"Большая блокада": как провести выборы в непокорном регионе

В конце 1945 г. в Западной Украине резко увеличилось количество советских войск. В регион ввели четыре пехотные дивизии внутренних войск НКВД и отдельный мотострелковый полк - всего 7,5 тыс. военных. Кроме того, спешно перебросили части 28-й и 38-й армий, в придачу к 13-й и 52-й, которые дислоцировались здесь после окончания войны в Европе. А еще с осени 1944 г. в непокорном крае постоянно находились две дивизии внутренних войск, кавалерийский полк и отдельный танковый батальон.

Перед всем этим воинством поставили вполне четкую задачу - окончательно победить Украинскую повстанческую армию. Ее численность, по самым смелым подсчетам, не превышала 120 тыс. чел. В "Большой блокаде" против УПА было задействовано 229 тыс. военных. Им надлежало заблокировать все без исключения населенные пункты во Львовской, Тернопольской, Ивано-Франковской, Дрогобычской, Каменец-Подольской, Черновицкой, Закарпатской, Ривненской, Житомирской, Волынской областях. Начиная от хуторов и заканчивая городами.

Блокирование проходило так. Появлялся гарнизон, насчитывающий, в зависимости от того, большое село или маленькое, от 20 до 100 бойцов. Все они были вооружены автоматическим оружием, оснащены средствами связи, и порой имели в своем распоряжении бронированные автомобили и легкие танки.

На входах и выходах из села стояли заставы, где задерживали всех подозрительных и тех, у кого не было при себе документов. Результатом были арест и следствие, которое заканчивалось расстрелом или многолетним заключением. При наименьшем подозрении солдаты могли ворваться в любое помещение под предлогом поисков "бандеровцев". Обязательным был комендантский час - с определенного времени вечера и до утра все члены семьи должны были находиться дома. Если кого-то недосчитывались по "недостаточным" для оправдания причинам - свободой могла поплатиться вся семья. Не разрешалось завешивать окна - в темные оконные стекла немедленно летела автоматная очередь. А что уж говорить о заподозренных в помощи подпольщиках - расправа была скорой...

То, чего не замечали пришельцы, легко примечали их местные помощники - бойцы истребительных батальонов ("ясребки"). Их набирали как вспомогательную силу из местных - туда шли как добровольно, так и под давлением. Перед блокадой общее количество бойцов "вспомогательных сил" составляло
60 тыс. Они были опасны тем, что великолепно ориентировались в местных обычаях и намного лучше знали, кто чем дышит.

В Западной Украине воцарилась военно-полицейская диктатура. На первый взгляд, это была война исключительно с гражданскими жителями. Но в действительности гражданские стали - в который уже раз - неким "козлом отпущения", поскольку режим не мог справиться с украинским освободительным движением. С другой стороны, блокада действительно оказалась одним из самых действенных способов подавить широкое повстанческое движение.

Партизанская армия, хотя и была эффективной в лесах и полях, постоянно нуждалась в базе - месте, где можно хранить припасы, поесть, отдохнуть, получить информацию о новостях и передвижении противника, спрятать раненых. Таким местом было село. "Крыивки" хорошо подходили как временные или сезонные схроны, но и они должны были пополняться пищей и хотя бы самыми простыми бытовыми вещами. Помочь могли только селяне. Перекрывая доступ к поселениям, повстанцев лишали баз и возможности пополнять силы, припасы. В таких условиях они должны были заботиться, прежде всего, о своем физическом выживании. Блокада проходила зимой - против партизан был не только враг, но также холод и минимальные возможности маскировки.

Единственной возможностью отдохнуть для повстанцев был короткий сон в лесу

Одним из сугубо воинских соединений, которому выпало блокировать села и городки Западной Украины, была 38-я армия. Бойцам выдали оружие, а политическое руководство армии обязали "разъяснять" подчиненным, что и для чего они делают. Суть разъяснений была почти в духе современной путинской пропаганды: "немецко-фашистские шпионы убивают мирных жителей". Местные жители, которые, якобы, только и ждут прихода советской власти, в этой схеме представлялись как беззащитные жертвы ситуации и "националистов".

Кроме ведения пропаганды, политотделы следили, чтобы личный состав отделов, которые им подчинялись, не пересекался с местными жителями. Красноармейцы должны были жить компактными группами, на расстоянии от жилищ селян и при полном запрете каких-либо отлучек.

Такие меры только отчасти можно объяснить опасностью - и вполне реальной - на отдельных бойцов или немногочисленную группу могли напасть или умышленно отравить продуктами. В действительности же красноармейцы оказались потенциально "слабым звеном", так как многие из них были подвержены повстанческой пропаганде. Как видно из отчетов политотделов, солдаты не спешили выбрасывать подпольные листовки. Среди повстанческих воспоминаний встречаются сюжеты о воинах, которые во время облав "не замечали" повстанцев. Так, повстанца "Богуна" один из бойцов даже спас: заметив его во время облавы в снегу, не поднял тревогу, а обошел, тихонько сказав: "Я не убью тебя… я тоже украинец".

