Когда придет новая волна коронавируса и что с медициной в Украине?

День медика — хороший повод для того, чтобы поговорить о состоянии медицины в Украине, о том, куда движется медреформа и что нужно делать прямо сейчас, чтобы в перспективе украинцы почувствовали улучшение.

Своим видением того, что происходит сейчас и какой может быть медреформа 2.0, с читателями ZN.UA поделился сооснователь Украинского центра здравоохранения Павел Ковтонюк.

Мы говорили о том, что больше всего волнует и врачей, и пациентов: о зарплатах врачей, страховой медицине, сооплате, развитии НСЗУ; о том, что может повысить качество медицинских услуг и предоставить экономическую свободу врачам — об индивидуальном лицензировании медиков и медицинском образовании; а также о том, как Украине выйти из вероятной новой волны COVID-19 с как можно меньшим количеством жертв.

Справка ZN.UA:

Павел Ковтонюк — экс-заместитель министра здравоохранения времен Ульяны Супрун, экс-руководитель Центра экономики здравоохранения Киевской школы экономики (KSE) — вместе со своей командой в феврале 2021-го покинул пост из-за дискуссии вокруг поддержки руководством KSE министра образования Сергея Шкарлета. Вскоре после этого создал и возглавил Украинский центр охраны здоровья.

Команда центра — специалисты, участвовавшие в реформе системы здравоохранения Украины в 2017–2020 годах.

О медреформе и зарплатах врачей

— Павел Анатольевич, что, по вашему мнению, сегодня происходит с медреформой? На сколько процентов она оказалась удачной? Чего не хватило?

— Удачной она оказалась на сто процентов. Необходимость в ней перезрела. Медицинская реформа — одна из немногих, которые в принципе начались. Поэтому историческую миссию она уже выполнила. Теперь вопрос за тем, как быстро она даст свой результат: чтобы наша медицинская система осовременилась и начала отвечать ожиданиям украинцев. Ожидания простые — хотим, чтобы было похоже на Европу. Хотя бы на Восточную и Центральную. Двигаться к этому — наша задача.

Если же говорить конкретно, надо понимать, как она разворачивалась. Часто слышу: реформа состоялась, и что?

Она, безусловно, еще не состоялась. С 2017-го по 2021-й год медицинская реформа только заводилась, стартовала. В 2017-м было принято законодательство. В 2018-м в учреждениях первичной помощи была реализована лишь часть государственных гарантий. 2021-й — первый год, когда весь пакет из Программы медицинских гарантий (ПМГ), как это предусмотрено законом о медреформе, был законтрактован во всех типах больниц. Фактически это первый год, когда реформа проходит в своей полноте.

Поэтому говорить о результатах еще рано. Но я не ожидаю, что они будут скорыми и что по крайней мере в ближайшие несколько лет нам будут нравиться. Из-за того, что движение этих перемен серьезно замедлилось.

— Один из больных вопросов — зарплаты врачей. Перед своим назначением Виктор Ляшко заявил, что необходимо уменьшить единоличное влияние руководителя учреждения на размер зарплаты, а также диспропорцию в зарплате младшего медперсонала и администрации. В планах — зафиксировать минимальную зарплату на уровне, приемлемом для области и рыночном для всей сферы. Что вы думаете по этому поводу?

— Думаю, что зафиксировать минимальный уровень зарплаты означает усилить роль руководителя. Зарплату у всех медиков уравняли на законодательном уровне до начала реформы. И это превращало руководителя фактически в рабовладельца. От него в больнице зависело абсолютно все. Свободы у врача был минимум.

Экономическая свобода, наоборот, возникает, когда есть выбор, конкуренция, меритократия. То есть когда врач с большим талантом может зарабатывать больше и понимает, какие у него есть для этого маневры — может перейти в другое учреждение, а может занять позицию и зарабатывать больше в этом учреждении или может продемонстрировать какие-то показатели работы. Это создает экономическую свободу и уменьшает личностную роль руководителя как источника власти в больнице, к которому надо проявлять лояльность.

