САМОЕ ДРЕВНЕЕ И САМОЕ ВАЖНОЕ

«Когда люди слышат, что я изучаю запахи, они не могут скрыть своего удивления и смущенно хихикают. Солидный человек, а занимается ерундой! — рассказывает Гэри Бошан, директор Центра химических ощущений в Филадельфии. — Поразительно, насколько недооценивают у нас обоняние, причем даже те, кому полагалось бы знать ему цену. Стоит вам пожаловаться врачу на зрение — он весь внимание. Вас обследуют, вас лечат. Пожалуетесь на слух — то же самое. Но попробуйте сказать, что у вас ухудшилось обоняние, что вы перестали различать запахи, — в ответ вы услышите какую-нибудь шутку. Нет, мол, худа без добра, отныне, мол, вам не придется зажимать нос в нью-йоркском метро. Что-нибудь в этом роде».

Кто-то однажды прикинул, что 90 процентов информации нам доставляет зрение, а остальные 10 делят между собой слух, осязание, обоняние и вкус. Задумываясь над подобными цифрами, кочующими из одного издания в другое, видишь, что взяты они с потолка, ибо по-другому их вывести невозможно. Кроме того, информация информации рознь. Без одних сведений мы вполне можем обойтись (о, если б вы знали, без скольких!), без других и шагу не ступишь. Сьюзан Шифман, профессор медицинской психологии в университете Дюка (Дёрхем, Северная Каролина) делится с нами секретом самого эффективного и безболезненного похудания. Принимаясь за обед, зажмите нос рукой, говорит она, и от вашего зверского аппетита не останется и следа. Вы не отличите яблоко от моркови или знаменитые бельгийские трюфели, выращиваемые в теплицах Намюра, от не менее знаменитых трюфелей фабрики «Красный Октябрь», обсыпанных шоколадной пудрой. Есть вам станет неинтересно, и в первый же день вы недоберете и половины калорий из привычных пяти тысяч.

Секрет доктора Шифман основан на недавних исследованиях биологов, которые низвели чувство вкуса на самую нижнюю ступеньку в иерархии органов чувств. Вкусовые рецепторы, расположенные на языке, различают только сладкое, кислое, горькое и соленое, а всё прочее, все тысячи и тысячи вкусовых ощущений — не сочетание этих четырех элементов, как мы полагали по простоте душевной, а сочетание запахов. Наша еда числится по ведомству обоняния, а не вкуса! Еда, без которой наша жизнь потеряла бы все свое очарование и смысл. Об этом, как обычно, догадывались классики, жившие задолго до возникновения науки о запахах и их восприятии. Шифман сама ссылается на Марселя Пруста — на то известное место в начале его эпопеи, где герою подают мадлену — маленькое, кругленькое пирожное, напоминающее по форме раковину. Он обмакивает пирожное в чай и в тот миг, когда глоток чаю с крошками мадлены касается его нёба, вздрагивает, пораженный необыкновенностью происходящего в его душе. Сначала он не понимает, что происходит, но вскоре перед ним всплывает воспоминание. Кусочком мадлены, намоченном в чае, угощала его в далеком детстве тетушка, и вот мысленным взором он видит теперь и ее, и весь их дом в Комбре, и старый сад, и весь город с его окрестностями.

«...Когда от давнего прошлого ничего уже не осталось, — говорит Пруст, — после смерти живых существ, после разрушения вещей, одни только более хрупкие, но более живучие, более невещественные, более стойкие, более верные запахи и вкусы долго еще продолжают, словно души, напоминать о себе, ожидать, надеяться, продолжают среди развалин всего прочего нести, не изнемогая под его тяжестью, на своей едва ощутимой капельке, огромное здание воспоминания».

Запах — это элемент памяти чувств, памяти сердца, которая, как сказал поэт, «сильней рассудка памяти печальной». Тонкие и обстоятельные исследования, проведенные психологами Канады и Швеции, показали, что воспоминания, разбуженные запахами, почти всегда выходят за рамки конкретной картины, определенного события и ассоциируются с понятиями отвлеченными, создавая целое мироощущение.

За примерами можно обратиться к тому же Прусту, для которого запахи провинциальных комнат, состоящие из аромата осенних яблок, духа горячего хлеба, глаженого белья, переложенного душистыми цветами, превращаются в запахи добродетели, рассудительности, покоя и глубоко нравственной жизни.

