Учительские секреты

Судьба разными путями привела Ирину Радченко и Эллу Сытник к Всеукраинскому конкурсу «Учитель года», лауреатами которого они стали. Однако, несмотря на совершенно разные методы и взгляды на современное украинское образование, у обеих есть много общего. Учитель украинского языка и литературы Экономико-правого лицея Ирина Радченко и учитель-методист истории и правоведения киевской школы №250 Элла Сытник не вписываются в стандартные рамки отечественного образования, поскольку стараются не столько учить, сколько помогать детям приобретать знания, воспитывают в них личности, умеющие мыслить, анализировать, отстаивать собственную позицию, творить. Обе мечтали о профессии учителя с детства, но если Ирину всегда поддерживала мама, то Элле для осуществления мечты пришлось серьезно спорить с семьей.

Зачем в школе японская борьба?

Вот уже много лет Ирина Радченко преподает в столичном Экономико-правовом лицее украинский язык и литературу. Я даже позавидовала ее ученикам: им не приходится зубрить нудные правила, учить биографии писателей. Все это они запоминают очень легко и быстро, а литературные герои и авторы произведений оживают, как будто сходят со страниц, заставляя сопереживать, решать серьезные философские проблемы, искать пути выхода из сложных жизненных ситуаций.

Взять, к примеру, украинский язык. Практически на каждое правило Ирина Олеговна создала яркий, динамичный компьютерный мультфильм, который буквально за две-три минуты позволяет представить это самое правило в образах и запомнить уже на всю жизнь. Или же такой сложный вид работы, как изложение, когда нужно довольно точно запомнить прочитанный учителем текст и воспроизвести его затем самостоятельно.

— Я разработала собственную методику подготовки учеников к написанию школьных сочинений и изложений, которая позволяет даже самому слабому ученику качественно выполнить эту работу. Ребенок избавляется от страха наказания за плохо написанное изложение — при использовании этой методики некачественной работы просто не может быть, — рассказывает Ирина Олеговна. — Некоторые учителя боятся, что дети не справятся с заданием, и читают текст очень медленно, превращая изложение в диктант — что полностью перечеркивает смысл выполнения такой работы. Я читаю текст в обычном темпе, причем в первый раз дети сидят и просто слушают, не делая никаких записей. После этого предлагаю заполнить технологическую карточку (звучит очень уж академично, но вещь невероятно удобная). В ней дети определенным образом записывают опорные слова, по которым можно легко воссоздать услышанное, выписав, к примеру, всего два из десяти слов предложения. Нужно только научить ребенка выбирать правильные слова.

— Что же это за слова — подлежащее и сказуемое?

— Ни в коем случае. Давайте я вам покажу на примере. Возьмем вот этот журнал и первое попавшееся предложение: «Хай не здивує когось цей медичний термін, застосований до красного письменства, адже не секрет, що гарна книжка є кращим засобом заспокоїтися, зняти стрес». Очень большое предложение. Из него можно выписать такие слова: «медичний», «застосований», «не секрет» и «засобом». Принцип отбора таких опорных слов — выбрать наименее самостоятельные в смысловом значении. Таким словом мы как бы забрасываем крючок: поскольку оно не может существовать само по себе, наш мозг старается вспомнить, какое еще слово или понятие с ним связано. Например, сказали «медичний» и тут же хочется дополнить, о чем именно идет речь — ага, о «термине». «Застосований» тянет за собой весь деепричастный оборот. Точно так же «не секрет». Таким образом, сохраняется вся структура предложения.

Многие разработки Ирины Олеговны помогают не только лучше запомнить материал, но и избавить детей от лишней работы. Вспомните тетради по литературе в старших классах. Помимо числа и классной работы нужно было писать тему урока, его план, опорные понятия. Все это занимало массу времени и сил. Ученики же Экономико-правового лицея получают готовые отпечатанные тетради, где все это уже написано за них.