Изменения в первичном звене помощи показали это лучше всего. В тех регионах, где эти механизмы экономической свободы заработали, мы видим реальный рост зарплат. И не видим там, где они не заработали. Поэтому заявлений Виктора Ляшко о том, что мы вернемся к старым методам, чтобы достичь экономической свободы и повышения доходов, я не воспринимаю. Плохому главному врачу выгодно, чтобы все врачи получали одинаковые зарплаты. Тогда разницу между зарплатами он может устанавливать в ручном режиме, с помощью каких-то дополнительных бонусов и надбавок.

— Что делать сейчас?

— Облегчать врачу его карьерные и экономические возможности. В нашем законодательстве — и в трудовом, и в отраслевом — есть много вещей, которые не дают в полной мере создать полноценный рынок рабочей силы, со свободой выбора, конкуренцией и тому подобным.

Нужно дальше упрощать трудовое законодательство. Если не в отрасли, то вообще. Нужны промоушен и поддержка частных врачебных практик, особенно в первичной помощи. Или в амбулаторно-консультативной, когда врач не привязан к поликлинике. Он может работать, например, в стационаре, чтобы иметь врачебную практику, и при этом консультировать пациентов еще и в частной клинике. Это — минимальные изменения.

А вот индивидуальное лицензирование врачей станет огромным прыжком в их экономической и карьерной свободе. Это большая реформа. Я не слышу, чтобы она была на повестке дня. Но если мы хотим сделать врачам добро, то обязаны с этого начать. Это в том числе и путь к более высоким зарплатам. Навсегда, а не одноразово.

— Пока же мы видим, что врачи либо едут в ту же Польшу, либо, например, киевские стараются перебежать из частных больниц в «Феофанию», которая финансируется из госбюджета. Что с этим делать?

— Что касается Польши. На своей странице в Фейсбуке я написал шутливый пост о мнении, что вот сейчас мы введем государственный стандарт оплаты труда, и врачи перестанут выезжать в Польшу. Это смешно. Врачи едут не потому, что государство не зафиксировало им зарплату в тарифе. Их привлекают лучшие условия труда. Профессиональная миграция абсолютно естественна. Так же врачи из Польши едут в Германию. А немецкие — в Соединенные Штаты. Посчитать никто не может, но называют некоторые неизвестно откуда взятые цифры об оттоке украинских врачей за границу. Я спрашивал людей, которые работают в Польше: каков реальный отток врачей оттуда в Британию и Германию? Он составляет от двух до трех процентов. Это, безусловно, талантливые врачи. Хочется, чтобы они оставались в стране.

У нас так же. Жаль, что они едут. Но это не означает, что мы останемся без медиков. Мы должны конкурировать за хорошего врача. Поляки конкурируют, приглашая украинских врачей. Украина также должна приглашать врачей из соседних стран. Это нормально. Удерживать своих и приглашать чужих. Лучшие врачи из Молдовы или Беларуси не будут здесь лишними.

В отношении перетока внутри страны. Есть часть больниц, которые не заключили договоров с Национальной службой здоровья Украины. И туда есть отток. В том числе из частного сектора. Это происходит поэтому, что там есть возможности для неформальных доходов. И они больше, чем в больницах, которые заключили договора с НСЗУ. По крайней мере есть ощущение, что там это уже не системно (статистику мы еще не собирали и исследований не проводили).

Там, где оплат НСЗУ не хватает для покрытия хотя бы относительно нормальных зарплат ключевому персоналу, это, безусловно, остается. Или в тех услугах, которые НСЗУ пока что не может покрыть должными тарифами. В больших институтах такая система — обычный образ жизни. Недавно из одной из крупнейших частных сетей очень дорогой и квалифицированный врач перешел в один из государственных институтов на официальную зарплату в пять раз ниже, и не хочет возвращаться. Понятно, что там у него другие источники дохода, которые превышают его зарплату в частном секторе.

Так что пока мы не сделаем единые правила игры для всех больниц, в том числе государственных институтов, учреждений Академии наук, ГУД («Феофания»), там всегда будет офшор для неформальных платежей и неформальных доходов врачей. Это очень сдерживает конкуренцию. Частный рынок хочет развиваться. Он готов браться сегодня за сложную медицину, кардиохирургию, онкологию. Но частные клиники не могут быть конкурентными на рынке труда. Не могут честно конкурировать за хороших врача или медсестру, которым «вчерную» платят больше. Поэтому роль правительства — довести до конца то, что мы старались сделать в 2019 году, и перевести всех на одинаковые правила игры.

