Виртуозы популизма: большевистские рецепты 1917 года

Вновь приближается прежний "красный день календаря".

Уже который год его нет среди официальных праздников в Украине, и, в отличие от других советских реликтов (23 февраля, 9 мая), этот день действительно постепенно отходит в прошлое.

Смотришь на календарь, видишь дату "7 ноября" - и ничего поначалу не приходит в голову, только потом: а-а-а, это же тот день… Который помнишь с детства по торжественным демонстрациям, транспарантам, военным парадам. Парады были самые интересные. Стройные шеренги десантников, сизый дым от танков, здоровенные колбасы межконтинентальных ракет. Сила, мощь! Мировая миссия. Некоторые главные деды на Мавзолее машут счастливым советским гражданам. По телевизору - "Ленин в Октябре", "Аппассионата" или "Коммунист". Либо что-то другое, такое же пафосное и идейно безупречное. И оно ушло, хотя этот день действительно имеет всемирно-историческое значение. Только преимущественно такое, что отмечать не очень-то хочется.

Последние два парада на Крещатике в День Независимости показали: унаследованная советская форма сменилась, наконец, формой украинской - с упором на столетнюю давность. Видим и "петлюровщину", и "скоропадщину". Но какую эпоху завершает этот акт торжественного падения с украинской фуражки красной звезды? Ту, которая началась с ее появлением. Ведь "Великой Октябрьской социалистической революции", или "Октябрьскому перевороту", исполняется сто. И очень скоро - сто лет "украинскому советскому проекту" и сто лет первой российско-украинской войне новейшего времени. Последнее событие можно вспоминать, находясь через сто лет в окопах следующей. И задуматься: что же тогда пошло не так, что спустя столетие мы на тех же позициях?

От Февраля до Октября: "национальная карта" в ловких руках

Как писали бы преисполненные революционной образности советские авторы, сначала был "февральский ветер", а позже - "октябрьский ураган". Падение 300-летнего самодержавия Романовых произошло под порывом "февральского ветра", молниеносно, без чрезмерного драматизма и, что интересно, - с ощущением в обществе, что окончательно. Официального провозглашения Российской Республики нужно было подождать до осени. Но принятие такого акта до Учредительного собрания, которое должно было решать все вопросы государственно-политического устройства будущей России, говорит о многом. Фактор личности в истории весьма важен, и царь Николай ІІ был словно запрограммирован на то, чтобы повалить российскую монархию. Либо деятельностью, либо бездеятельностью, либо излишними инициативами, либо отсутствием необходимых. Его политический гороскоп (да, в конце концов, и личный) оказался ужасным.

Весной 1917 г. монархия - в любых проявлениях - была снята с повестки дня. Наступило время политических проектов, которые раньше могли казаться нежизнеспособными или утопическими, но одна неделя свободы оживила все, что вчера не имело доступа к политическому лифту. Когорты профессиональных революционеров наконец почувствовали благодатное поле для реализации своего "профессионализма". Часть их находилась где-то на каторге или в заключении, часть - пылко добывала в борьбе свободу России в парижских кофейнях или лондонских пабах. У нелегальных леворадикальных партий были неплохие спонсоры, и немалый этап истории российского социализма прошел в более комфортных странах, чем Россия. Но стартовый пистолет в феврале 1917-го бабахнул, и все патриоты, популисты, демократы, демагоги, реакционеры, прогрессисты, нигилисты, националисты рванули по беговым дорожкам за получением народной популярности.

Особо опасными для российской демократии оказались спонтанные проявления сепаратизма в национальных окраинах. Вспышка национальных чувств той весной была удивительной и угрожающей для политического истеблишмента. Тем более что полиэтническая имперская столица сама стала одним из центров и площадок национально-освободительных движений. Ибо немалую часть гарнизона составляли украинцы, а сначала тихие чухонцы (эстонцы) решили и себя показать Петрограду. Многотысячные манифестации в самой столице четко продемонстрировали, что на окраинах ситуация будет еще хуже. Вскоре начинаются переговоры с наиболее пока что опасным, в смысле "разрыва российского единства", явлением - Центральной Радой.

