, ответственны за судьбу ребенка оба родителя, потому что дети на этот свет не просились. Поэтому снимать с себя ответственность, говорить, что я чист, как кристалл… Чего-то недоглядел, упустил, где-то надо было действовать активнее. Есть вещи, о которых я не знаю, но я не ожидал такого. Был на работе, и тут звонок. На меня весь мир обрушился. Это был мой первый сын, я назвал его Димой… Если бы они на крыше говорили только о рыбе, без эмоциональных нажимов, как это часто бывало, то, возможно, ничего бы и не произошло. Потому что есть вещи, которые окрыляют, а есть, которые опускают и толкают на ужасные поступки. Мы настояли потом, чтобы двоих сыновей забрали в приют. Сколько раз говорилось, что она погубит детей… В мэрии это знали, в школе тоже. Но детей забрали лишь после трагедии…

- Дима вел себя нормально в последние дни, когда был у вас?

- Расскажу, как мы попрощались. 30 июня, когда все трое братьев возвращались к матери, сели в такси, и я уже закрывал дверцу, Дима вдруг остановил меня: «Стой!» И протянул руку: «Держи. Это конфета. Но не ешь ее до четверга. Все, давай…». Это было сказано совсем другим тоном. Конфета - обычный леденец, я до сих пор держу ее у себя. В голове не укладывается, что это значило, не могу осмыслить. А в пятницу он прыгнул с крыши…

Поскольку мать и отец кардинально противоречат друг другу, объективную картину того, что на самом деле происходило с детьми, могли бы дать другие стороны, равноудаленные от родителей. Например, тот же суд, рассматривающий дело о совращении несовершеннолетних. Впрочем, с самим судом ситуация тоже довольно странная. Четкие сроки рассмотрения уголовных дел законодательством не обусловлены, однако три-четыре заседания в год и волокиту, которая продолжается на протяжении уже более трех с половиной лет, понять невозможно. Зампредседателя Ужгородского горрайонного суда Игорь Семерак, рассматривающий уголовное дело, согласился встретиться с журналистом, но ничего по сути не сказал, мотивируя это тем, что дело все еще в судебном производстве. А относительно волокиты выразился так: «Это связано с процессуальными трудностями. Однако после получения результатов экспертизы «появится свет в конце туннеля». Как удалось узнать автору материала из других источников, за месяц до гибели Дима прошел во Львове психолого-психиатрическую экспертизу, которая должна дать ответ на вопрос, говорил ребенок правду или оговаривал отца.

Более-менее исчерпывающую характеристику мальчику дали только в Ужгородской 19-й школе, где он проучился с первого по четвертый класс.

- Что можно сказать - неблагополучная семья, - рассказывает классный руководитель Татьяна Гальма. - Это с первого дня было понятно. Дима приходил в школу неаккуратный, форма если и была, то такая… Мама говорила, что отец не занимается сыном, отец жаловался на мать. Он лишь изредка приходил на переменах - раз-два в месяц. Когда детей на выходные забирала бабушка, то отмывала, отстирывала и одевала их. А потом опять все повторялось. Школа несколько раз обращалась в мэрию, что в семье детьми не занимаются, но… Я и как-то сама приходила к ним, потому что Дима неделями не учил уроки. Но в дом меня не пустили. Потом мама сказала, что ей стыдно пускать кого-то в квартиру - мебель ободранная, двери разбиты…

- Как Дима учился?

