«ДВИЖЕНИЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ» ИЛИ БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ?

Наверное, когда-нибудь о судебно-правовой реформе в Украине напишут книги. Если их авторы смогут позволить себе отобразить «правду жизни», в этих трудах будет изрядное количество примеров, свидетельствующих о том, сколь извилистым, запутанным, а порой и темным был этот путь. Сколько противозаконных и грязных средств и методов было применено по ходу построения правового государства. Но тогда уже наверняка будет известно, обрела ли третья власть независимость или осталась «под крылом» исполнительной власти. Власти, которая, постоянно говоря о том, что судьи у нас независимы, на самом деле, мягко говоря, лукавит. Небольшой, но показательный пример, приведенный «ЗН» народным депутатом Виктором Шишкиным. Администрация Президента направила письмо председателю Высшего совета юстиции В.Евдокимову. К письму было приложено исковое заявление уволенного с должности главы администрации одного из районов Закарпатской области. Мы не беремся судить о том, кто прав — уволившие или уволенный. В этом деле для нас важно другое. Как следует из текста заявления, чиновник был уволен, находясь на больничном, что противоречит закону. Он обратился в суд. Судья, как и полагается в соответствии с нормами процессуального права, это заявление принял. Затем, исходя из тех же норм гражданско-процессуального кодекса, назначил собеседование перед слушанием дела в суде. В тексте говорится: «Воловецкий районный суд сообщает, что 5 июля 2000 г. в 10 часов в помещении суда города Воловец будет проводиться досудебная подготовка по гражданскому делу по иску о восстановлении на работе и взыскании заработной платы за время вынужденного прогула». То есть обыкновенное сообщение, свидетельствующее о том, что судья выполняет свои обязанности в соответствии с уголовно- процессуальным кодексом.

Вот так реагирует власть на попытку гражданина разрешить конфликт, возникший у него с исполнительной властью посредством обращения в суд и попытку судьи действовать в соответствии с законом. В письме, направленном в Высший совет юстиции за подписью первого заместителя главы администрации Президента, говорится: «Уважаемый Валерий Александрович! Отправляю Вам копию письма Воловецкого районного суда Закарпатской области и исковое заявление… к областной государственной администрации, администрации Президента Украины... для рассмотрения вопроса относительно квалификации судьи, в производстве которого находится дело, и его соответствии занимаемой должности». И, увы, речь не идет об отдельно взятом провинциальном начальнике, что можно было бы попытаться назвать отдельным фактом, нетипичным или даже исключительным явлением. Это — принципиальная позиция исполнительной ветви власти.

Итак, сегодня с уверенностью можно констатировать, что судебная ветвь власти не является независимой, а судьи, как правило, несут чисто символическую ответственность за проступки, правонарушения и преступления, совершенные ими «при исполнении». Прогнозы на будущее тоже малоутешительны. Мы наблюдаем создание комиссии при Президенте, которая призвана навести порядок с законопроектами о судоустройстве. Очевидно, одной комиссии ВР для этого оказалось недостаточно. Но даже президентская комиссия, которая, как было объявлено, в 10-дневный срок собиралась достигнуть желанного консенсуса, пока что к нему, похоже, не пришла. Хотя с тех пор прошло уже много 10-дневных сроков. Конечно, реформирование судебной системы — это не то дело, в котором уместна поспешность. Однако время поджимает, потому что через полгода новая система уже должна работать. Во всяком случае, об этом идет речь в Переходных положениях Конституции.

«ЗН» уже предоставляло возможность высказаться по этому вопросу председателям Верховного суда Украины и Высшего арбитражного суда Украины. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей еще две точки зрения относительно современного этапа судебно-правовой реформы. Их мнения показались нам интересными, в частности, потому, что наши собеседники хорошо знакомы с вопросом, так как оба в свое время имели самое непосредственное отношение к судебной власти. Один — в качестве судьи, другой — как чиновник Минюста, возглавлявший управление организационного и кадрового обеспечения деятельности судов. Не менее важно и то, что сегодня столь непосредственного отношения к третьей власти они уже не имеют.

Итак, почему в битве за новый закон судебная власть не только не выступает единым фронтом против извечно и небезуспешно посягающей на ее независимость власти исполнительной, но вступает в, так сказать, внутренние яростные споры? Каковы перспективы принятия нового закона, регламентирующего деятельность судов? И что он реально принесет обществу? Каково на самом деле количество рассматриваемых законопроектов? Как добиться того, чтобы в последствии независимость судебной ветви не превратилась в независимость абсолютную, которая, как известно, развращает абсолютно?

И последнее — насколько искренна третья власть в этой борьбе за собственную независимость?

