На украинскую медицину вылито столько ушатов всего, что каждый, у кого есть финансовые возможности, едет лечиться в сравнительно недорогие немецкие клиники, ну а те, кто богаче, выбирают себе американские. Среди прочих претензий к отечественной медицинской науке есть и такой «объективный» аргумент: труды наших медиков не публикуют солидные западные научные издания. А это, по нынешним меркам, почти приговор направлению. Тем не менее в нашей вроде бы беспросветной медицине существуют отдельные оазисы, не уступающие по уровню научных достижений лучшим западным образцам.
Нынешнюю ситуацию в онкологической науке и практике комментирует директор Национального института рака профессор Игорь Щепотин.
- Игорь Борисович, вы знаете, сколько нареканий на нашу медицину у пациентов. Стало общепринятым говорить о нашей отсталости - технической, технологической, научной…
- Не один год научная деятельность в институте была ущербной. Это наука в себе, которая проводилась ради того, чтобы люди получали заработную плату, и никакого реального применения она не имела. Мы поняли, что нам тесно в рамках, в которых работаем. Нам не хватает знаний и возможностей смежных специалистов. Поэтому начали активно контактировать с физиками, химиками, металловедами. И мы стали двигаться в очень интересном направлении.
В прошлом году мы получили первую премию конкурса «Инновации Украины». Тогда же я получил письмо из Кембриджского университета из лаборатории Кавендиша с предложением о сотрудничестве. (Это знаменитейшая лаборатория, из стен которой вышло 28 нобелевских лауреатов.) Нам выделили грант - 200 тысяч фунтов на совместный проект в области нанотехнологий.
- В чем заключается суть метода, который вы разрабатываете?
- Объясню вкратце. На мельчайшие частицы металла - наночастицы «сажаем» лекарство и с помощью аппарата «Магнитерм», разработанного в институте, создаем магнитное поле в области опухоли. Наночастицы с кровотоком доставляют препарат в область опухоли. Здесь мы их удерживаем магнитным полем с помощью «Магнитерма».
- Изобрести, разработать - это только полдела. Как вам удалось убедить коллег за рубежом, что ваши достижения настолько серьезны?
- Мы смогли вырваться из той черной дыры, в которой находились долгое время, во многом благодаря личным знакомствам. Нельзя недооценивать эту сторону деятельности ученого. Недавно я летел во Франкфурт на всемирный конгресс вместе с профессором из Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Он попросил рассказать о сути моей методики операции. Я на салфетке - мы сидели в кафе в аэропорту- нарисовал ее схему. А через две недели он перезвонил мне и попросил подготовить публикацию в одном из центральных научных медицинских журналов США. С тех пор мы активно сотрудничаем. У нас появились совместные публикации. Мы сейчас замахиваемся на то, чтобы получить совместный грант от Национального института здоровья США. В последнее время и наука, и медицина коммерциализировались, и ученые ничего плохого не видят в том, что плоды их деятельности продаются. Наоборот, это считается хорошим признаком. Это когда-то о деньгах за научные исследования и говорить было неприлично.
- Вы достаточно долго работали в США, затем вернулись в Украину…
- В США я работал восемь лет. На родину вернулся с грантом, который еще два года работал в Украине.
- Вас здесь, наверное, носили на руках?
- (Улыбается) То было сложное время. 1999 год. Доллар был в большой цене, а я как научный руководитель работал обычным старшим научным сотрудником в институте и мог платить зарплату 600 долларов. Но некоторые люди поняли это так: раз у Игоря есть такие деньги и мы с ним в хороших отношениях, то зачем напрягаться? В конце квартала, ничего не сделав, они ожидали, что им заплатят. Но денег не получили. И тут началось... Я ходил в СБУ, давал пояснения. На меня писали анонимки, что я на украинских пациентах испытываю американские непроверенные лекарства.
Руководство также начало ожидать от меня откаты. Как же так, а где же благодарность шефам? В общем, я сам был не рад, что привез сюда эти деньги …
- Сейчас вы директор гигантского института. Куда собираетесь рулить в перспективе?