- Фактически не учился, не хотел. Ему безразлично было, какая оценка - 2, 5 или 10. Поведение? Живой, подвижный. Одного стабильного друга не имел, но с ребятами менялся компьютерными играми. Это, кажется, единственная радость в его жизни была. У него и отец компьютерами занимается… И еще - все трое братьев очень дрались между собой на переменах. Это будто в порядке вещей у них было - подраться, помириться. Дима мог задирать и приличных мальчиков, которые не давали сдачи. Отец одного как-то приходил по этому поводу в школу. Сидеть за одной партой с Димой никто не хотел. Приходил он постоянно неаккуратный, расхлябанный. Сидел себе один на крайней парте…

Мне кажется, лучше всего детям было у бабушки. Я даже рекомендовала матери отдать Диму туда на воспитание. Она: «Я бы и отдала, но они не хотят». Я тогда к бабушке, а та: «Я бы и взяла, но у нас суд…» Была будто договоренность, что со следующего учебного года Дима все-таки переезжает к бабушке и пойдет в другую школу. Но заявление о переводе они так и не принесли… Зимой прошлого года был период, когда мать просто выгнала братьев к бабушке. А потом опять забрала прямо из школы. Наш психолог тогда проводила тесты и установила у Димы агрессивность и настороженность…

- К кому Дима больше тянулся - к отцу или матери?

- И к отцу, и к матери. Маму, кажется, братья больше боялись, потому что она ругала их за учебу, построже была. Но дети все равно любят обоих родителей, какими бы они ни были.

- Бывало, что Дима приходил в школу с синяками?

- С синяками на лице не приходил, а под рубашку я ему не заглядывала. Шишки бывали на голове, но это у всех мальчиков обычное явление… И еще - то письмо, что в прокуратуре, Дима не мог написать сам - это однозначно. Устно ответить умел, а письменно сформулировать хоть одно предложение - нет. Сочинения не мог писать. У меня остались тетради по развитию речи, я это точно знаю...

Автор позвонил в Батевский приют для несовершеннолетних, чтобы поинтересоваться младшими братьями Димы.

- Ребята в нормальном состоянии, - сказал директор приюта Василий Цогла. - Но очень замкнуты. Младший еще что-то пробовал говорить, но старший его сдерживает: «Нельзя, молчи». Там борьба между родителями, и это сказывается на мальчиках. Если сравнить братьев с детьми, которые часто попадают к нам с улицы, то они отличаются в лучшую сторону. Знают свое место, что можно, что нет. Хотя дома у них не было нормальных условий, это видно по поведению…

Вместе с тем, когда из Ужгорода приехали психологи и педагоги, чтобы опросить братьев, оба они сказали, что хотят вернуться домой. Об этом автору этих строк сообщила психолог приюта Татьяна Пидберецкая, присутствовавшая при этом разговоре: «Дети однозначно выразились за то, что хотят к матери. Ни к отцу, ни к бабушке с дедушкой, а именно к матери».

ZN.UA разыскало свидетельницу последних минут жизни Димы - 17-летнюю девушку, загоравшую на крыше в тот момент, когда с нее прыгнул ребенок. Она присутствовала при последнем разговоре матери с сыном.

- Когда я поднялась на крышу, мама с мальчиком уже развешивали рыбу, - говорит Аня. - Мы перебросились несколькими нейтральными фразами, после чего я легла на коврик загорать. Ребенок с мамой находились метрах в семи и о чем-то говорили. О чем именно, я не прислушивалась, но разговор был спокойным, мальчик даже смеялся. Потом, когда женщина спускалась вниз, я одела наушники и перевернулась на живот. А ребенок ушел за надстройку для лифтового механизма, поэтому я его не видела. Через несколько минут выбежали взрослые и сказали, что он упал с крыши…