Украинскую автономию урежут наполовину, по сравнению с киевским взглядом, но даже эти полумеры вызовут очередной министерский кризис в Петрограде. Пытаясь остановить своих российских радикалов - большевиков, реакционеров-реваншистов вроде Лавра Корнилова (потенциально формировавших фронты политического и время от времени кровавого конфликтов), Временное правительство откровенно проигрывало "национальную карту", отдавая ее в руки другим ловкачам. На проблемах национального вопроса лучше всего сыграли большевики Владимира Ленина.

И тут снова срабатывает фактор личности. Несмотря на то, что все были социалистами и марксистами, а Ленин - в большей степени - ортодоксом этого учения, именно он абсолютно спокойно временно забыл о предварительно сдержанном отношении к "национальному вопросу". Для марксистов этот вопрос обычно было не комильфо, признаком плохого тона, поскольку считался мелкобуржуазным. Сам Ленин сначала не очень отступал от такого взгляда. "Развивающийся капитализм знает две исторические тенденции в национальном вопросе. Первая: пробуждение национальной жизни и национальных движений, борьба против всякого национального гнета, создание национальных государств. Вторая: развитие и учащение всяческих сношений между нациями, ломка национальных перегородок, создание интернационального единства капитала, экономической жизни вообще, политики, науки и т. д. Обе тенденции суть мировой закон капитализма. Первая преобладает в начале его развития, вторая характеризует зрелый и идущий к своему превращению в социалистическое общество капитализм". Поскольку "социализм" должен был поймать "капитализм" на его наивысшей стадии, то должен был унаследовать и национально нивелирующую тенденцию. Ведь марксистский проект был глобальным (не до национальных мелочей), и пестование национальных расхождений отнюдь не способствовало бы мировой революции.

Впрочем, мы должны понимать любопытные нюансы марксистской схоластики либо диалектики - как кому нравится. Нужно признать, что доктринально большевики никогда не были против самоопределения наций. Оно фигурирует еще в программе РСДРП 1903 г. Но к большевистским декларациям всегда нужно смотреть комментарии. В данном случае - того же Ильича. "Социал-демократия, как партия пролетариата, ставит своей положительной и главной задачей содействие самоопределению не народов и наций, а пролетариата в каждой национальности" (здесь и далее курсив мой. - К.Г.). Возьмем украинскую ситуацию: пролетариат составляет очевидное меньшинство населения Украины, а в самом пролетариате большинство составляют русские. То есть, согласно "самоопределению украинской нации" по программе РСДРП, это была бы независимость русских рабочих в Украине. А зачем русским рабочим в Украине "самоопределение"? Вот так.

В 1913 г. в резолюции очередного совещания руководства РСДРП (б) уточняется: "Вопрос об обособлении недопустимо смешивать с вопросом о целесообразности выделения той или иной нации". Все сказано абсолютно откровенно, и этот подход двойного стандарта именно и воцарится в 1917–1922 гг. в ленинской "реал-политик". Мы (большевики) - за самоопределение! Вообще! (Этот лозунг и бросают в массы.) Но каждый случай мы будем рассматривать отдельно… В 1917-м право на обособление для народов России постоянно фигурировало в публичной риторике большевиков, что создало им авторитет партии, которая больше всего идет навстречу национально-освободительным движениям. И провозглашалось это право на обособление тогда, когда в Украине самостийники считались маргиналами.

Какая дружелюбная цитата: "Мы к сепаратистскому движению относимся безразлично, нейтрально. Если Польша, если Финляндия, Украина отделятся от России, в этом ничего плохого нет. Что здесь плохого? Кто это скажет, тот шовинист" (Ленин). То есть по радикализму национальной программы большевики не имели равных не только среди "великорусских партий", но и среди "потенциальных сепаратистов". И потому часто их довольно лояльно воспринимали представители национальных движений - как, в определенной степени, соратников и очевидных симпатиков. Параллельно это выбивало почву из-под ног конкурентов большевиков - меньшевиков и эсеров. Последние это интуитивно чувствовали, ругаясь в партийной печати в адрес Центральной Рады за "ленинство в национальном вопросе".