Виктор Шишкин: «Речь идет о серьезных рычагах влияния»

— У стороннего наблюдателя вполне может сложиться впечатление, что процессы, происходящие под эгидой судебно-правовой реформы и прогрессивными лозунгами, на самом деле представляют собой жесткую и бескомпромиссную борьбу за реальную власть. В этом вопросе переплелось значительное количество интересов личностей и целых коллективов, вполне способных за них постоять. И эти интересы порой весьма далеки от сугубо профессиональных. Насколько можно судить по публичным выступлениям председателя Верховного суда В.Бойко и председателя Высшего арбитражного суда Д.Притыки, отнюдь не единым фронтом выступают в этой борьбе и сами представители третьей власти, причем расходятся они по принципиальным вопросам. Ввиду этого, каков ваш прогноз — к чему мы придем в результате процесса, обозначенного как судебно- правовая реформа?

— К сожалению, пока что можно констатировать, что к какому-то положительному финишу мы не подходим. Я считаю, что у представителей властных структур сегодня нет понимания того, чего они хотят от судебной реформы. А отсюда нет и понимания того, каким путем идти к судебной реформе, что для этого нужно сделать, — и у самой судебной власти, и у президентской администрации, которая сегодня, с моей точки зрения, в наибольшей степени торпедирует этот процесс, у исполнительной власти, у парламента и даже у значительной группы ученых. Я вижу эту цель такой. Судебная система должна являться системой предоставления услуг, которые государство оказывает гражданину для разрешения конфликтных ситуаций.

По Конституции на все суды должна распространяться юрисдикция Верховного суда Украины. Но они восприняли это таким образом: они подминают под себя все. То есть главный теоретический постулат Верховного суда заключается в том, что они создают у себя соответствующие коллегии по всем отраслевым направлениям. Я считаю, что В.Бойко не прав, так как не следует создавать внутренние коллегии в ВС, и пора уже лишиться синдрома милитаризма, то есть избавиться от военных судов. Мне кажется, что ВС не должен иметь коллегий, а должен быть небольшим органом, рассматривающим в повторной кассации очень проблематичные с правовой точки зрения дела. В частности, когда возникает конфликт властных полномочий между специализированными судами. Я, например, знаю случай, когда одну и ту же норму Гражданского кодекса по-разному применили в ВС и ВАСУ. А как определить, кто прав, если старшего над ними сегодня нет?

У председателя Высшего арбитражного суда Д.Притыки совершенно иная задача — сохранить автономную власть и как можно меньше поделиться этой властью с Верховным судом. То есть в этой конфликтной ситуации каждый видит себя, а не демократическую систему, не говоря уже о конкретном человеке — физическом и юридическом лице. Они видят одно — отберут у меня кусок кресла или нет. В этом и заключается конфликт. Хотя статья 125 Конституции четко говорит об организации нашей судебной системы, о том, что наивысшим эшелоном является Верховный суд. Далее речь идет о том, что высшей инстанцией в специализированных судах являются высшие специализированные суды, и что в Украине действуют апелляционные и местные суды. Так что иерархия судов четко выписана.

Таким образом, в этом вопросе возникает конфликт интересов между представителями судебной власти, а также конфликт между исполнительной властью и судебной — по поводу финансов, назначения на административные должности и влияния посредством этого на суд. Конечно, в этой ситуации найти позитивное решение будет очень трудно.

Кстати, это один из моментов, свидетельствующий о том, что писать закон должны были люди, отстраненные от принадлежности к этой власти. Я не утверждаю, конечно, что депутаты совершенно оторваны от этого, но у них нет, так сказать, прямых, непосредственных интересов. И плохо, что у нас в этот процесс включены заинтересованные ведомства.

— Но без них же нельзя.

— Я считаю, что можно. Конституцией четко определен субъект законодательной инициативы. Там говорится, кто должен писать закон для общества. Остальным следует воспринять это как должное. Но они сегодня являются активными участниками этого процесса, причем каждый — со своим интересом. Ведь речь идет об очень серьезных рычагах влияния. В этом можно усматривать даже элементы личной заинтересованности, в том числе, заинтересованности коррумпированной. В арбитражном суде «крутятся» многомиллионные дела. Впрочем, суммы могут доходить и до миллиарда, что вполне естественно, когда судятся такие компании, как «Укрнефтегаз». Поэтому теоретически эти мои, скажем так, домыслы, не беспочвенны. Здесь, в судах, концентрируется реальная власть над финансами, над экономикой. Поэтому сегодня между судьями фактически идет борьба за сферы влияния.