Что именно стало последней каплей, из-за которой ребенок решился свести счеты с жизнью, выяснить, наверное, уже невозможно. Сам Дима о своих проблемах никому не говорил, единственное его свидетельство, что в семье не все в порядке, - письмо, принесенное в прокуратуру отцом. Мать изложенные в нем факты категорически отрицает. Говорит, что действительно жила с мужчиной по имени Владислав, который иногда остро реагировал на демонстративное непослушание старшего сына, особенно проявлявшееся после визитов к отцу. Но до рукоприкладства дело никогда не доходило. И голодными дети, по словам Анны, никогда не были. После прочтения письма напрашивается один закономерный вопрос: если сожитель матери действительно издевался над детьми, почему отец ни разу не обратился в милицию и не задокументировал следы избиений? Ведь это были бы очень серьезные аргументы в борьбе за сыновей. Ответ на этот вопрос получить не удалось, поскольку вскоре после нашего интервью Дмитрия Бородина арестовали. После результатов экспертизы, установившей факт изнасилования мальчика, отцу инкриминируют не только доведение до самоубийства (ч.3 ст.120), но и насильственное удовлетворение полового пристрастия противоестественным способом в отношении малолетнего, что причинило особо тяжкие последствия (ч.3 ст.153 уголовного кодекса). Сейчас Дмитрий находится за решеткой в следственном изоляторе. Мать детей признана потерпевшей.

Никаких комментариев редакции следователь дать не захотел, поэтому, как продвигается расследование, можно лишь догадываться. Дело о доведении до самоубийства вряд ли имеет перспективу. Юристы давно называют 120-ю статью уголовного кодекса мертворожденной - по ней в Украине не был осужден еще ни один человек. Другое дело - насильственное удовлетворение полового пристрастия противоестественным способом. Главный вопрос - был ли насильником Димы его отец. Попытки следствия выяснить это с помощью детектора лжи вызывают недоумение, ведь применение этого прибора не предусмотрено ни одним законом, а добытые с его помощью сведения не могут быть использованы в качестве улик. Однако возможность получить ответ на вопрос «Кто насильник?» есть с помощью специальной экспертизы в Киеве, которая может установить, мог ли конкретный человек изнасиловать конкретного ребенка. Именно такая экспертиза была задействована в громком деле о педофилии в «Артеке», по которому проходили высокодолжностные лица, в том числе народные депутаты.

Главная цель следствия - установить и наказать виновных, самого Диму, к сожалению, не вернуть. Как сказал выше один из фигурантов дела, за судьбу ребенка ответственны оба родителя, однако больше вопросов в связи с этим не к нему, а к матери. Как могла она, зная, что муж приставал сначала к падчерице, а потом и к сыну, снова и снова отдавать детей ему в руки? Когда я спросил об этом, Анна ответила: «Это была моя ошибка, теперь я очень сожалею о ней… Я не знала многих юридических тонкостей…».

Еще больше вопросов к службе по делам детей, Центру социальных служб семьи и молодежи, опекунскому совету Ужгородской мэрии. Во все эти структуры неоднократно приходили обращения - от матери, отца и его родителей, из школы - по которым было видно, что с детьми далеко не все в порядке. Чиновники прекрасно знали об уголовном деле о педофилии, которое рассматривается в суде. Законом «Об охране детства» именно на них возложены обязательства защищать детей от жестокого обращения, всех форм физического или психологического насилия. Но они не сделали ровным счетом ничего для защиты мальчика, просто отвернулись от проблемы, будто ее не существует. Редакция обращалась во все перечисленные структуры, однако ни одна из них не захотела дать никаких комментариев.

10-летний мальчик - совсем ребенок, чтобы довести его до самоубийства, нужно очень постараться. Но если родители настолько увлечены межусобицами, что забыли о детях, судья годами волокитит дело о педофилии, потерпевший ребенок регулярно остается на ночь с подсудимым отцом, а чиновники из мэрии делают вид, что все в полном порядке…

Получилось так, что ставший жертвой насилия мальчик остался со всеми своими проблемами один на один. Не имея жизненного опыта, не зная, как их решить, он не нашел другого выхода, чем разбежаться и прыгнуть с крыши многоэтажки. Короткая жизнь Димы Бородина - это немой укор бездушию и безразличию всех тех, кто мог и должен был ему помочь, защитить, но так и не сделал этого…

P.S. Когда материал готовился к печати, стало известно, что опекунский совет Ужгородской мэрии принял решение вернуть детей из Батевского приюта матери. Младшие братья Димы уже приехали домой.