- У нас налажены контакты с Институтом электросварки имени Е.Патона, Институтом металлофизики. Совместно с патоновцами мы изобрели аппарат для урологии (для исследования давления мочи в мочевом пузыре на его стенке). Он очень полезен также при исследовании заболеваний предстательной железы.
К сожалению, наше представление обо всем отечественном настолько деградировало, что никто и предположить не может, что хоть какая-то деталь из диагностической аппаратуры может быть украинской. А тут мы вместе с сотрудниками института Патона выходим на качественно другой уровень за счет новой идеи.
- Несколько лет назад в гематологическом отделении института вода после дождя лилась с потолка в палатах и даже манипуляционных, везде на стенах был грибок. О каких достижениях можно говорить?
- Как это ни грустно, но было. Но вы же видите: крышу починили. Сейчас я не могу пожаловаться. Мы получаем хорошее финансирование и на строительство, и на оборудование, и на ремонт. Есть люди во власти, которые понимают наши проблемы и действительно много делают для их решения…
- В международных научных контактах тоже есть сдвиги?
- Мы стали больше ездить. Кроме того, сами начали проводить международную конференцию под названием «Современные технологии онкологической хирургии». В основном в той сфере деятельности, где я работаю, это абдоминальная хирургия: желудок, поджелудочная железа, печень. Этот симпозиум стал ежегодным. К нам приезжают всемирно известные специалисты, как, например, профессор Хильд из Великобритании - основоположник современной хирургии рака прямой кишки. Это мировая величина уровня Николая Ивановича Пирогова. Побывал у нас и руководитель хирургического отделения Нью-Йоркского госпиталя профессор Блюмгарт.
-Интересна реакция западных ученых на нашу медицину?
- Современные хирургические школы - наши и европейские - во многом весьма отличаются. Отмечу, что американцы, британцы - снобы. Американцы, например, глубоко убеждены: все, что делается у них, наивысшее достижение в мире. Даже говорить им, мол, посмотри, я это делаю по-другому, бесполезно. Могут посмотреть из вежливости, но убедить их в чем-то очень трудно. Тем не менее лед тронулся.
Когда я сказал моему другу американскому профессору Стиву Эвансу, что возвращаюсь домой, он спросил: «А я могу поехать, чтобы пооперировать с тобой и познакомиться с тем, как вы работаете?» - «Пожалуйста».
Он приехал и, конечно, был потрясен убожеством операционной и всем, что необходимо в техническом плане. Но после операции (Стив тоже абдоминальный хирург) говорит: «Слушай, мы с тобой провели гастроэктомию?» - «Да. И на полное удаление желудка потратили два часа. А что тебя удивляет?» - «Дело в том, что у нас такая операция длится как минимум четыре часа. А сколько пациент потерял крови во время операции?» - «Ну, 30-40 миллилитров» - «А у нас теряет 700-800…».
После этого меня приглашали на американский конгресс хирургов, чтобы я выступил на нем с докладом. После моего доклада на конгрессе профессор Эванс сказал: «Я предлагаю этот метод оперирования называть украинским, потому что он никак не обозначен в литературе». С тех пор в литературе он известен как метод украинского анастамоза.
- Львиную долю времени, похоже, у вас занимает административная работа?
- Многие думают: если я директор института, то только администратор, управленец. Но я хирург по профессии. Оперирую каждый день. И больше всего меня радует то, что приношу реальную пользу людям.
Меня иногда спрашивают, почему, проработав восемь лет в Джорджтаунском университете в Вашингтоне, находясь в штате хирургов, будучи ассоциированным профессором, вернулся сюда и еще, как я уже говорил, привез с собой грант? Отвечу словами, которые, может, у кого-то вызовут улыбку: люблю свою страну, люблю Киев. Мне нравится здесь жить и помогать нашим людям. Я не люблю гламур и «сладкую» жизнь, ориентированную на зарабатывание и просаживание денег. И без всякого ерничанья могу сказать: мне хорошо среди своих...