— Представители третьей власти вступили в эту борьбу под лозунгом о независимости судов. Лозунгом совершенно справедливым, хотя и вызывающим огромное количество разночтений и толкований. Как вы понимаете независимость третьей власти и какие критерии считаете определяющими в этом вопросе?

— Судья должен быть независимым, чтобы на него никто не мог повлиять. Сейчас Конституционный суд принял решение, которым запретил депутатам направлять обращения судам. Я считаю, что это правильно, хотя, может быть, и не совсем уместно сегодня, пока мы еще не создали качественно новую судебную систему. Кстати, например, американская пресса свободно критикует судебные решения и даже поведение судей. Прессе это разрешено, так как она является публичной, общественной властью, а не властью реального управления. В то же время конгрессмен, сенатор или президент США не позволяют себе критиковать судебную систему. А у нас Президент сплошь и рядом выступает по поводу судебной власти. Наверное, если бы нечто подобное тому, что произносил наш Президент, сказал Клинтон, у американцев был бы шок. У нас это считается нормальным, хотя свидетельствует об отсутствии политической культуры у самого Л.Кучмы и бескультурье его окружения.

Таким образом решение, принятое нашим Конституционным судом, доктринально правильное. Но Конституционный суд не запретил ни Президенту, ни его администрации прибегать к телефонному праву. Получается, что одной ветви власти запрещено вмешиваться в судебную деятельность, а другой — нет.

— Но руководители судов, в том числе на страницах «Зеркала недели», неоднократно заявляли, что в деятельность судебной власти настойчиво вмешиваются именно народные избранники. А на вопрос о том, пытается ли повлиять на решения суда президентская администрация, например, председатель Высшего арбитражного суда Д.Притыка ответил «нет».

— Пусть господин Притыка не рассказывает сказки. Потому что я могу назвать, как минимум, десяток дел, по которым, я знаю, ему звонили из администрации и вызывали его туда. Такие утверждения — от трусости. Потому что точно так же на них давит и административная власть, но они боятся сказать об этом.

Другой аспект проблемы — формирование руководящих органов в судебной системе. Почему сейчас идет такая война между законопроектами? В моем проекте предусмотрено, что этим занимаются судьи, посредством судейского самоуправления избирая себе начальников. Почему бы нет? Ведь ВР сама избирает себе начальника, как и Конституционный суд, как Высший совет юстиции.

— Но мировая практика свидетельствует о том, что назначения судей, о которых мы говорим, делают зачастую президент или министр юстиции.

— Но это страны с уже устоявшейся демократией. То, что происходит сегодня у нас, свидетельствует, что, поменяв цвет флага и пару должностных лиц, мы не изменили свой большевистский менталитет. И то, как Л.Кучма выступает против судебной власти, то, как ведут себя министр юстиции и областные государственные администрации, подтверждает, что у них остался тот же менталитет, и они ни на йоту не стали демократичнее и прогрессивнее. Исходя из этого, сегодня нельзя идти западноевропейским путем, когда судью назначает президент или министр юстиции, потому что у них совершенно другое отношение к понятию демократии. Поэтому я считаю, что в данной ситуации выход заключается в том, чтобы председатель районного суда получал соответствующие полномочия только от своих коллег.

Еще один важнейший элемент — это финансы. Суд у нас сегодня нищий. Нет денег на самые необходимые канцтовары. Случается, судам отключают отопление, за несвоевременное внесение абонплаты — телефоны. Около 300 зданий, в которых расположены суды, по заключению компетентных инстанций, вообще находятся в непригодных для эксплуатации зданиях, подлежащих сносу.

— Положение судей столь же плачевно?

— Конечно. Здесь уравниловка сохранилась. Но все-таки судьи со стажем получают сравнительно неплохо.

— Вы можете привести хотя бы примерные цифры?

— Судьи Верховного суда — свыше тысячи гривен. В районных судах — 500—800 гривен. В значительной степени сумма зависит от надбавок, получаемых уже после трехлетнего стажа. Есть надбавки за стаж, «звездочки» — классные чины, премиальные. Страдальцами можно назвать молодых судей, которые получают практически голую ставку, что составляет 160—180 гривен. Так что судьям со стажем в общем-то нечего жаловаться, хотя, конечно, их зарплату не сравнить с тем, что получают судьи в других государствах. Например, годовой доход федерального судьи США — 129,5 тысячи долларов в год. Даже если треть уйдет на налоги, все равно это баснословная для нашего судьи цифра.