Страховая медицина и сооплаты

— Не секрет, что бюджет на ПМГ заложен недостаточный. Виктор Ляшко заявляет, что нужно привлекать дополнительные инвестиции и определить понимание страховой модели, откуда НСЗУ может получить дополнительные средства на увеличение ПМГ по тем или иным услугам. Одним из путей, по его мнению, может быть осуществление сооплаты. Каково ваше мнение?

— Я полностью поддерживаю идею министра искать источники для увеличения бюджета ПМГ. Эта программа финансируется из госбюджета, поэтому прежде всего нужно дальше работать с Минфином над определенной постоянной моделью увеличения финансирования ПМГ. Нужно говорить в перспективе трех-пяти лет, а не устраивать истерики министру финансов. Я читал об этом в интервью последнего. Министра здравоохранения не было слышно весь год, а когда начался бюджетный процесс, он приходит и заламывает руки, что средств на медицину не выделяют.

Когда я был заместителем министра здравоохранения, то работал с Сергеем Марченко. Он тогда отвечал в Минфине за медицину. Он говорил: «Покажите свой план, и мы составим план финансирования. Если будут какие-то приоритетные направления, четкие определения, планы преобразований и изменений, мы найдем средства для их финансирования». А с разговорами вроде «дайте нам много денег» в Минфин ходить незачем. Страна теперь финансово и экономически не в том состоянии, чтобы оперировать шантажом.

Вся ПМГ, безусловно, быстро не вырастет. Но надо дальше двигаться по приоритетным направлениям. Поэтому я ожидал бы, чтобы Минздрав такой план предложил.

Сейчас есть приоритетные направления с вполне конкурентными тарифами, на которые заходят работать и частные больницы. Государственные учреждения предоставляют по ним услуги полностью бесплатно. Перечень приоритетных услуг нужно расширять. Таким образом за три-пять лет ПМГ может вырасти в объеме вдвое. В тех услугах, где это наиболее нужно. Задача реальная.

Что касается заявлений о страховании. Или люди сами не понимают, о чем говорят, или это имитация процесса, чтобы выглядеть последовательными в обещаниях, озвученных президентом и доминирующей сейчас партией.

Так называемой страховой медициной политики кормят людей в Украине 30 лет. Так называемой, потому что это выдуманный на постсоветском пространстве мем, который невозможно перевести ни на один язык. И у каждого министра он означает что-то свое.

Государственное медицинское страхование в Украине внедряется через НСЗУ. Нынешнее правительство не отказывается от этой модели.

Я слышу о сооплате за медицинские услуги и улучшении условий для частного медицинского страхования. Последнее актуально. Это, безусловно, не панацея для наших проблем. В профильном комитете ВР я видел некоторые законодательные предложения, касающиеся частного медицинского страхования. Они нормальные и, наверное, пригодятся для этого рынка. Если изменения примут, работодатели, которые захотят дополнительно застраховать свой персонал, будут делать это чаще. Хотя чудо в Украине от этого не произойдет.

Тема сооплат имеет право на жизнь в Украине, но не больше. В комитете, как по мне, обсуждают эту тему с инфантильными, нереалистичными ожиданиями. К примеру, частное и государственное учреждения считают, что введение сооплат будет для них каким-то подарком в виде легализации доходов от пациентов, которые они имеют сейчас. Частные — вбелую, а государственные — вчерную. И те, и другие рассчитывают, что этот статус-кво будет признан законодательно: они получат огромную часть своего бюджета от пациентов, и еще и НСЗУ заплатит тариф. Разве не прекрасно, когда частное заведение берет за какую-то услугу 60 тысяч гривен: 10 тысяч гривен дает НСЗУ, а 50 тысяч — платит пациент? Из того, что я слышу, большинство думает именно так. Это не сооплата. Я называю это государственной субсидией.

Для пациента, который готов платить 60 тысяч гривен, скидка в 10 тысяч гривен за счет налогоплательщиков и НСЗУ не является решающей. Сооплаты должны иметь четкую цель, которую никто не озвучивает. И, по-моему, ни у министра, ни у комитета ее сейчас нет.