Теперь, замечает Сьюзан Шифман, ученые, исследующие обоняние и психологию запахов, могут взять в союзники не одного лишь Пруста, но и замечательного немецкого писателя Патрика Зюскинда, чей роман «Парфюмер», вот уже десять лет занимающий одно из первых мест в списке мировых бестселлеров, не что иное, как непревзойденный гимн обонянию. Главный герой романа Жан-Батист Гренуй, воспринимающий весь мир как конгломерат сотен тысяч запахов, реализует гиперболически, доведя до неслыханных масштабов то, что заложено в нас эволюцией. Сотни тысяч запахов различает он, около десяти тысяч — мы, простые смертные. Разница такая же, как между нами и Моцартом, если сравнивать музыкальные способности, или между нами и Прустом, если сравнивать литературные.

Эволюция распорядилась так, чтобы жизнь начиналась с работы обоняния. Дитя находит материнскую грудь по запаху. Мать, если она хоть раз покормила новорожденного, найдет его по запаху среди других. Жизнь продолжается, опираясь на обоняние. Сколько несоответствий обнаруживается в браке: разница во вкусах, пристрастиях, во взглядах на общество, на родственников, на политических лидеров. Но всё это преодолимо — всё, кроме одного: если вам не нравится запах партнера, разрыв неизбежен. И не отобьет его ни «Палома Пикассо», ни «Мадам Роша», разве что незабвенный «Шипр», но его, говорят, днем с огнем теперь не сыщешь.

Парфюмерная индустрия, как известно, процветает. Оборот ее в одной только Америке достигает шести миллиардов долларов в год. Но на прочность брачных уз, несмотря на все свое могущество, она не влияет. Тут мы руководствуемся таинственными, адресованными подсознанию флюидами.

Биологи из Чикагского университета обследовали группу анабаптистов, живущих целой коммуной на северо-западе Канады. Они проверяли гипотезу врача и писателя Льюиса Томаса, высказанную лет двадцать назад. Томас предположил, что источником индивидуального запаха служат те же самые молекулы, которые связаны с иммунологическими особенностями индивида. Косвенным образом гипотеза подтвердилась. Партнеры в обследуемой группе иммунологически предельно отличались друг от друга. У мужчин и женщин, не имевших отношения друг к другу, иммунологические различия были всегда меньше. Выбор партнеров был продиктован необходимостью оставить потомству максимально возможное иммунологическое разнообразие. Но как партнеры находили друг друга? Только по запаху, считают биологи. По запаху, который соединяет людей точно так же, как и всех их собратьев по классу млекопитающих.

Каким образом млекопитающие распознают запахи, выяснилось только в последнее время, благодаря исследованиям, которые провели Ричард Аксель и Роберт Вэссар из Колумбийского университета в Нью-Йорке и Линда Бак из Гарвардского университета в Бостоне. Известно было давно, что молекулы различных веществ попадают через ноздри или носоглотку на тончайшие реснички — чувствительные окончания обонятельных нейронов, расположенных в верхней части носа над обонятельным эпителием — слизистой тканью, которую реснички и пронизывают. Нейроны передают сигналы о запахах выше — обонятельным луковицам, а те еще выше — в мозг, в центры обоняния. На первый взгляд, схема проста: нейрон—луковица—мозг. Но что представляют собой находящиеся на ресничках рецепторы запахов? Как и какие сигналы они воспринимают? Где пролегает их путь в мозг?

Рецепторы запаха оказались похожими на колбочки и палочки — давно известные ученым фоторецепторы, расположенные на глазной сетчатке. Также, как и те, эти оказались белками, встроенными в нервные клетки. Но в отличие от фоторецепторов, они были не просто встроены, а еще и обвивали эти клетки, подобно змеям, семью витками. Для чего эти витки — сперва было непонятно. Но потом выяснилось, что это механизм, с помощью которого рецептор меняет свою форму, а вместе с ней и состояние нейрона. Эта перемена и порождает сигнал, который летит в мозг.

Римский поэт и философ Тит Лукреций Кар писал в своей поэме «О природе вещей», что в носу должны быть поры разной формы и в каждую из них, как ключ в замок, входят частицы разных веществ. О многом мог догадываться Лукреций, но что замки будут менять форму, это в те времена никому в голову прийти не могло. О принципе ключа и замка исследователи, впрочем, вспоминают редко: слишком уж он неопределенный. Линда Бак предпочитает говорить об иммунных принципах, где сходство между обонятельной и иммунной системами выступает день ото дня все разительней.