— Тетрадь эта не простая. Я бы назвала ее тетрадь-конспект-практикум. В ней разработаны все уроки и задания, в том числе и домашние, содержатся все необходимые для изучения каждого конкретного материала таблицы, термины и тексты. Ребенок в ней может делать записи, в том числе и на полях, подчеркивать, зачеркивать, делать любые пометки. Когда ученик качественно поработает над этой тетрадью, то, как бы создаст свой собственный учебник, содержащий все полученные им знания. Мои прежние ученики, работавшие именно с такими тетрадями в 8-м классе, неожиданно начали носить их с собой в 11-м классе. Когда я спросила, зачем, мне пояснили, что они учатся по этим тетрадям на подготовительных курсах в вузах — по ним очень легко восстановить все ранее полученные знания.

— Разве в обычных учебниках нет этих текстов?

— Есть, но в учебниках нельзя писать. А это индивидуальная, действительно рабочая тетрадь.

— В свое время в контексте современного обучения министерские чиновники любили говорить об интегрированных курсах. Постепенно эта тема сошла на нет. В то же время именно интеграция различных предметов, на мой взгляд, позволила бы давать детям действительно знания, а не набор информации.

— По возможности я стараюсь проводить интегрированные комплексные уроки. Например, тема «Сложное предложение», предусматривающая усвоение сложных синтаксических понятий. Мои ученики изучают их на примере отдельных исторических текстов, скажем, «Летописи рассказывают», «Аскольд и Дир», «Князь Олег» и другие. Все разработанные задания связаны именно с этой темой, апофеозом изучения которой является составление связного текста с определенным грамматическим заданием. Если проводить этот урок в сильном классе, то в конце мы услышим рассказ и об основании Киева, и об Аскольде и Дире, князьях Олеге и Игоре, княгине Ольге и Святославе.

Определенный синкретизм, только уже различных жанров искусства, Ирина Радченко использует и на уроках литературы. Как, например, донести до детей суть новеллы Хвылевого «Я (романтика)», заставить задуматься над вопросами, мучившими не одно поколение людей (но таких далеких от Человека-паука, Гарри Поттера и прочих любимых подростками ужастиков), размышлять, спорить? Ответ нашелся не так давно — в виде придуманного Ириной Олеговной нового жанра школьного искусства «медиаэкспрессия». Двухминутный психологический ролик (демонстрируемый на огромной мультимедийной доске) с плакатной графикой, точно подобранной музыкой и отрывком из кинофильма в конце вызывает шквал эмоций и целую дискуссию вокруг озвученного вопроса: «Можно ли убивать людей, чтобы потом, в будущем, человек уже никогда не убивал человека?»

— Многие ваши коллеги ушли из профессии: зарплата маленькая, работа нервная…

— Мне так не кажется. Мы с детьми — не учитель и ученик, а коллеги, которые делают общее дело.

— А если этот «коллега» не слушается, мешает работать другим?

— Здесь на помощь приходят опыт и интуиция. У меня была ситуация, когда один из учеников был явно чем-то возбужден, никак не хотел слушать, мешал одноклассникам. Я ему дала игру «В пятнашки», имеющую небольшой секрет, и пообещала, что если он ее сложит, то получит определенное вознаграждение. Ребенок затих и весь урок усиленно складывал эти пятнашки. Конечно, он не работал, но зато был спасен урок. В конце он успокоился, оставил игру и начал потихоньку включаться в рабочий процесс. Таких маленьких хитростей, наверное, у каждого учителя достаточно. Есть такой вид японской борьбы, главный принцип которой — не нападать, а следовать за движением противника, провоцируя его таким образом на слабость. Вроде бы ты ему поддаешься, а на самом деле делаешь так, как считаешь нужным.

«Не будь деревом!»

«Думаю, во всем виновата фамилия, — улыбается Элла Васильевна. — Моя девичья фамилия Поведач. Если учитывать новые психологические изыскания о том, что сочетание букв имени и фамилии — это некий шифр, то уже сама фамилия дает направление всей моей жизни. Как в семь месяцев научилась говорить, так до сих пор и говорю. Без сомнения, сколько себя помню, хотела быть учителем».