По моему мнению, сооплата должна выполнить несколько задач. Первая — это государству зайти в сектор теневых платежей и начать его регулировать. С той целью, чтобы люди, которые способны и готовы платить, такую возможность имели. А несостоятельные и не готовые были от этого избавлены.

То есть, чтобы не каждый заведующий отделением решал, кто будет платить. А чтобы это было урегулировано каким-то нормативным актом. Например, мы говорим, что сооплате подлежат лишь плановые услуги. Так мы исключаем ситуацию, когда отказ от медицинской услуги угрожает жизни и здоровью человека, поскольку это не экстренный или неотложный случай.

Вторая задача — зафиксировать жесткую гарантию получения помощи без сооплаты. Хорошая аналогия — платные дороги, которыми ты можешь ехать быстрее, но всегда есть альтернативная — бесплатная. Это поможет перераспределить бремя с людей, которые реально беднеют сейчас из-за теневой оплаты, в пользу людей, которые хотят, но не могут заплатить.

И третья задача — это увеличение доступа. Сооплаты должны дать возможность зайти на рынок новым игрокам. В том числе частному сектору зайти в те сегменты рынка, где его раньше не было. То есть ориентироваться не только на пациентов, которые могут заплатить 60 тысяч гривен, но и на тех, кто может заплатить меньше. Если себестоимость услуги, например, 25 тысяч гривен, из них НСЗУ платит 15 тысяч, то для человека это будет стоить лишь 10 тысяч гривен. Это уже ощутимо и означает, что человек из райцентра или города, меньшего, чем областной центр, может позволить себе эту помощь. Таким образом частная клиника может открыть отделение не только в Киеве, Харькове, Одессе, но и, скажем, в Белой Церкви. Зайти в сегменты людей, у которых раньше не было доступа к этой помощи.

Если эти цели и задачи очень четкие в голове тех, кто разрабатывает политику, тогда мы можем говорить о сооплате. Желание же получить от государства субсидию — это не сооплата. Не надо на это тратить время.

Что не так с НСЗУ?

— Одним из ключевых учреждений здравоохранения на сегодня является НСЗУ. И пока на нее были жесткие нападки, хотелось ее защищать. Но сейчас все чаще ощущается, что с учреждением не все обстоит благополучно. Недавно бывший руководитель службы Оксана Мовчан пожалела, что больше внимания уделяла медреформе, а самим учреждением занималась недостаточно, чем его обескровила. Что с НСЗУ, на должность главы которой сейчас уже в третий раз проходит конкурс?

— Я не могу комментировать то, что там сейчас происходит. Но если анализировать состояние НСЗУ вообще, то оно вызывает у меня серьезную тревогу. За последние два года НСЗУ истощилась и очень потеряла в своей способности быть флагманом перемен так, как это должно быть.

По состоянию на лето 2019 года НСЗУ, можно сказать, была на пике своего развития, но даже тогда — далека от своих оптимальных мощностей. Персонала было раза в четыре меньше, чем нужно. Люди работали на износ, прилагая героические усилия. Команда, безусловно, была замечательной. Но так работать нельзя. То, как они запускали первичную помощь, какое-то чудо. Когда рассказываем об этом на некоторых международных мероприятиях, никто не верит. Но мы показали, что это возможно.

Однако после 2019-го НСЗУ не только перестала расти и развиваться, ее состояние начало ухудшаться. Во-первых, она исчезла из приоритетных разговоров в правительстве, в Минфине, когда не стало людей, отстаивающих увеличение бюджета, расширение возможностей, которое было необходимо. Отдельно можно говорить о мониторинге. За это надо было бороться в Кабмине, Минфине. Чтобы НСЗУ стала тем, чем являются ее аналоги в Европе.

Приведу для сравнения цифры. Бюджеты таких агентств составляют приблизительно от 1 до 3% объема программы медицинских гарантий — всего бюджета, которым они распоряжаются. В медицинских моделях со страховыми системами, например США, этот процент вообще может достигать 15–20%, административных затрат очень много.