В Западной Европе финансирование судебной системы аккумулировано или в министерстве юстиции (Германия) или в органе, аналогичном украинскому Высшему совету юстиции (Франция, Испания). Но мы, к сожалению, не дали таких полномочий Высшему совету юстиции. В США совершенно другая форма реализации финансирования. Там существует государственная администрация, которая полностью отделена от управленческой власти. Она создана для судов и подчиняется только судебной власти. Эта структура занимается всей хозяйственной деятельностью, связанной с обеспечением работы судебной системы. У нас председатель суда — это по сути главный завхоз, который должен бегать по инстанциям и выбивать средства. В США судья этим не занимается. У них для этого есть администратор или менеджер здания, не являющийся судьей. Этот человек занимается всеми хозяйственными вопросами, и ему подчиняется весь техперсонал. Судебная администрация распоряжается всеми средствами, выделенными из госбюджета на судебную власть, в том числе ведает и зарплатами. Таким образом судья занимается исключительно судопроизводством.

Мы можем выбрать один из этих путей. Собственно, Минюст у нас и заведует финансами уже сегодня. Но опять-таки, я сегодня не доверяю Министерству юстиции, учитывая неизжитый менталитет и старые подходы. Ведь были примеры, когда Минюст недофинансировал суды.

— То есть не все средства, выделенные судам, были переданы Минюстом по назначению?

— Да. Об этом говорил в своем отчете председатель Счетной палаты Украины Валентин Симоненко. Изучив вопросы, связанные с финансированием Минюстом судебной власти, Счетная палата выявила там нарушения.

Кроме того, финансирование — это возможность реально влиять на суды — дать одному 30% от потребностей, а другому — 60. Несмотря на то, что ни у одного, ни у другого речь не шла о капитальном ремонте. Такая форма воздействия на суды тоже имеет место. Таким образом при господствующей сегодня старой чиновничьей философии финансирование является рычагом для управления судебной власти. И для того, чтобы избежать этого, мы должны избрать какой-то иной путь —видимо, не тот, которым пошла сегодня Европа, а возможно, взять на вооружение именно американский опыт. Кстати, эта система существует в США с 1939 года, так что она уже проверена. До того финансированием судов занималось Министерство юстиции, однако в Конгрессе был поднят вопрос о том, что таким образом не полностью соблюдается теория разделения властей. Так как через финансы управленческая система может влиять на суды. И я считаю, что сегодня, когда мы находимся на изломе, фактически в создавшейся революционной ситуации, когда нужно менять наши сложившиеся теоретические установки, нам следует поступать более радикально, как это сделал американский Конгресс.

— Комиссия при Президенте должна была прийти к общему знаменателю, согласовав спорные вопросы, касающиеся судебно-правовой реформы. Речь шла, кажется о 10 днях, но до сих пор о достигнутом консенсусе что-то не слыхать…

— Мне вообще непонятно поведение власти предержащих в нашем государстве и роль этой комиссии. Не вижу никакой другой роли этой комиссии, кроме как саботажной. Как бы вязко не продвигался процесс принятия нового закона, он шел. Было шесть проектов, осталось два — мой и г-на Сиренко, коммунистический. В конце-концов было принято решение о создании специальной комиссии на условиях равного представительства от всех фракций и заинтересованных ведомств. Эта комиссия должна была представить согласованный вариант. И вот на этом этапе откуда-то появляется законопроект Задорожного, Гавриша, Медведчука. Он «влез» в процесс совершенно незаконно, потому что на этой стадии новые законопроекты уже не могут рассматриваться. Это является нарушением, и именно в этом я вижу саботаж процесса реформирования судебной системы.

С весны комиссию собрали для концептуального обсуждения всего один раз. Тут возникает какая-то комиссия при Президенте. По Конституции он имеет право на создание комиссий, но чем эта комиссия лучше парламентской?

Сегодня у меня есть большие сомнения относительно достаточной квалификации членов этой комиссии, за исключением судей, которых там мало и которые вряд ли будут услышаны. Все остальные далеки от проблем судебной системы и по своей предыдущей работе, и по собственному научному потенциалу — и министр юстиции С.Станик, и глава президентской администрации В.Литвин и т.д. Сферой их научной деятельности проблемы судебной системы также не были. Многие из них вообще с букваря начинают изучать, что же это такое. Так что создание этой комиссии никак не является шагом на пути к прогрессу.

— Мы рассмотрели преимущественно ряд аспектов, в значительной степени касающихся того, как не следует обустраивать, по вашему мнению, новую судебнуб систему. А какой она должна быть, если говорить о принципиальных для вас моментах?