То, что уроки у Сытник проходят нестандартно, понимаешь сразу же, как только попадаешь в ее кабинет — по расставленным вдоль стен партам, из-за чего учитель оказывается не перед классом, а как бы внутри него. На стенах две доски (одна — мультимедийная), висящие на противоположных сторонах. Своеобразным девизом всех уроков сами дети называют плакат, который долгое время красовался на внутренней стороне двери кабинета. На нем был нарисован Буратино с весьма стимулирующей подписью: «Не будь деревом!»

— Психологи утверждают, что информация воспринимается только «глаза в глаза». В классе это первые и вторые парты в рядах. Чем дальше от учителя сидит ребенок, тем меньше он усваивает. То есть 12 человек получают информацию, а остальные? Кроме того, кому отвечает ученик? Десять лет подряд он общается с учителем. Неудивительно, что дети вырастают абсолютно не публичными. Отвечая у доски, основная масса теряется, жмется, боится, с трудом выговаривает слова: все потому, что на него смотрят не только привычные глаза учителя, но и глаза его одноклассников. Поэтому я принципиально переставила парты по периметру класса и в центре — теперь каждый при ответе смотрит в глаза своим одноклассникам, — объясняет Элла Васильевна.

— Такая «расстановка сил» предполагает, вероятно, и совершенно иной формат общения.

— У меня нет культа оценки. Разумеется, приходится ставить и «2», и «12» — но это не приговор, а лишь констатация того факта, что сейчас ты знаешь ровно на столько. Поэтому дети совершенно иначе относятся к отметкам, избавляются от извечного школьного стресса, вызываемого страхом получить низкую оценку.

Урок должен быть настроен только на успех. Например, я никогда не зачитываю оценки сверху вниз — от лучшей работы к худшей. Особенно контрольные. Я не говорю: «Самые лучшие работы у Маши и Пети — они получили 12 баллов. Оксана — 11». Вовочка знает, что написал плохо, и вот он сидит, и 10 минут ждет «гильотины». У ребенка возникает стресс, начинается истерика, он нервничает, дергается. Поэтому, если речь идет о контрольной работе, то я делаю наоборот: начинаю с нижней оценки. Даже если это всего полбалла. Тогда тот, кто получил единицу — уже молодец, получивший четверку — умница, а с семеркой признают героем класса. Победители все! Получивший плохую оценку спокойно, не нервничая, наблюдает, как оценили работы других. Совершенно иная атмосфера в классе. Кроме того, я никогда не анализирую плохие оценки. Зачем?

— Рассказать об ошибках.

— Если ребенка интересует, где он допустил ошибки, он подойдет ко мне и спросит. Я ему лично все объясню. Но зачем же рассказывать о его ошибках при всем классе, когда ребенок чаще всего расстроен, обижен? Если же это хронический двоечник, то ему все равно. На что тратить время всего класса? Показать то, что не надо делать? Лучше я проанализирую самую удачную работу. Я хвалю то, что этого заслуживает и может быть полезно классу. Тот, у кого есть искреннее желание учиться, разберется в своих ошибках. Критикуя двоечника, я бы говорила о том, чего не надо делать, но в результате дети так и не узнают, какой должна быть успешная работа. При этом я никогда не даю отдельные задания слабым и сильным ученикам. Если ребенку постоянно давать слабые задания, он что, станет от этого лучше учиться?

— Но если дать сложное, он с ним не справится.

— Неправда. Он сделает его по-своему, так, как сможет. Пусть он написал хотя бы три предложения — но он это смог! Нужно постараться найти в этих трех предложениях рациональное зерно, и тогда назавтра этот ребенок напишет четыре. Учителя много спорят о дифференцированном подходе в обучении. На мой взгляд, это преступление по отношению к детям. Причем в младших классах он еще и создает проблему межличностных отношений: если ты двоечник, то подразумевается, что ты трудный ребенок — мамы чаще всего говорят своим более прилежным чадам: «Вот с этим не дружи». Поэтому задания я всем даю одинаковые, просто стараюсь изначально помочь, дать нужное направление: подробно объяснить, как с ними справиться.