Мы взяли британскую модель, которая считается очень экономной и эффективной. 1–3% от бюджета ПМГ на работу службы — это очень мало. Но в Украине в 2019 году административные затраты были меньше 0,5%, а сейчас еще меньше. Это фактически работа на износ.

Во-вторых, НСЗУ не только не усиливали и не развивали. Все это время она была под атаками, например министра Степанова. Не такими лобовыми, как на ГП «Медицинские закупки». Но это было истощение учреждения из-за постоянных конкурсов. Направленных не на то, чтобы выбрать лучшего руководителя, а чтобы получить контроль над учреждением.

НСЗУ отбивалась. Но с каждой новой попыткой получить контроль учреждение теряло часть своих жизненных сил и часть людей. Это заканчивалось деморализацией и оттоком очень квалифицированного персонала. Отток продолжается. НСЗУ утратила свое видение лидерства и перестала двигаться в стратегических направлениях, которые дали бы возможность реформе состояться. Например, функция избирательного контрактирования.

Избирательное контрактирование — сверхважная роль НСЗУ. Это еще называется стратегическими закупками. Когда мы не просто выдаем больницам деньги. Так же, как ГП «Медицинские закупки» должно купить самое лучшее лекарство по самой низкой цене, так и НСЗУ должна закупать услуги так, чтобы получать от больницы наилучший результат для пациента. Она не должна раздавать контракты всем. Больше всего средств должна получать больница, которая показывает лучший результат к самому большому количеству пациентов. К сожалению, НСЗУ была вынуждена заключить очень много контрактов с больницами, которые не способны отвечать даже каким-то базовым стандартам. Она дает им деньги ни за что и этим подрывает успех перемен, себя и свою работу.

— Например, больницам «Укрзалізниці».

— Да. Или учреждениям, которые министр Степанов попросил для своего отца. Это лишь то, что вытекало в публичное пространство. Таких учреждений много.

НСЗУ, Минздрав и Минфин должны быть жесткими. Если больница не отвечает требованиям, нельзя заключать с ней контракт. Или заключать ограниченный, временный.

Была идея сделать пакет переходного финансирования для больниц, которые не в состоянии выполнить даже минимальные требования к услугам. Они и в дальнейшем получали бы деньги, но намного меньше. Эти деньги предназначались для того, чтобы дать время этим больницам и местной власти принять решение: либо мы подтягиваем стандарт к минимально возможному, либо перепрофилируемся в поликлинику или терапевтическое отделение вместо хирургического, или в реабилитационное вместо интенсивного. Становимся тем, чем на самом деле являемся.

К сожалению, переходное финансирование при предыдущих министрах превратилось в способ выдать больницам деньги ни за что. И остается таким в дальнейшем, что подрывает реформу.

Проиллюстрирую на примере. Во время первой серьезной волны ковида очень много людей нуждались в госпитализации, кислороде, качественной помощи команды врачей. На бумаге было определено почти 250 ковид-больниц. Но, я уверен, в каждом городе эти больницы делили на те, куда реально надо везти людей, и те, куда везти нельзя, потому что там им не помогут. В Киеве, например, многие опорные больницы были такими, куда людей везти не надо. Везли в три-четыре больницы, которые были переполнены, но там была помощь.

НСЗУ — организация, которая должна была стоять на страже принципа оплаты реальной помощи. Сейчас она не имеет таких возможностей и не имеет политической поддержки, потому что правительство занимает популистскую позицию.

Когда средства уже выплачены, нужно проверить, действительно ли помощь предоставлена. Или пациент говорит: я пришел получить помощь, а мне сказали оплатить стент, который должна была оплатить НСЗУ. В НСЗУ должен быть аппарат, который с этим справлялся — проводил бы проверки выполнения договора и подавал предложения о мерах, которые нужно применить: штрафные санкции или обращение в правоохранительные органы или НАБУ.

Для этого НСЗУ нужен огромный аппарат, люди, которые не сидят в Киеве, а на местах контролируют выполнение договоров. Сейчас, если больница не выполняет договор, ей за это ничего не будет. Зачем стараться, если министр выйдет с жалостливым заявлением и деньги дадут?

