Призраки прошлого: "греческий проект" Екатерины II как предтеча "Сирийского" Путина

Совсем недавно в одной из передач "киселевского телевидения" политолог, экс-депутат Госдумы Российской Федерации Семен Багдасаров в имперском порыве буквально огорошил зрителей фразой: "Сирия - исконно русская земля". Ни больше не меньше. Откуда же берется это всех и вся поглощающее мессианство, круто замешанное на исторических снах нации, вновь "встающей с колен"…

Один из не столь известных широкой публике эпизодов прошлого интересен для понимания природы этого явления.

Итак, "Греческий проект" российской императрицы Екатерины II (1762–1795). Почти 35-летнее правление немецкой принцессы из захудалого, но владетельного рода Ангальт-Цербст, благополучно отправившей на тот свет - "геморроидальные колики" - своего троюродного брата и супруга, императора Петра III (также немецкого герцога - Шлезвиг-Гольштейн-Готторпского), есть серия блистательных успехов. В этой связи вспоминается знаменитая фраза, сказанная нашим земляком Александром Безбородько - фактически главой внешнеполитического ведомства империи, ставшим канцлером уже при Павле I: "Не знаю, как будет при вас, а при нас ни одна пушка в Европе без позволения нашего выстрелить не смела!"

В годы правления Екатерины II Россия завоевала Северное Причерноморье, аннексировала Крымское ханство и начала уверенное продвижение к заветной цели - Константинополю/Царьграду - "предмету желаний всего мира". "Восточный вопрос" с конца 1760-х годов стал постепенно выходить на первый план во внешней политике Санкт-Петербурга. Хотя и "Польский вопрос" (решенный вместе с Пруссией и Австрией кардинально - тремя разделами и уничтожением Первой Речи Посполитой в 1795 году), и сохранение статус-кво на Балтике в борьбе с мечтающей о реванше Швецией, оставались важными составляющими политики династии "Романовых".

Екатерининские вельможи при обсуждении "Восточного вопроса" вещали о "благих целях": защите православного населения Балкан, Ближнего Востока, стонущего под турецким игом. Немалую роль играла и разыгрываемая "славянская карта". Но в "православную Ойкумену", кроме болгар, сербов, черногорцев, входили также и неславянские народы Османской империи: греки, румыны (валахи), копты Египта, армяне, часть албанцев. А как же, надобно помочь "братьям-славянам" и единоверцам! Всеохватывающий характер российского империализма постоянно нуждался в оправдании и обосновании на уровне идеологическом и культурно-историческом.

Выход к Балтике давал Российской империи немало преимуществ. Петр I, который первым из российских самодержцев начал разыгрывать "мессианскую карту", в ходе Северной войны уверенно "прорубил окну в Европу". Но его стремление получить доступ к Черному морю (обусловленное в немалой степени экономическими выгодами), завершилось полным крахом. Петр I потерпел поражение во время Прутского похода 1711 года. Однако возможность торговли сельскохозяйственными продуктами через теплые южные моря продолжала диктовать направление агрессивных действий Российской империи в XVIII веке. После победной Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Санкт-Петербург получил земли между Южным Бугом и Днепром, Кабарду, часть Кубани, ряд крепостей в Крыму (с фактическим переходом Крымского ханства под протекторат России). А российский торговый флот теперь беспрепятственно плавал по Черному морю, имел доступ к стратегическим проливам, прокладывающим путь в Средиземноморье - Дарданеллам и Босфору. Также скорее формальным становился сюзеренитет Порты над Валахией и Молдавией. Эти княжества постепенно входили в орбиту "жизненно важных интересов" Российской империи. Еще в 1770 году, почти на пике успехов Екатерины II итальянский поэт и философ Алессандро Верри предупреждал европейцев о надвигающейся угрозе: "Однако что же случится с нами и с нашими установлениями, если одна женщина будет владеть куском мира от Сибири до Египта? Спасайся, кто может".

Прелюдией "Греческого проекта" Екатерины II стал такой, казалось бы, неприметный для высокой политики факт. Как отмечает известный российский историк и филолог Андрей Зорин, "в самом начале 1769 года Екатерина переслала французскому философу и мыслителю Вольтеру а ля греческую шубу на сибирских мехах". Чуть ранее, 15 ноября 1768 г., Вольтер писал императрице: "Если они начнут с Вами войну, мадам, их постигнет участь, которую предначертал им Петр Великий, имевший в виду сделать Константинополь столицей Русской империи… Я прошу у Вашего императорского Величества дозволения приехать, чтобы припасть к Вашим стопам и провести несколько дней при Вашем дворе, когда он будет находиться в Константинополе, поскольку я убежден, что именно русским суждено изгнать турок из Европы".