Замечательное умение Ленина объединять искреннюю веру в марксистскую доктрину (как тайнознание для посвященных) и вместе с тем годами публично и официально ей противоречить, исходя из элементарной демагогии, - талант, который привел большевиков к власти и, наконец, к победе в Гражданской войне. С весны 1917-го, вернувшись в Россию, Ленин, как мы сегодня сказали бы, внимательно шел за "социологией". Наиболее распространенные и простейшие народные ожидания брались на вооружение в пропаганде партии: "Земля - крестьянам! Фабрики - рабочим! Мир - народам! Власть - советам!" Поделить землю на частные участки противоречило марксистской доктрине, но кого это беспокоило, когда ее можно будет спокойно реализовать, захватив и удержав власть. Крестьяне потом получат свой зловещий "подарок" от доктрины - сплошную коллективизацию.

Само слово "советский", "советская власть" у нас привычно ассоциируется с коммунистами, но это, опять же, замечательный пример демагогии и использования ситуативно приобретенного общественного института, который потом был нивелирован. Ведь вся доктрина РСДРП (б) ориентировалась на диктатуру пролетариата, а пролетариат руководствуется своим авангардом - большевистской партией, а партия - соответственно, своим предводителем, который в системе "демократического централизма" становится, по сути, "вождем". В начале же "советы" (или, как у нас называли в 1917 г., "совиты") были вполне демократическими многопартийными структурами, которые могли формировать какую-то основу общественного самоуправления. Порождение революционной, часто вооруженной стихии, в обществе они отождествляли с народовластием. Поскольку Ленин чутко улавливал текущие тренды, большевики горячо поддержали советы и, наконец, заняли в них руководящие позиции. И именно советы сформируют бренд новой России, которая как государство официально будет Советской (для иностранцев - Soviet), а не Коммунистической. Потому что это демократично.

Украинский большевистский сценарий

Что примечательно, этой казуистики Ленина и руководящего специалиста по национальному вопросу в РСДРП(б) Сталина долгое время не понимали товарищи на местах. Например, киевские большевики. На их собрании в июне 1917 г. звучало (Г.Пятаков): "Мы поддерживаем украинцев в их протестах против всяких циркулярных запретов правительства (…). Но вообще украинцев поддерживать нам не подходит, потому что пролетариату это движение невыгодно. Россия без украинской сахарной промышленности не может существовать, то же самое можно сказать об угле, хлебе (черноземная полоса)". То есть логика человека, который позже, в июне 1918-го, станет одним из руководителей КП(б)У, заключалась в том, что украинцы существуют, но логика пролетариата - это логика России. Именно эта позиция и была большевистским "реал-политик" в национальном вопросе, а вот знатоки священной доктрины - Ленин и Сталин - просто задавали ей обязательную для низов партии и широких масс популистскую и демагогическую форму, менявшуюся в зависимости от трасс фронтов Гражданской войны. И сами партийные низы в Украине - напомним, что тогда абсолютное большинство среди членов ленинской партии в Украине составляли неукраинцы - часто действовали в жанре своего, часто пролетарско-шовинистического видения: украинская советская республика может быть, но украинский язык - это буржуазный, и его нужно запретить. На украинских землях громкие ласковые национальные лозунги в практике Гражданской войны воплощались довольно специфическим способом.

