Врачи в бывшем СССР не говорят неизлечимому больному правду о состоянии его здоровья. О том, что спасения от его болезни медицина пока не знает. В Америке установилась другая практика: здесь врачи вполне откровенны на этот счет во всех случаях жизни. Они не верят в «ложь во спасение» и говорят пациенту правду.
В этих полемических заметках пойдет речь о том, почему этическая установка американской медицины «работает» лучше, хотя и кажется менее человечной.
В самом деле, не всякий способен адекватно воспринять известие о близкой смерти. Многим по душе утешительная ложь. Хочется верить. Так не гуманнее ли обмануть больного, скрыть от него, что он скоро умрет, что его болезнь излечить невозможно?
Американская медицина буквально ошарашивает переселенцев жесткой, жестокой, по мнению подавляющего большинства наших эмигрантов, манерой врачей говорить больным правду. «У вас рак. Вам осталось жить три месяца». Или - полгода. И они редко ошибаются!
Мы привыкли к традиционному подходу - правду не говорить, - который в советское время был закреплен канонами медицинской этики. Врачи если и спорили об этом, то только в узком кругу, между собой. Противоположный взгляд официально отметался: «Мы построили самое гуманное в мире общество, мы щадим людей...»
Широкой публике другие аргументы, подходы к этой проблеме были неизвестны. Какими же соображениями руководствуются американские врачи, предпочитая обратное - говорить больным правду, не оберегая их от психических надломов, от самоубийств, которыми чревата подобная практика?
Начнем с того, что пациент в Америке имеет право знать, чем он болен, чем болезнь ему непосредственно грозит. И сколько ему, по прогнозу врачей, остается жить, если болезнь неизлечима. От него не только не прячут эту информацию, наоборот, ему обязаны ее сообщить.
В Америке полагают, что только полная информированность пациента о его болезни позволит ему рационально решить важнейшие проблемы бытия, а именно, заблаговременно распорядиться имуществом, проявить заботу о наследниках, обеспечив интересы родных и близких, с наибольшей пользой позаботиться о судьбе дела.
Дело - не только бизнес. Это может быть дело жизни - в широком смысле слова.
...Мы живем так, как будто пришли в этот мир навечно: все откладываем на потом, забываем сделать самое главное. Зная, что конец неотвратим, композитор или писатель успеет дописать главную, может быть, книгу или симфонию, ученый «доформулирует» выношенную жизнью научную теорию, коллекционер определит, кому он завещает свое собрание, дело своей жизни. Любитель путешествий увидит места, которыми бредил всю жизнь. Если приговоренному к смерти преступнику предоставлено право выбора меню последнего обеда, то и больному врач, возможно, разрешит напоследок вволю курить, пить вино, наслаждаться радостями земными - не подвергая жестоким и уже бесполезным ограничениям. Любящий «долюбит» любимую... И попрощается достойно с друзьями. Как это сделал весельчак-врач, герой фильма Георгия Данелия «Не горюй»: не дожидаясь смерти, он устроил собственные поминки.
В Америке обманутый врачами пациент может счесть, что понес урон. Если и не он сам, то пережившие его члены семьи, партнеры, адвокаты могут взыскать с врачей крупную компенсацию за ущерб. Врач боится солгать пациенту: ложь может дорого ему обойтись! А за спиной врача - страховая компания, которая не заинтересована в выплате штрафа за обман, в миллионных убытках.
Дело, как видим, не только в традиции, но и в правовых отношениях между врачом и пациентом. Обманывать пациента противозаконно.
«Бог дал - Бог взял». Вот наша привычная философия. Жизнь - «в руце Божьей». Если выздороветь - не судьба, так уж лучше об этом не знать. Правду мы не любим, мы ее боимся.
Даже нерелигиозные люди верят в судьбу, или, как сегодня говорят, в карму, считают, что человек эту самую карму не в состоянии изменить. Все предначертано! Полный фатализм.
Обостренная потребность в правде редка. «Правда хорошо, а счастье лучше».