— К сожалению, сегодня существует, в частности, недопонимание того, каким путем должны создаваться специализированные суды, по каким направлениям должна идти эта специализация. Наша советская система строилась таким образом, что конфликтные ситуации мы видели в основном в области нарушения норм уголовного законодательства. Сегодня существует перекос. Взять наш Верховный суд и все нисходящие суды, которые имеют деление на коллегии — гражданскую и уголовную. Гражданская коллегия, как правило, в три-четыре раза меньше уголовной. А, например, кассационный суд Франции имеет шесть коллегий, из которых только одна — уголовная, три гражданских (цивильных), одна — трудовая и одна — социальная. Подобная тенденция существует в Германии, Италии, Испании, где уголовный блок очень узок по сравнению с массивом гражданских отношений, возникающих в цивилизованном обществе.

Мы же забываем о том, что сегодня конфликтные ситуации возникают, в основном, в социальной сфере, а так сказать социальных судов у нас вообще никогда не было. В то время как их задача — решение пенсионных вопросов, проблем, связанных с компенсациями в результате причинения вреда здоровью, потери кормильца и т.д. Это огромный пласт социальных вопросов. По старому советскому законодательству пенсионные споры вообще никогда не были предметом судебного рассмотрения. И, конечно, сегодня возникает вопрос, готовы ли судьи к рассмотрению этого огромного блока конфликтных ситуаций, возникающих в обществе, и к правильному их разрешению? Нет. Кроме того, судья не должен быть многостаночником, как это наблюдается у нас, когда он в течение одного рабочего дня рассматривает брачно-семейный спор, уголовный спор, трудовой и жилищные споры. Необходима специализация судей, потому что быть докой во всем невозможно.

Цивилизованные страны Европы, США, Канада уже не одно десятилетие идут по пути специализации. В США существует целый блок специализированных судов. Кроме того, на должность судей допускаются люди не обязательно имеющие юридическое образование.

— Кстати, это вопрос, весьма дискутируемый у нас сегодня.

— Ну, например, я не уверен, что спор, рассматривающийся в арбитражном суде, лучше разрешит специалист с юридической подготовкой, чем профессионал с экономическим образованием. У меня даже возникают большие сомнения по поводу того, что юрист сделает это лучше. Так как в подобных спорах есть очень много нюансов, связанных с профессиональной спецификой вопроса. Поэтому финансист или экономист может оказаться гораздо более уместным при разрешении данного конфликта. Почему мы должны упираться исключительно в юристов?

В Германии, например, существует специализированный патентный суд, 53% судей которого составляют инженеры-патентологи. Они принимают решения коллегиями из трех человек. В Италии существуют специальные суды, занимающиеся вопросами, связанными с водообеспечением и водопользованием. Там в качестве судьи обязательно избирается инженер коммунального хозяйства. Такой подход должен иметь место и у нас. Особенно, когда речь идет о судах, рассматривающих вопросы экономического блока.

Еще один принципиальный момент — это апелляция. Сегодня многие не понимают, что это такое. В частности, насколько серьезный экономический эффект она может дать. Ведь что такое наша современная кассация? Неудовлетворенный результатом разрешения в суде конфликтной ситуации в установленный законом срок подает кассационную жалобу. Кассацию пишут по факту и по праву. То есть когда сторона считает, что суд не исследовал достаточно объективно или полно факты (скажем, из 10 свидетелей допрошены только 8 или не проведена определенная экспертиза). Кассатор полагает, что показания тех двоих или выводы экспертов могли бы повлиять на конечное решение, а суд упустил этот фактаж. Естественно, вследствие этого неверно применена норма права. Западная апелляция, европейская, в основном, также придерживается этого принципа. Разница заключается вот в чем: у нас, придя к выводу, что суд должен был допросить этих двух свидетелей, показания которых могли иметь сыграть решающую роль, решение отменяют и отправляют его в суд на новое рассмотрение. Причем трагизм ситуации заключается в том, что суд, в который возвращается это дело, начинает его рассмотрение заново с самого начала, в том числе вызывая тех уже опрошенных восьмерых свидетелей. Поэтому сегодня наши граждане могут вызываться в суд даже десятки раз. Это приводит к колоссальным материальным и моральным потерям. А волокита с делами может длиться по пять-шесть лет. Принципиальное отличие апелляции заключается в признании фактажа, исследованного судом первой инстанции, состоявшимся. Иначе говоря, тех восьмерых свидетелей уже никто вызывать не будет, допросят лишь двоих оставшихся, вызвав их уже в апелляционную инстанцию. И суд будет рассматривать весь комплекс доказательств — те, которые уже содержались в материалах дела и полученные от этих двух свидетелей. Таким образом, это имело бы колоссальный экономический и моральный эффект.