Атакуя попавший в организм микроб, иммунная система генерирует множество различных белков-антител, и каждое антитело вцепляется в свой участок на теле врага. Точно так же каждый рецептор обонятельной системы узнает «свой» участок на молекуле запаха, какую-нибудь там цепочку жирной кислоты, и нейрон, которому этот рецептор принадлежит, посылает в мозг сигнал об этой цепочке. Мозг объединяет частные сигналы в общую картину, и мы узнаём, какое вещество перед нами.

«У нас нет рецепторов, узнающих лимон или розу», — говорит Линда Бак. На молекулу лимона или розы реагирует целая группа специализированных рецепторов. Зато такой группе ничего не стоит отделить запах настоящего лимона от запаха лимонной жевательной резинки или лимонного шампуня. Комбинаций из тысячи рецепторов (а у нас их больше тысячи) может быть немыслимо много, десять в 23-й степени, но когда у человекообразных формировался орган обоняния, эволюция большинство комбинаций зачеркнула — к сожалению или к счастью, сказать трудно. Герой Зюскинда был чудовищем... Мы не распознаем многие вредные вещества, например, угарный газ, но чаще всего у них нет запаха: эволюция не виновата.

Эволюция не действовала слепо и ничего не делала под горячую руку. Недаром же она протянула отростки нейронов обонятельных луковиц прямо в лимбическую систему мозга, где находятся центры эмоций, голода, сексуального поведения и механизм памяти. Путь, которым идет информация о запахе в эти важнейшие пункты, гораздо короче пути зрительных и слуховых сигналов. Это оттого, что обоняние самое древнее из чувств, появившееся еще до того, как над примитивным мозгом наслоилась кора, говорят некоторые ученые. Да, это так, но есть еще одна причина, говорят другие. Самое древнее и самое важное! Неспроста обонятельные нейроны — единственные из всех нервных клеток, которые восстанавливаются. Они умирают и рождаются вновь. Со второстепеным чувством такого бы не случилось.

Потеря этого чувства ведет у животных к тяжелым последствиям. Слепую от рождения мышь вы не отличите по поведению от ее товарок. Мышь без обоняния — обречена. Это видно сразу. Она не в состоянии ни еды себе найти, ни партнера для спаривания. Самец мушки дрозофилы, если у него удалить орган обоняния, становится бисексуальным. Он теряет способность улавливать запах, которым самцы отгоняют друг от друга других самцов, направляя их на истинный путь продолжателей рода. Человек тоже страдает от утраты обоняния (дефект этот бывает врожденным, а бывает и следствием мозговых нарушений). Мало того, что он теряет аппетит, говорит Сьюзан Шифман, он часто впадает в депрессию. Если вам когда-нибудь попадется мороженое фирмы «Бен энд Джерри», обратите внимание на его необычный состав: кроме крема, масса ягод, цедры, каких-то кисленьких добавок, кусочки печенья, хрустящий хворост. Бен Коэн, один из основателей фирмы, родившийся аносмиком, то есть не различающим запахи, тешит себя тем, как он сам признается, что придумывает мороженое, обращенное ко всем четырем оставшимся у него в целости органам чувств.

Потеря обоняния — несчастье, но излишняя чувствительность к запахам тоже порой не благо. Недавно психологи обнаружили группу людей в Северной Каролине, пребывающих в глубокой депрессии и нервном напряжении. Им не дает покоя запах, доносящийся со свинофермы. «Он пропитал все, — утверждают они, — мебель, занавески, одежду». Они не могут открыть окон. Лишь дети не обращают внимания на этот запах: по наблюдениям психологов, запах фекалий вообще не вызывает у детей никакого отвращения. Тут, впрочем, есть свои тонкости, и парфюмеры могут кое-что рассказать о том, для чего в «мелодию» некоторых духов добавляются «нотки фекалий». Запах скунса в большой концентрации невыносим, но есть люди, которым он кажется почти приятным. И это неудивительно, так как он немногим отличается от запаха мускуса и цибетина, которые добавляют во многие духи. Мускус добывают из желез мускусных оленей, а цибетин — из желез виверры — африканской кошки.

Кому-то нравятся духи с мускусом, кого-то от них тошнит. Запах роз напоминает служащему похоронного бюро о смерти и тлении. Но есть один запах, который примиряет все вкусы. Это, как показали социологические опросы, запах колы. В любой стране бутылка колы у всех под рукой. Со всей серьезностью ученые утверждают, что расположение к этому запаху заложено в человечестве генетически.