Издание переписки Вольтера и Екатерины II

Как видим, Вольтер был, можно сказать, готов к такому многозначительному подарку и вскоре стал одним из самых известных пропагандистов "Греческого проекта" на Западе. Впрочем, он вкладывал в проект несколько иной смысл. Его как воинствующего атеиста интересовало вовсе не "историческое православие", а, в первую очередь, контекст и мотивы Древней Греции и Древнего Рима, то есть классическая сторона вопроса. Вольтер, как локомотив эпохи Просвещения, мечтал о культурном возрождении Европы в целом, о чем и писал в "Стансах Императрице России Екатерине II по случаю взятия Хотина русскими в 1769 году":

"О Минерва Севера,
о Ты, сестра Аполлона,

Ты отмстишь Грецию,
изгнав недостойных,

Врагов искусств,
гонителей женщин,

Я удаляюсь, и буду ждать тебя на полях Марафона".

В этом четверостишии мы видим прямой намек на греко-персидские войны, на противостояние просвещенного мира Древней Греции и варваров-персов. Дальше -больше. Вольтер в одном из писем властительнице "Северной Семирамиды" в сентябре 1770 года пишет:
"…Ибо когда Вы станете сувереном Константинополя, Вы сразу же создадите Греческую академию изящных искусств. В Вашу честь напишут "Катериниады", Зевксы и Фидии покроют землю Вашими изображениями, падение Оттоманской империи будет прославлено по-гречески; Афины станут одной из Ваших столиц, греческий язык станет всеобщим, все негоцианты Эгейского моря будут просить греческие паспорта у Вашего Величества".

Если говорить о realpolitik, а не рассуждать о роли классической традиции в этом проекте (россияне отдали ей дань, в первую очередь, в изящной словесности, а императрица даже пообещала Вольтеру "поехать в какой-нибудь университет изучать греческий"), то следует рассказать и о создании в 1770 году так называемого Архипелагского великого княжества - российской колонии на греческих островах в Эгейском море. После победы при Чесме в ходе Русско-турецкой войны флот Ее императорского Величества фактически захватил все коммуникации в Восточном Средиземноморье. "Уже к концу февраля 1771 года 18 островов архипелага прислали свою "слезную мольбу" к императрице всероссийской "принять в вечное защищение и покровительство несчастливый архипелаг", и Спиридов (адмирал Григорий Спиридов возглавил на первом этапе военную экспедицию от Санкт-Петербурга к островам Греческого архипелага. - С.М.) объявил эту группу из небольших островов "Архипелагским великим княжеством". При этом депутатам с островов удалось выторговать у адмирала значительно больше свобод, нежели было у подданных в Российской империи", - пишет Кирилл Головастиков. Фактическим управляющим колонии стал граф Алексей Орлов-Чесменский, младший брат всемогущего на тот момент фаворита императрицы Григория Орлова.

Вольтер

Итак, на острове Парос в деревеньке Ауза была создана военно-морская база российского флота. На берег высадились несколько тысяч солдат и матросов. "На острове строили военные укрепления и госпиталь, дома и казармы, хлебные мельницы, парусную и прядильную палаты; местную военную базу восторженные наблюдатели окрестили "вторым Кронштадтом" (К.Головастиков). Но просуществовало княжество лишь до заключения Кючук-Кайнарджийского мира, подписанного 10 (21) июля 1774 года и завершившего Русско-турецкую войну. Россия вышла из войны победительницей, но была вынуждена "отложить" ряд уж слишком труднореализуемых и дорогостоящих проектов, каковым и было создание Архипелагского великого княжества. Граф А.Орлов разочарованно писал о местных жителях: "Здешние народы льстивы, обманчивы, непостоянны, дерзки и трусливы, лакомы к деньгам и добыче… Легковерие и ветреность, трепет от имени турок суть не из последних также качеств наших единоверцев"

Планы восстановления Греческой (Византийской) империи пришлось отложить. Но неудача с созданием княжества-сателлита на берегах Эгейского моря не остудила пыл и желаний императрицы. В 1777 году родился ее первый внук. Его назвали Александром в честь выдающегося властителя-полководца Александра Македонского и русского князя Александра Невского. В 1779 году Екатерина II вновь стала бабушкой. В Манифесте, изданном после рождения Константина Павловича (это имя в доме Романовых ранее не встречалось, но теперь стало очень популярным), указывалось о его великом, не иначе, предназначении. А именно - об освобождении русскими штыками Балкан и Константинополя с созданием под скипетром великого князя Константина Греческой империи, правопреемницы Византийской империи. Первый и последний император Византии носили именно это имя: Константин Великий, основавший Византий, и Константин XII Палеолог Драгаш, который погиб с мечом в руках, защищая свою столицу в 1453 году в борьбе с турками-османами.

У Константина Павловича была греческая кормилица, первым слугой стал грек Дмитрий Курута; была отчеканена медаль, где изображался храм Святой Софии в Константинополе и Черное море, над которым сияла звезда. А поэт Василий Петров в своей оде писал: "Гроза и ужас чалмоносцев, Великий Константин рожден". Настоящим идеологом проекта становится князь Григорий Потемкин-Таврический, к тому времени - наиболее обласканный фаворит императрицы.