Отсутствие качественных изменений в своей больнице люди расценивают как провал реформы. За это уже понесли ответственность несколько предыдущих министров и премьер-министров. Если министр Ляшко будет делать так же, он тоже будет отвечать за это.

Индивидуальное лицензирование и медицинское образование

— Изменение модели финансирования — лишь одна из составляющих медреформы. Какие еще должны быть, по вашему мнению? И есть ли прогресс в отношении этих составляющих сейчас? Что должно было бы быть?

— Одну я уже называл. Это индивидуальное лицензирование медиков, которое должно происходить вместе с изменениями в медицинском образовании. Изменения в финансировании создают более здоровые экономические механизмы, помогают получать лучшую зарплату, ориентироваться на пациента. Но они не могут создать качественную медицину. Чуда не произойдет. Качественная медицина рождается в университете, в постоянном обучении врача после университета, в его профессиональной ответственности за результаты своей работы.

Что для этого обязательно надо сделать в Украине?

Нужны радикальные изменения в медицинском образовании. Классный специалист, который демонстрирует конкурентный уровень в лечении, скорее, исключение, чем правило после медуниверситета. После обучения у него нет механизмов для постоянного улучшения своей квалификации. Развиваться, становиться лучшим он может не благодаря системе, а вопреки.

Как только врачи образуют свою Палату и начнут выдавать лицензии, они соприкоснутся с тем, что огромному количеству людей, которые будут приходить за лицензией, давать ее нельзя, потому что они, извините, своим низким качеством просто убивают людей. Нас часто упрекали, что мы атакуем врачей. Но это до того момента, пока человек сам не сталкивается с медициной. Здесь он сразу становится очень радикальным.

Когда Палата начнет выдавать лицензии, она начнет общаться с каждым университетом: то, что вы выпускаете, не может быть лицензировано. Давайте что-то менять.

Не ожидая, пока в медицинском образовании произойдут серьезные изменения, начинать менять нужно сейчас. Я считаю, что наша команда давала для этого хорошие и простые предложения. Первое — повышение проходного бала на входе, когда мы зачисляем в медицинские университеты людей, которые готовы выдерживать это действительно очень трудное обучение. Так делается во всем мире. Второе — переход на западную систему обучения, когда учиться в медицину идут с третьего, а не с первого курса. То есть сначала получают общее образование, а потом более осознанно выбирают профессию врача. Это изменение учебных программ и экзаменов по образцу западных.

Если мы хотим быть конкурентными, хотим вырваться из той бедности, в которой живем, мы должны открыться миру. Английский язык, считаю, должен быть обязательным во всем образовании в Украине. Но для медиков — прежде всего. Вся современная медицинская литература на английском.

— Все, что мы с вами проговорили, должно быть записано в стратегию развития сферы здравоохранения с 2021 года. Ее пока нет. Однако вы являетесь одним из творцов Манифеста здорового общества. О чем он? Почему вы считаете, что такой весьма философский манифест вообще нужен?

— Наша команда в Украинском центре здравоохранения сейчас очень серьезно занимается подготовкой повестки дня на следующие десять лет. Все стратегические документы написаны до 2020 года. Есть необходимость в новом долгосрочном плане. Мы хотим вступить в эту интеллектуальную конкуренцию и предложить наши наработки обществу, профессиональному сообществу.

Работа над Манифестом — часть этой деятельности. Он ни в коем случае не является стратегией. Это была попытка подумать над более принципиальными вещами. Нарочно отойдя от некоторой конкретики, чтобы не сидеть в своих мелочных проблемах, подняться на уровень выше — вне медицины даже, на уровень всей страны. Как она должна развиваться следующие десять лет? Ведь медицина является частью жизни. Нельзя осуществить в ней революцию, оставшись жить в нереформированном, устаревшем государстве. Оно должно меняться. И мы думали о том, что может быть предметом изменений в государстве в целом, и в медицине тоже.

Ключевой является идея ориентации на людей как главный актив страны. Нам надо перестать думать промышленностью, углем, газом, заводами и пароходами. Сейчас в мире выигрывают страны, которые инвестируют в людей. А инвестировать в людей — это, прежде всего, развивать образование и медицину, развивать человеческий капитал. Важно не то, сколько у тебя денег на счету, а сколько образования и здоровья будет у твоего ребенка. Сейчас об этом думать страшновато. И нам нужно сделать так, чтобы мы могли сказать: дети, родившиеся в 2030 году, смогут рассчитывать на хорошее европейское образование на протяжении жизни и на весьма добротную медицину. Так мы должны мыслить. Манифест был об этом.