Скажем, в программе шестого класса изучаются греко-персидские войны. Когда подходим к теме «Внешняя политика персов», я предлагаю ученикам не просто изучить параграф в учебнике, а поразмышлять над сильными и слабыми сторонами персидской армии. В книге ни одного слова об этом нет, но дети начинают изучать географическое и экономическое положение Персии, ее животный мир и так далее. После этого они сами делают выводы. Один урок мы тратим только на это. На следующем дети, разобравшись в сильных и слабых сторонах персов (греков мы к тому моменту уже выучили), собираются в группы и каждый, имея свое суждение, решает: «Каковы шансы армий в этой войне? Кто может выиграть?». Они спорят, рисуют армии, приводят аргументы. Одни доказывают, что выиграют персы, аргументируя, почему именно. Другие стоят за греков. Все, урок закончился. Казалось бы, чем мы весь урок занимались? Но дети об этих персах знают уже столько! И лишь на третьем уроке я начинаю рассказывать о греко-персидских войнах и сообщаю, что греки наступают и выигрывают. Полкласса кричит: «Йес! Мы же говорили»! В такой работе могут проявить себя все.

Что может дать ребенку современная школа?

— Говоря о новом в отечественном образовании, чиновники очень часто упоминают об индивидуальном подходе к каждому ребенку. На мой взгляд, это пустой лозунг, учитывая, что в классе, как правило, около 30 человек. Можно ли умудриться учитывать на уроке особенности развития каждого ребенка?

Ирина Радченко: — Индивидуальный подход — это вовсе не индивидуальное обучение. Его можно реализовывать на обычном уроке. В этом нам помогают, в первую очередь, дифференцированные задания. То есть тема одна, а уровень сложности заданий — разный. Другая ситуация — когда организовывается работа в парах, где сильный ребенок работает со слабым. Распределяя, таким образом, силы при выполнении задания, мы видим, насколько качественно они выполняются, как осуществляется сотрудничество и как более слабый ученик старается оценить целесообразность своего вклада в школьную работу. Очень важно, что сильному ученику, оказывается, не все равно, что с ним сидит одноклассник, который меньше знает.

Элла Сытник: — На мой взгляд, нужны не различные по сложности задания, а разные виды этих заданий — чтобы каждый ребенок имел возможность себя проявить.

Очень эффективной мне кажется и работа в группах. Я делаю следующим образом: даю каждой свое задание, но докладчика выбирают не сами ребята, а жребий. Выпасть он может и самому слабому в группе. На сколько он ответил, столько и получает вся группа. Поэтому если в группе есть слабый ребенок, то при подготовке задания более сильные стараются так его «натаскать», чтобы в любом случае он ответил хорошо. Конечно, я предоставляю возможность улучшить оценку: выступление основного докладчика члены группы могут дополнять — каждое дополнение приносит по полбалла.

— Что в принципе должна давать ребенку школа? Какие знания и навыки? У многих от школы осталось умение писать, знание четырех действий арифметики, основных геометрических фигур и связанных с ними простейших вычислений, классических литературных произведений и основ естественных наук. Что еще?

И. Р. — Да, я согласна с вами, школа должна дать, в первую очередь, начальные знания. Она должна формировать интерес к знаниям, научить ребенка самостоятельно находить их и применять. Если мы дадим детям первичные знания, покажем, что это не все, что мир знаний безграничен, и пополнять их интересно, то я думаю, что ребенок, даже окончив школу, будет с благодарностью вспоминать учителей и не остановится на полпути к своей мечте, к самореализации.

— Вы полагаете, наша школа дает детям необходимые для будущей жизни знания и навыки?

Э. С. — Наша система образования всегда отличалась хорошим обучением подрастающего поколения, но сегодня пришло время дать ребенку не только знания, но и жизненные компетенции, позволяющие ему свободно ориентироваться и, самое главное, действовать в современном обществе. Уверяю вас, учителя понимают это.