Облавы проходили по первому же сигналу. Как только поступало сообщение о появлении "бандеровцев", в указанном направлении немедленно выезжала спецгруппа. Для разведки советы применяли и авиацию. Передвигаясь маленькими группами, хоть как-то можно было спастись. Но зимой все равно оставались следы. Пройти незамеченными могли только в метель, но такие переходы по горной местности чрезвычайно утомляли. А пополнять силы было негде и нечем - доступ в села, где можно было пополнить пищевые запасы, перекрыли.

В связи с этим лесные воины с конца января 1946 г. начали нападать преимущественно на пункты связи, а "любимым" объектом их диверсий стали средства коммуникации. Но при таком количестве, с одной стороны, повстанческих групп, которые должны были постоянно маневрировать, а с другой - отрядов внутренних войск, столкновения были практически неминуемы.

Повстанцы не только избегали ударов - они наносили их сами. Блокада, начавшаяся в первые дни января 1946 г., не уменьшила количество их атак. Согласно отчету Станиславского обкома партии, несмотря на наличие в каждом селе гарнизона численностью минимум 20 чел., нападения на правительственные здания, функционеров власти, атаки на гарнизоны не прекращались.

Карательные экспедиции и пребывание гарнизонов в селах и городках сопровождались разгулом террора и мародерства. Убитых в бою повстанцев выставляли на публичное обозрение, а иногда сгоняли все село на опознание. Не одиночными были публичные расстрелы, повешения и случаи садизма: в городке Лопатин в колодцах утопили 70 пленных повстанцев, а в Бибрце, небольшом городке под Львовом, начальник местного райотдела милиции собственноручно отрубил голову пленному подпольщику. Гарнизоны, состоявшие из военных, вели себя немного "корректнее" по отношению к населению, а энкаведисты просто свирепствовали.

Чтобы окончательно сломить подполье, применили даже бактериологическое оружие - на "черный рынок" агенты НКВД забросили ампулы с заразным материалом брюшного и высыпного тифа, который продавали как лекарство от обеих болезней. Следствием этого была тяжелая эпидемия тифа.

Не выдерживали даже партийные работники, присланные на работу в регион центральной властью. Один из них, председатель Подгаецкого райисполкома на Тернопольщине, в феврале 1946 г. описал деятельность гарнизонов так: "Бойцы и командиры этих подразделений вместо борьбы с бандами терроризируют местное население, занимаются грабежами, мародерством, нарушением... законности, разрушают дома, пьянство и хулиганство - система". Основным итогом разгула воинов гарнизонов на Подгаевщине, по словам того же председателя, стали несколько безосновательных убийств мирных жителей и даже детей, систематические кражи, по меньшей мере два сожженных хозяйства, хронические грабежи - из них доказано только 16. В информационном сведении, которое подготовили для заместителя председателя Совнаркома Л.Корнийца, сообщается, что за январь 1946 г. за "нарушение социалистической законности" открыты уголовные дела против 265 работников "органов", а еще 379 дел переданы в Особую инспекцию. Судя по отчетам, расстрелы на месте и грабежи гражданских лиц были "на повестке дня".

Подобные демарши партработников среднего уровня не прекратили лавины узаконенного насилия. Оно было нужно не только для окончательного подавления повстанческого движения, но и для проведения выборов в Верховный совет УССР. Этим первым послевоенным выборам придавали особое значение - они должны были легитимизировать в регионе новую власть.

Такие листовки повстанцы активно распространяли среди населения

Выборы состоялись 10 февраля 1946 года. Прошли сугубо формально, поскольку на участки попали не более 40% избирателей. Основную массу пришлось гнать "голосовать" силой или же заставлять прийти под угрозой взять заложников-односельчан.

"Прелюдией" к выборам стали обстрелы лесов из танков и артиллерии, в городки ввели механизированные роты. В селах на возвышениях выставили пулеметные заставы, на избирательных участках - усиленную охрану. Население не могло передвигаться без спецпропусков.

Несмотря на все эти мероприятия и общую атмосферу страха, настроение населения передано одной фразой из официального отчета: "На Сибирь поедем, а на выборы не пойдем". В десяти районах выборы полностью бойкотировали. Во многих местах в роли избирателей выступили бойцы гарнизонов. В одном селе женщина, которую силой привели голосовать, бросила окровавленный бюллетень в лицо председателю избирательной комиссии со словами: "Вот вам ваша демократия!". Несмотря на это, выборы все же провели, и результаты "нарисовали". После того, как крестьяне узнавали, что в их селе откуда-то взялось 99,9% голосов за "блок коммунистов и беспартийных", дело, случалось, заканчивалась стихийными митингами.

Повстанческая агитация против выборов. 1946 г.

Казалось бы, цели достигнуты - новая власть "легализирована". Но блокада продолжалась и дальше. Сняли ее только в апреле 1946 г., а стоила она повстанцам, по меньшей мере, пять тыс. погибших. "Война после войны" продолжалась до начала 1950-х...