Но вернемся к "украинской практике" большевиков в октябре - декабре 1917 г. Центральная Рада не признала переворот в Петрограде. Точнее, она не признала большевистскую власть как легитимную на территории всей Российской Республики. Ожидали Учредительного собрания и образования всероссийской социалистической демократии и федерализации государства. Но постепенно возникала мысль, что в России просто нет легитимного правительства и не с кем договариваться о будущем. (По иронии судьбы, на всю Российскую Республику после большевистского переворота легитимным органом власти был разве Генеральный секретариат.) Это стимулировало принятие ІІІ Универсала 20 (7) ноября 1917 г. Центральной Радой и провозглашение Украинской Народной Республики (но еще в составе федеративной России). России федеративной пока что не было, так что УНР стала на путь суверенизации, на который все больше ее толкали из Петрограда. Как и сто лет спустя, именно насильственное давление из России весьма стимулировало украинскую суверенизацию.

Ленин, Сталин и их соратники спокойно приняли новую реальность размеров Украины (девять губерний вместо пяти) и начали отрабатывать рецепт установления советской власти в УНР. Отношение к Украине было дружеским, да вот власть ее (Центральная Рада и Генеральный секретариат) были буржуазными. Им следовало бы опереться на власть советов. На той же территории. Попытка провести І Всеукраинский съезд советов в Киеве так, чтобы власть перешла к большевикам, провалилась. Необходимый процент крестьянских депутатов приветствовал Центральную Раду. Вариант овладеть Центральной Радой изнутри через выдвиженцев советов не удался. Ну, а в дальнейшем была запущена классическая схема, которая неоднократно повторится в течение последующих лет и десятилетий в очень разных местах. Точнее, схему запустили в Украине (также, наверное, не случайно), а в дальнейшем она станет классической.

После киевской неудачи местные партийные руководители подались в Харьков, где для проведения альтернативного І Всеукраинского съезда советов воспользовались местным региональным съездом советов (который как общеукраинский абсолютно не был представительным). Провозгласили образование действительно народного пролетарского правительства - Народного секретариата, саму УНР не отрицали, вследствие чего историки пишут "советская УНР". Одновременно с российской территории заходили совершенно случайные (!) отряды красногвардейских боевиков. 16 (3) декабря петроградский Совет народных комиссаров присылает Генеральному секретариату ультиматум, которым признает право Украины на самоопределение, но не согласен с ее неправильной ("буржуазной") политикой. Однако выполнение условий ультиматума было бы для Киева унизительным и вредным. Негативный ответ Киев прислал 5 декабря. Совнарком мгновенно решает: "Признав ответ Рады неудовлетворительным, считать Раду в состоянии войны с нами". Возглавить военные действия против Рады послали тов. Владимира Антонова-Овсеенко, который под такую оказию был переименован в Овсиенко-Антонова, а в марте 1918 г. в Овсиенко. Чтобы это не воспринималось как российская агрессия.

Что было дальше, мы знаем. Промедление с созданием собственной армии и сознательной суверенизации оставило УНР с малыми силами. Красные быстро заняли большую часть Украины. И только заключение Брестского мира позволило украинскому правительству вернуться. Власть большевиков далеко не всюду воспринимали как враждебную: они официально приветствовали права украинского народа и поддерживали советы как органы общественного самоуправления. За полуторамесячный период между отступлением Центральной Рады и приходом немцев красный террор почувствовали на себе разве что Киев и некоторые другие города. Еще не были наработаны механизмы терроризирования и эксплуатации села. Потому у многих крестьян останутся о "первых совитах" положительные впечатления, особенно по сравнению с возвращением помещиков летом 1918-го. И позже они иногда будут приветствовать новые "совиты". Но следующие "совиты" придут уже не с бандами боевиков, а с регулярной Красной Армией. Снова поддержать "настоящую народную" украинскую власть.

Читателю виднее, адекватны ли авторские аналогии, но этот столетний юбилей Октябрьского переворота должен нам, по крайней мере, о чем-то напомнить. Потому что те 70 лет, из которых мы долго и сложно выбираемся, начались именно столетие назад.

При подготовке статьи использованы работы С.Кульчицкого ("Червоний виклик") и Г.Ефименко ("Україна радянська. Ілюзії та катастрофи "комуністичного раю").