На основе этих идей наша команда берется за разработку повестки дня, ult будут предложения реформ. Это будут идеи радикальные. Я считаю, что у нас нет времени. Они будут в духе модернизации, чтобы Украина не искала свой путь, а активно шла в клуб стран современных, и мы могли на равных разговаривать с чехом, поляком, эстонцем о наших результатах, например, в борьбе с коронавирусом, в работе НСЗУ, в том, на какие медицинские услуги может рассчитывать человек.

Такие наработки на десять лет мы считаем своей задачей. Кроме того, мы будем реагировать на потребности дня. Например, сейчас мы разработали свои предложения к политике сооплат. Часть я озвучил.

COVID-19

— В предыдущем интервью мы с вами говорили о том, что осенью Украину догонят проблемы, связанные с тем, что в карантине многие пациенты не могли получить медпомощь. И нужно разрабатывать ПМГ, которая будет учитывать эту повышенную необходимость. Заложить какие-то параметры сейчас или возможность вносить их оперативно в течение года. Были заложены?

— Я об этом ничего не слышал. Один из проектов, которым мы сейчас начинаем заниматься, — подготовка таких предложений. Мне кажется, это критично. Эта проблема будет настигать нас не один год. Я слышу об этом от врачей: больше людей не делают диагностику в онкологии и приходят тогда, когда уже чувствуют серьезную симптоматику. Это тревожные колокольчики.

Чрезвычайно серьезная проблема — психическое здоровье. Есть очень много научных свидетельств, что постковидное восстановление обязательно должно включать психотерапевтическую помощь. В Украине не принято обращаться к психотерапевтам, использовать медикаменты для контроля своего психического здоровья. Мы это просто прячем за табуированностью тем.

Это должно быть включено в механизмы, которые правительство имеет. Например, в программу «Доступное лекарство». Раньше мы предлагали включить туда препараты, которые касаются психического здоровья. Тогда это не нашло поддержки. Слышал, что сейчас вопрос вернулся на повестку дня. НСЗУ могла бы создать отдельный пакет, возможно, отдельный тариф для амбулаторных услуг, касающихся психического здоровья. Чтобы у человека был доступ и не было хотя бы финансового барьера.

В контексте ковида важна психотерапевтическая амбулаторная помощь для людей, которые пережили очень непростые времена и будут переживать их в дальнейшем. Ковид пока что никуда от нас не уходит. Мы просто легкомысленно к этому относимся. Но это оказывает большое влияние на производительность, на семью, на самочувствие и эффективность человека. На ощущение счастья, в конце концов. Я считаю, что задача государства — делать жизнь более счастливой и полной для людей.

— Очередная волна эпидемии осенью — насколько она возможна и какой может быть?

— Это весьма вероятно. Я сказал бы, девять из десяти за то, что волна будет. Возможно, осенью, возможно, еще летом. Один из десяти — что произойдет чудо, и пандемия уйдет из всего мира, как это было с испанским гриппом.

Сейчас события разворачиваются по более оптимистичному сценарию, чем мы прогнозировали. Мы говорили, что рост заболеваемости начнется уже в конце июня. Пока что этого не произошло, однако мы видим тревожные моменты. Стремительный рост начинается в России. Вероятно, это индийский или какой-либо новый вариант. Скорее всего, статистику они будут скрывать, и объемов роста мы знать не будем. Перемещение людей из России и назад у нас сейчас весьма ограничено, но ничто не мешает попасть вирусу сначала на неподконтрольные территории, а оттуда — на подконтрольные. Вирус может прийти откуда угодно. Не только из России.

— Какие мы должны были бы вынести уроки из предыдущей волны?

— Первый — карантин работает. То, что сейчас мы наслаждаемся большей свободой из-за снижения заболеваемости, не божий подарок. Это в том числе заслуга правительства. Так что здесь его похвалим.

— Заслуга правительства, которое с карантином не очень спешило?