И еще один немаловажный аспект. Вся наша судебная система сегодня жестко привязана к административно-территориальному делению. Другого деления нет.

Опыт государств, который я изучал, говорит о том, что в большинстве стран судебное территориальное устройство не совпадает с административно-территориальным. Например, во Франции это несовпадение вообще равняется 100%. И в таком случае значительно уменьшается влияние административной власти на судебную систему. Это особенно важно, когда мы говорим об административных судах, где гражданин судится с властью. В той же Франции не совпадает даже судебное территориальное устройство между судами, они не пересекаются даже между собой. После Второй мировой войны в Германии справедливо решили, что централизация бюрократической власти является одним из факторов, порождающих такие крайние проявления радикализма, как коммунистический или национал-социалистический. Немцы решили постараться ликвидировать этот централизованный бюрократизм. Это единственное государство в Европе, где было принято решение, что в столице вообще не должно быть высших судебных институций. И немцы разбросали суды по всей территории Германии. Все это было сделано с единственной целью — чтобы бюрократия не влияла на суды. Такие подходы к решению этой проблемы существуют в мире.

А у нас считают, что все должно быть рядом, чтобы позвонили из администрации Президента, или депутат успел сбегать в какой-то суд или министр из Кабмина заглянул, тоже повлиял на что-то. Я понимаю, что сейчас для Украины это дорого, но стремиться к этому следует. Во всяком случае, что касается областных судов.

Таким образом, добиться того, чтобы судебная власть была максимально ограждена от возможного влияния других ветвей власти можно, в частности добиваться организационными мерами — «оторвать» суды от административного разделения. Я не считаю, что это панацея, но такие подвижки могли бы сыграть свою положительную роль.

Николай Полуденный: «Новый законопроект чрезвычайно выгоден исполнительной власти»

— Сегодня вопрос реформирования судоустройства стоит крайне остро. Ситуация такова: срок действия переходных положений Конституции заканчивается в июне следующего года. Это означает, что по идее с 28 июня 2000 года должны работать апелляционные, кассационные, специализированные суды. По-новому должен работать Верховный суд. Санкции на аресты, прослушивание и т.д. также должны будут давать суды. А в проекте бюджета на 2001 год финансирование реформы судебной системы вообще не заложено.

Сегодня мы имеем в наличии постановление Верховной Рады, которым в первом чтении приняты два законопроекта — Шишкина и Сиренко. Кстати, тут ВР приняла «соломоново» решение, постановив совместить «коня и трепетную лань», то есть несовместимое. С другой стороны, есть еще один законопроект, который вроде бы и внесен, но рассматриваться не может — проект Гавриша, Задорожного, Кивалова, Бандурки. В принципе, всем известны близкие отношения этих людей с исполнительной властью и руководством арбитражных судов. И, как мне кажется, комиссия при Президенте создана для того, чтобы каким-то образом «утрясти» противоречие, связанное с существованием двух законопроектов, принятых в первом чтении, и третьим, который появился потом, но который стремятся протолкнуть. Хотя по Конституции и в соответствии с регламентом, если законопроект рассмотрен в первом чтении, то вносить новые проекты на этом этапе уже нельзя. Можно лишь править уже существующий проект, либо отменять соответствующий акт ВР. Думаю, что ВР все- таки отменит свое постановление и затем законопроекты снова будут вынесены на рассмотрение. И, естественно, первым на очереди будет законопроект Гавриша, Задорожного, Кивалова и Бандурки.

— Вы говорите «естественно», исходя из юридической ценности, которую представляет собой этот законопроект или учитывая расстановку политических сил?

— Учитывая расстановку политических сил и то, что сейчас происходит. Ведь, насколько мне известно, на этой комиссии, созданной при Президенте, фактически не рассматриваются законопроекты, принятые в первом чтении. Более того, мне известно, что судьям районных судов были розданы для ознакомления и внесения предложений именно законопроект Гавриша, Задорожного. Как это можно расценивать? В рамках такой политической игры и будут стараться «продавить» этот законопроект. Потому что он чрезвычайно выгоден исполнительной власти. Кстати, есть в нем и просто смешные вещи. Например, в соответствии с этим законопроектом, в кабинете судьи должен висеть указ Президента о назначении судьей и о назначении на административную должность в суде. Вообще законопроект снизу доверху пронизан одним стремлением: обладать рычагами влияния на судебную власть. Даже если не говорить о том, что судебные администрации входят по сути составной частью в систему Министерства юстиции. Формирование судебных органов, начиная снизу и доверху, прямо или опосредованно осуществляется через внесение предложения о кандидатурах на должность судьи, председателя суда и заместителей — исполнительной властью. Приходится констатировать, что поскольку вынесение этих вопросов на рассмотрение Президента и парламента осуществляет министр юстиции, то так оно и есть. В подавляющем большинстве случаев и назначение осуществляется Президентом. Доходит до прямого игнорирования принципа разделения властей. Вопрос о назначении председателя Верховного суда выносится на пленум Президентом. Но ведь кандидатура на должность председателя ВР не вносится на рассмотрение парламента Президентом. Получается, что министр юстиции и Президент Украины полностью контролируют всю верхушку судебной власти, в том числе — ведают освобождением от должностей.