Любой земной владыка в России вел себя как наместник Божий (или «отец народов») и скрывал то, что считал нужным скрывать, находя оправдание: «Не хочу народ пугать. Я же действую в лучших интересах».
Скрывалось все - от статистики рождаемости и смертности до сведений об эпидемиях, неизлечимых болезнях, природных и рукотворных катастрофах (Чернобыль), опасном отравлении окружающей среды.
Французский путешественник маркиз же Кюстин, побывавший в России в середине прошлого века, рассказал в своей книге следующую историю. Разыгравшийся шторм потопил сотни петербуржцев, представителей высших семейств, которые возвращались морем с царского праздника в Петергофе. Но в газетах о том не появилось ни строчки. Почему же так, спросил именитый гость из Франции у министра двора, ведь чуть ли не в каждой семье траур, а газеты молчат! Но наша императрица, ответил ему министр, отличается слабым здоровьем. Мы не решаемся ее расстраивать плохими новостями...
Ложь во спасение... Она вошла в кровь и плоть.
Люди привыкли «не расстраивать» родных и близких известием о потерях, неудачах, болезнях. Друзьям боятся рассказать правду о супружеских изменах их жен (а подругам - о похождениях их мужей), дети боятся, что дома узнают правду об их отметках в школе...
В зависимости от социального положения больных врачи рекомендовали одному - дефицитные продукты, икру, «щадящую диету», специализированный курорт, другому, с такой же болезнью, с таким же диагнозом, «клистир и кефир».
От больного скрывался любой, даже несмертельный диагноз. Регистратуре в поликлинике запрещалось выдавать пациенту на руки историю болезни, врачи делали в ней записи нарочито туманно. Доктора (разумеется, далеко не все - я говорю об общем стиле) выработали отношение к пациенту как к неразумному дитяти - снисходительное, сверху вниз. Больным внушали, что им не следует читать популярную медицинскую литературу («найдете у себя все болезни, спать не будете»).
Все познается в сравнении. В Америке даже зубной врач обязан разъяснить пациенту, что происходит у того в полости рта, почему он, врач, следует одному курсу лечения, а не другому. Сидишь в кресле и видишь на телеэкране все то, что врач выделывает у тебя в полости рта. Иначе откуда будешь знать, за что деньги платишь. А врач так тебя обхаживает!
Ложь во спасение в медицине отнюдь не ограничивалась неправдой о болезни. Умалчивали о лекарствах против этой болезни, особенно импортных, которые имелись в аптеках, но в дефиците. Их распределяли райкомы - только для «спецконтингента», хотя лекарства были необходимы многим. О существовании спецбольниц я уж и не говорю.
П олвека тому назад и в
Америке правду скры-
вали от больных. Я расспрашивал пожилых людей, когда произошел поворот. К примеру, при каких обстоятельствах перестали из рака делать секрет?
Пожалуй, в 70-е годы, при президенте Форде, ответили мне. Первая леди, Бетти Форд, заболела раком молочной железы. Ей удалили грудь, и об этом сообщили без утайки газеты. Впервые был снят покров тайны...
То была эпоха «американской гласности», спора с прежними ханжескими умолчаниями. Известный публицист, редактор популярного журнала Норман Казенс, приговоренный врачами к смерти (все тот же рак!), путем самовнушения, благодаря воле к победе над собой смог переломить ход болезни. Он прожил еще немало лет и написал о своей победе над раком книгу, которая многим помогла.
Сегодня не только врачи говорят своим пациентам правду о раке. Сами больные раком теперь этого не скрывают, и от них в испуге не отворачиваются, как бывало прежде. В больных СПИДом тоже еще недавно видели прокаженных, от них отворачивались, но теперь и по отношению к ним воцарилось иное, более сердечное отношение.
Конечно, в Америке отнюдь не снята проблема самоубийств неизлечимых больных. Прославился доктор Кеворкиан, который многим неизлечимым больным помог покончить с собой - безболезненно, «наиболее комфортным способом».