— Карантинные меры были введены нормально. Не идеально. Снова с опозданием, но не настолько, как в прошлый раз. Они были весьма полными и достаточно действенными, насколько это возможно в Украине, с точки зрения эпидемиологии.

Мы должны понимать, что в следующий раз это нужно делать на взлете, не ожидая, пока больницы начнут заполняться. Тогда жертв будет меньше, и мы раньше из этого выйдем.

Второй урок — нужно готовить пакет экономической поддержки. Этой зимой он был скромненьким, но мы увидели, что даже такой пакет помогает, его ценят бизнес и люди. Инвестировать средства лучше не в университет будущего. Семь миллиардов гривен как пакет экономической поддержки бизнеса во время ковида будут абсолютно не лишними.

Третий — это вакцинация. Наши соседи, которые довакцинировались до 40–50%, видят, что это уже влияет на распространение и на результаты — на уменьшение случаев тяжелого течения болезни и смертности. Это работает, и на это нужно бросить абсолютно все силы, которые есть в государстве сейчас. Я считаю, что, возможно, даже война нынче не должна быть настолько высоким приоритетом, как вакцинация. Потому что если к нам придет такая разрушительная волна ковида, которая была, например, в Индии, то и в военном смысле мы будем в несколько раз более уязвимы. Вопрос пандемии — также вопрос нашей национальной безопасности.

И последнее, о чем, кажется, уже никто не говорит, но я буду, — это тестирование и отслеживание контактов. С повестки дня это не уходит. Нам это нужно как для быстрого реагирования на вспышки сейчас, так и на будущие пандемии.

— У меня складывается впечатление, что единой базы данных записей о проведенных вакцинациях не существует.

— У меня тоже есть впечатление, что базу данных не смогли интегрировать с электронной системой здравоохранения и в конце концов создали отдельную. А «Дія» — еще одна отдельная база. Есть и региональные.

В мае, когда во время праздников произошло какое-то просветление, и люди смогли буквально с улицы вакцинироваться в любой амбулатории Киева, мы сделали официальный запрос Минздраву: является ли это частью плана и сколько таких людей провакцинировано? Минздрав ответил, что не знает, и за этой информацией нужно обращаться в каждый местный департамент здравоохранения. Это меня испугало. То же самое касается «Дії». Человеку говорят брать с собой паспорт и идентификационный код. Это означает, что «Дія» не интегрирована с системой вакцинации. Многих людей это сдерживает. Потому что первая мотивация — это здоровье, но вторая — свободное передвижение. Это не повышает доверия.

Хотя в последние дни уровень вакцинации увеличился, и это повод восстановить надежду, мы все равно находимся очень далеко от целевых показателей и сейчас начинаем видеть, что кампания абсолютно была не готова — ни коммуникационно, ни в отношении контрактирования и базы записей. Тем не менее, есть некоторые вещи, за которые правительство следует похвалить. Это признание того, что Украина не должна играть в сложную систему очередей и все-таки открыть кампании для людей, которые хотят вакцинироваться. Центры массовой вакцинации всячески поддерживаю. Считаю, что их нужно больше.

Своей деревянной политикой огорчает Киев. Как можно было открыть лишь один центр, когда в Днепре — шесть, во Львове — три? Но это вопросы не к Минздраву, а к местной власти.

К сожалению, темпы вакцинации все равно еще очень низкие. Я не ощущаю это как приоритет.

Еще мне хотелось бы более честного и открытого разговора. О том, каково реальное состояние дел. Правительство все равно делает вид, что все прекрасно. Даже Виктор Ляшко, который в этом вопросе является специалистом. Мне кажется, что он — как раз тот человек, который может сказать, какие у нас проблемы, и люди поймут этот честный разговор. Сейчас он еще новоназначенный министр и имеет окно возможностей обновить обязательства, сказать, что кампания была неудачной. Да, у нас мало вакцины. Но вот наш план. Мы не провакцинируем 70% населения, но можем столько-то. План изменим, и будем делать вот так. Отныне массовая вакцинация будет частью плана. Потому что сейчас она — не часть официального плана.

Надежда появилась. Но стратегически не выглядит так, что в этом году мы выйдем из пандемии.