В этой части интересна позиция авторов законопроекта. Они считают, что, в соответствии с Конституцией, именно Президент формирует суды. Но они расширяют территориальный принцип до административного, вкладывая в понятие формирование судов еще и формирование административного состава судов. Мне кажется, что это чрезвычайно опасно. Уже сейчас есть масса примеров, когда исполнительная власть совершенно беспардонно вмешивается в деятельность правосудия.

Абсолютным недостатком законопроекта Гавриша является, по моему мнению, то, что по сути из Верховного суда сделали научно-методический консультативный совет. У него нет практически никаких полномочий. Но даже если бы они и были, то, с учетом назначения председателей высших судов, их заместителей, а также председателя Верховного суда исполнительной властью ни одно решение против исполнительной власти через высший судебный орган не пройдет. Это совершенно однозначно.

Да, на Западе традиционно существует система назначения судей президентами и финансирования судов министерствами юстиции. Но там так же традиционно значительно больше внимания уделяют демократическим ценностям, чем собственным властным амбициям. И попробуй чиновник высокого ранга сделать что-нибудь, дающее основание только заподозрить его в попытке оказать влияние на судебную власть, он тут же лишится своего места. В Канаде, где судебная власть также обеспечивается исполнительной, нам привели такой пример. Один из заместителей премьер- министра позвонил председателю Верховного суда, просто желая узнать, как продвигается интересующее его дело. Кончилось это для него весьма печально. На следующий день информация об этом попала в прессу, и он вынужден был подать в отставку.

Поэтому, безусловно, когда работает система сдержек и противовесов, каждая ветвь власти следит за двумя другими. И тогда можно говорить о том, что деньги судебной власти могут находиться в руках исполнительной власти, гораздо более гибкой и мобильной, способной быстрее других принимать решения. Но у нас, в современных условиях этого делать нельзя. Вообще, учитывая, что Украина до 1990-го года по сути не имела государственности, соответственно — опыта построения и функционирования властей у нас нет.

Поэтому не имеет значения, какой западный опыт мы можем использовать. А учитывая реалии, на мой взгляд, правильнее было бы использовать опыт взаимодейстия судебной и исполнительной власти, накопленный на Северо-Американском континенте. У нас мы уже видим по сути сращивание исполнительной власти с законодательной, когда предложения исполнительной «проштамповываются» законодательной. Говоря об исполнительной власти, я имею в виду, прежде всего, Президента и его администрацию. Потому что конституционно Президент у нас по сути не глава государства, а глава исполнительной власти. По полномочиям, по функциям, по возможностям влиять и делать кадровые назначения.

Система арбитражных судов также давно работает на исполнительную власть, обслуживая ее. Особенно, что касается поддержки налоговой администрации, государственного таможенного комитета, в вопросах, связанных с приватизацией и реприватизацией и т.д. С моей точки зрения, эта система как была государственным арбитражем при Совете министров, так ею и осталась.

В проекте С.Гавриша ныне существующая система сохраняется: хозяйственные суды выделены из общего ряда и замыкают принятие окончательного решения на высшем хозяйственном суде. При этом Верховный суд, хотя он является высшим судебным органом в системе судов общей юрисдикции, не имеет никакого отношения к решениям хозяйственных судов.

Кроме того, в этом законопроекте закрепляется принцип совмещения должностей. Когда председатель суда руководит судебной администрацией. Это то, что мы имеем сегодня в Высшем арбитражном суде, где судьи являются начальниками отделов и управлений, чем фактически нарушается конституционный принцип несовмещения должностей.

Получается, что консервируется существующая сегодня система, когда хозяйственные суды являются государством в государстве. Соответствующий опыт России свидетельствует, что в таких условиях случается, что судебный пристав идет исполнять решение арбитражного суда, а ответчик представляет ему постановление какого-нибудь районного суда, которое приостанавливает это судебное решение в связи с поступлением другого иска. Так возникает конфликт внутри судебной системы.