Его не раз пытались привлечь к ответственности - фактически за убийства, но юристы всякий раз терпели неудачу, и он открыто продолжает свою практику. Но его-то деятельность на виду, а я недавно прочитал в прессе исповедь другого врача, откровенно признавшего, что любой доктор, специалист по одной из неизлечимых болезней, может рассказать о собственных нелегких решениях, когда по просьбе больного он втайне от всех помог умирающему человеку уйти из жизни.
Проблемы смерти, подготовки к смерти сложны, противоречивы, здесь сталкиваются право, мораль, религия, психология, традиция... Но главное, они открыто в Америке обсуждаются, выходит огромная литература, есть эксперты, кафедры, защищаются диссертации... Врачей, медсестер, «социальных сотрудников», волонтеров для работы в больницах специально обучают тому, как готовить людей к смерти, как облегчить им страдание, как помочь победить страх. Наверняка все эти проблемы начнут обсуждаться и как-то решаться и в бывшем Советском Союзе.
Уже и в Москве появились хосписы, приюты для неизлечимых больных. (Один я видел совсем недавно. Он находится на Усачевке, рядом с метро «Спортивная». Обнесен массивным забором, закрыт для посторонних: наверное, так и положено быть.) В хосписы идут по доброй воле те, кто не хочет превращать жизнь близких в сплошное страдание, кто хочет уйти из жизни по-христиански, со спокойной душой. Священники, врачи, сестры помогают больному в том, чтобы его «переход в иной мир» совершился без мучительных душевных и физических страданий.
Хосписы находятся на попечении церковных благотворительных организаций. Больные в них, естественно, знают правду о своей болезни, и это помогает им мужественно встретить неизбежное.
М еня привезли с сер-
дечным приступом в
больницу. Быстро поставили диагноз. Требовалось принять срочные меры.
Врач отделения скорой помощи предложил сделать инъекцию. «Чудо-лекарство» («a miracle drug»), сказал он, новейшее средство, приносит при инфарктах мгновенное облегчение. Хотя, по статистике, в 30% случаев оно «не срабатывает». (То есть, летальный исход). Зато в 70% случаев эффект потрясающий!
Я согласился - и подписал документ, удостоверяющий, что за последствия приема лекарства отвечаю сам. Никаких претензий к врачам!
В обыденной жизни я не рискнул бы играть в «русскую рулетку», приставляя к виску револьвер: вышибет ли единственная пуля в барабане мозги? Но тут было в барабане... две-три пули... больше, чем при «рулетке»! Гораздо больше риска.
Однако другого выхода не было, без лекарства я, очевидно, погиб бы в ближайшие полчаса.
Сделали ангиограмму, сделали агниопластику (еще одно чудо медицины), и я остался жив.
Солгать, прибегнуть ко лжи во спасение врач не имел права. Он честно доложил диагноз, честно рассказал об опасности... Я и не ждал от него утешительного обмана. Я ему верил и я хотел жить.
Знаю в Америке несколько людей, больных раком. Они знакомы со своим диагнозом и борются с болезнью. Время от времени проходят курс химиотерапии. Периоды мучительные сменяются улучшением, за которым следуют новые кризисы. Жизнь нелегка, но какая она ни есть, она все равно бесценна и прекрасна.
При интенсивном лечении в Америке раковые больные порой живут годами. В России бы они быстро сгорели. И дело тут не только в уровне развития медицины, но и в том, что в Америке лечение - ведь знаешь правду - требует мужества. Испытание правдой не всякий выдерживает, но тот, кто выдержит, может победить.
В Москве я потерял троих близких людей. Им правду, о раке, так и не сообщили. Умирая, они продолжали верить в чудо исцеления. Надеялись на врачей, на знахарей, на импортные лекарства... только не на себя.
А что же врачи? За то, чтобы попасть в знаменитый московский Онкоцентр (в народе - «Блохинвальд», по имени директора Блохина), платились немыслимые суммы. Врачи хладнокровно сдирали с пациентов и их семей семь шкур. Знали, что умирает, что жить осталось считанные дни, что помочь медицина бессильна, но лгали, внушали надежду...
Вот почему я не приемлю нашу традиционную «ложь во спасение». Спасения почему-то не получается.