В 1782 году Екатерина II приказала неподалеку от Царского Села построить миниатюрную копию собора Святой Софии в Константинополе. "Греческий проект" все больше политизировался, в устах Екатерины II он становился важным элементом агрессивной внешней политики империи.

Но, видимо, время воплощения проекта в жизнь еще не пришло. Османская империя хоть и неуклонно клонилась к упадку, все еще имела достаточно сил для сопротивления внешнему давлению, да и союзником (небескорыстным и имевшим свои планы) Российской империи была только империя Габсбургов. Другие великие державы Старого Света - а таковыми можно было назвать на конец XVIII века разве что Францию и Великобританию и, с натяжкой, Пруссию - не были склонны в кардинальном решении "Восточного вопроса" уступать пальму первенства Санкт-Петербургу. Позднее, в XIX веке императоры Николай I (на полях сражений в ходе бесславной Крымской войны) и Александр II (после кровопролитной и победной Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., но уже на дипломатическом фронте) получили хороший урок, который преподали им участники европейского концерта…

Но вернемся к "Греческому проекту". Его главные постулаты Екатерина II выразила в письме от 10 (21) сентября 1782 года своему ситуативному союзнику, императору Австрии Иосифу II Габсбургу, имевшему, повторимся, свои виды на Балканы и будущее Османской империи. Властительница призывала венценосного соседа подписать "секретную конвенцию о вероятных приобретениях, которые мы должны добиться у нарушителя мира" (понятно, что царица имела в виду Сиятельную Порту). То есть фактически говорилось о совместном разделе и поглощении державы турок-осман. Екатерина II также намеревалась создать буферное государство под именем Дакии (состоящее из трех княжеств - Валахии, Молдовы и Бессарабии). Но что интересно, грандиозные планы императрицы шли еще дальше. Она обращалась к Иосифу II: "Ваше императорское Величество не откажется помочь мне в восстановлении древней Греческой монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстанавливаемой монархии от моей". Напомним, внуку императрицы, великому князю Константину Павловичу исполнилось лишь четыре года. Трон императора Греции таким образом предуготовлялся этому мальчику… Иосиф II потребовал в свою очередь ряд уступок, с которыми не была согласна Екатерина II (присоединение империи Габсбургов Истрии и Далмации, принадлежавшей Венецианской республике, с компенсацией последней в виде нескольких островов в Адриатическом море).

Проект австро-российского союза так и остался на бумаге: слишком уж разные цели преследовали союзники по столь желаемому разделу Османской империи. Как резонно отмечает российская исследовательница Надежда Коршунова, "при изучении переписки Екатерины II и Иосифа II невольно напрашивается мысль, что императрица добивалась начала военного столкновения между Австрией и Турцией для безболезненного присоединения Крыма к России, а "Греческий проект" был лишь прикрытием этого плана… Даже Иосиф II в одном из писем вынужден был признать, что присоединение Крыма, Кубани и Тамани стало для него неожиданностью".

Как видим, именно обладание Крымом стало смыслом и венцом имперской политики России на данном историческом этапе. Но призрак креста на Святой Софии в Константинополе (Стамбуле) еще не раз будет являться императорам из династии Романовых. Русский поэт Федор Тютчев уже в
XIX веке писал: "и Москва, и Петербург, и Константинов град, вот царства русского заветная столица".

"Константинопольские мотивы звучали в русской публицистике и общественной мысли и далее, вплоть до 1917 года, когда пережившее монархию стремление водрузить крест над собором Святой Софии и получить контроль над проливами, в конце концов, стало одной из основных причин крушения Временного правительства", - отмечает А.Зорин. Первая мировая война станет, казалось, последней главой в этом постоянном желании возвращения Москве - Третьему Риму византийского наследия. Желания, подчеркнем, российского империализма, в наши дни переживающего реинкарнацию в образе фашистского по сути государства - Российской Федерации.

Политический мыслитель, один из идеологов украинского национализма Дмитрий Донцов в 1921 году с полным основанием писал: "В деталях своїх думок різнилися поміж собою ідеологи російського месіанства, але всі міцно та непохитно вірили, що російський нарід хоч і ремствуючи, хоч і не все добровільно а поведе за собою, як віслюк, під заохочуючи оклики своїх погоничів, всі інші народи на зустріч, хоч і незнаній, але великій будучині, в котрій мерехтіли в очах політичних маніяків то нова civitas dei (Божа держава або Місто), то російський хрест на святій Софії, то "соціялістічєскоє атєчєство"… Своїми претензіями та силою розмаху російський месіанізм, що хоче панувати над народами, що стоять вище нього під оглядом як культурним, так і політично-економічним, і над землями густіше від Росії заселеними – з'явище одиноке в історії Європи останніх трьохсот років".

А нам уже впору сказать: "последних четырехсот лет"…