Судебная система должна быть единой, что, конечно, вовсе не противоречит ее специализации. Тем не менее, как мне кажется, между руководителями арбитражных судов и судов общей юрисдикции существует конфликт глобального, концептуального плана в видении того, по какому пути должна развиваться в дальнейшем судебная система.

Верховный суд должен иметь полномочия для пересмотра любого дела, рассмотренного любым из специализированных судов. Кроме того, если высшие суды являются кассационными судами, то Верховный суд должен также обладать правом повторной кассации для того, чтобы все-таки существовал двойной контроль.

Что касается финансов, то еще работая в свое время в Министерстве юстиции, я был против того, чтобы суды обеспечивались в финансовом и материально-техническом плане местными администрациями. Сейчас существует нормативный акт, который устанавливает такие обязанности администраций и тем самым фактически ставит суды в зависимость от них. При этом ни исполнительная, ни законодательная власть до сих пор не хотят серьезно рассматривать вопросы материально-технического и финансового обеспечения судов.

В то же время существует очень интересная идея, впервые реализованная в прошлом году в законе «О бюджете», заключающаяся в формировании специального фонда государственного бюджета, где специальные виды доходов направляются на специальные виды расходов. Почему-то в отношении судебной системы эта идея не срабатывает. Мы предлагали определить, скажем, что 50% государственной пошлины, собираемой судами по гражданским и хозяйственным делам, являются одним из источников финансирования расходов на содержание судебной системы. Ведь в целом по Украине еще в 1996 и 1997 годах в качестве госпошлины собиралось почти полтора миллиарда гривен. А на содержание судебной системы достаточно примерно 350—400 миллионов гривен в год. Если говорить о проведении судебной реформы, то можно увеличить сумму до 750 миллионов. Правда, сейчас размеры ставок госпошлины пересмотрены. Но можно установить мораторий на такой пересмотр до окончания судебной реформы.

— Кто, по вашему мнению, должен распоряжаться деньгами, выделенными из бюджета для судебной системы?

— Я согласен с тем, как это выписано в проекте В.Шишкина. Например, в Канаде существует комиссия по федеральным судебным делам, возглавляемая комиссаром. Он не имеет отношения ни к министерству юстиции, ни к судопроизводству как таковому. Это отдельный орган, занимающийся исключительно финансированием, материально-техническим обеспечением, организацией повышения квалификации федеральных судей. И я не вижу препятствий для создания подобного органа у нас. Тем более, если глава этого органа будет назначаться органом судейского самоуправления.

— Каково ваше общее впечатление от законопроекта, предложенного В.Шишкиным?

— Его законопроект выписан гораздо лучше остальных и по сути является кодифицированным сводом законов, регулирующим все области деятельности судебной системы. В общем, несмотря на некоторые отдельные недостатки проекта, с точки зрения концепции, развития судебной системы, развития в судьях профессионализма и чувства внутренней независимости он хорош.

— Мы говорим о том, что общество заинтересовано в существовании независимой судебной власти. Но эта независимость должна быть сопряжена с ответственностью судей за свою профессиональную деятельность. С ответственностью реальной, а не декларируемой, существующей сейчас.

— Вопрос с ответственностью судей может быть решен при выполнении ряда обязательных условий. Прежде всего, это, конечно, жесткий отбор кандидатов на должность судьи, профессиональная подготовка, обучение, постоянная переквалификация. В этом плане эффективным, на мой взгляд, является путь, избранный Россией. Я общался с председателем высшей дисциплинарной комиссии судей России, и их опыт показался мне очень любопытным. Система такова: назначает федерального судью президент, а вот снять с должности может только эта комиссия. То есть нет системы прохождения квалификационной комиссии, Высшего совета юстиции, президента, как у нас. Так вот в первый год, когда в России была сформирована эта комиссия, она уволила с десяток. На второй год эта цифра увеличилась втрое. Еще через год — в 4-5 раз, а затем количество уволенных судей резко пошло на спад. Это говорит о том, что судьи стали лучше работать и стало поступать меньше жалоб.

Когда же вопрос увольнения судьи зависит не от решения квалификационной комиссии как таковой, потому что она дает лишь на это рекомендацию, а от принятия решения конкретным лицом, обличенным такими полномочиями, получается, что выдать такую рекомендациию можно, а реально получить увольнение — фактически нельзя.

Полагаю, что судью нужно освобождать от должности только решением высшей дисциплинарной комиссии. Причем не только по основаниям, связанным с нарушениями им законодательных и этических норм и правил, но и по причине ненадлежащей квалификации. У нас же сегодня есть судьи, которые берут «под козырек», выполняя требования иных властей и действуя абсолютно вразрез с законом. И они не несут за это никакой ответственности.