ЖИЗНЬ С «ОПАСНЫМИ ЗНАНИЯМИ»

Еще тридцать лет назад слово «биоэтика» было практически невозможно найти даже в западных словарях. Сегодня в США издана четырехтомная (!) энциклопедия по этой междисциплинной проблеме. В Украине дебаты по поводу биоэтики все еще остаются прерогативой научной элиты, а сам термин почти ни о чем не говорит рядовым гражданам.

Истоки биоэтики, пожалуй, следует искать в Нюрнбергском процессе, когда стала известна жуткая правда о действиях нацистских врачей: умерщвление, вопреки клятве Гиппократа, людей с физическими недостатками и душевнобольных, проведение опытов на военнопленных и депортированных из оккупированных стран. Впрочем, история о вопиющем нарушении медицинской этики получила свое продолжение уже в США — стране, где права человека декларируются как наивысшая ценность. Так, в 1963 году в Бруклине, в еврейской больнице для страдающих хроническими заболеваниями в качестве эксперимента престарелым пациентам без их согласия были введены активные раковые клетки. А в государственной больнице Уиллоубрук, Нью-Йорк, с 1965-го по 1971 год проводилось изучение вирусного гепатита. В ходе исследований вирус вводился детям с физическими недостатками. В 1973-м была опубликована статья-обзор о 43 экспериментах, проводимых над людьми, сообщения о которых появлялись в медицинских журналах с 1966 года. В 75% случаев согласия пациентов никто не спрашивал… В те же бурные шестидесятые выходит в свет и книга Ван Ренселера Поттера «Биоэтика: мост в будущее». Вводя этот термин, В.Р.Поттер указывал на необходимость новой этики, которая смогла бы противостоять научно-техническому прогрессу, иногда весьма далекому от гуманности.

Сегодняшний уровень развития знаний и техники позволяет претворять в действительность то, о чем в начале ХХ века даже не мечтали. Но все ли, что возможно технически, приемлемо этически? Например, совершенные средства жизнеобеспечения позволяют поддерживать жизнь в человеке без надежды привести его в сознание и вернуть к нормальной жизни. Насколько гуманно и этично было бы дать ему умереть? Известный случай с Полом Бейли (умер, пробыв 25 лет в коматозном состоянии) способствовал росту сторонников эвтаназии и «права на достойную смерть». А в 1976 году Верховный суд штата Калифорния впервые в мировой судебной практике вынес решение, предоставляющее право безнадежно больным отказаться от лечения.

Пересадка органов и тканей, искусственное зачатие, изменение пола, генная терапия, использование в лечебных целях эмбриональной ткани, применение трансгенных организмов для получения пищи, клонирование животных... Одним гиппократовским «не навреди» здесь не обойтись. А ведь приведенный выше список спорных вопросов далеко не полный. И с каждым новым открытием их становится все больше. Именно поэтому этику в области науки и технологий ЮНЕСКО сделала одним из приоритетов своей стратегии на 2002—2007 годы.

Но, несмотря на все усилия международных организаций, согласие медиков, ученых, пациентов, испытуемых, правоведов и теологов в данной сфере — можно ожидать лишь в будущем. Множество проблем возникает и в результате вмешательства науки в области, находящиеся под традиционной опекой духовных лиц. Ведь даже рождение и смерть человека уже не те таинства, какими они оставались в течение веков. Каждая конфессия по-своему строит взаимоотношения с людьми науки, одобряет или принимает в штыки медицинские и технические новшества.

Например, по мусульманским представлениям зародыш до четвертого месяца, когда ангел вдувает в него бессмертную душу, еще не является человеческим существом в полном смысле слова. Католики же отстаивают права эмбриона практически с момента зачатия. По некоторым вопросам сложно достичь единодушия даже внутри самих церквей. Папа Павел VI в Encyclical «Humane Vitae» осудил контрацепцию, и это послужило причиной разногласий между теологами-католиками, занимающимися вопросами нравственности. Для приверженцев некоторых религиозных течений существуют определенные ограничения на медицинскую помощь. В этом отношении широко известны Свидетели Иеговы. Исповедующим данное учение были запрещены вакцинация (1930—1952 гг.), трансплантация и пересадка кожи (1967—1980 гг.), переливание крови(1944—1975 гг.), частично этот запрет продолжает действовать и по сей день.

Не меньше неразрешенных моментов и в правовой сфере. Как, допустим, решить, кто является собственником генетической информации? Человек, предоставивший свой генетический материал? Исследователь, который нашел ему применение? Фирма, вложившая в это исследование деньги? А в случае с суррогатным материнством кто именно получит родительские права? В некоторых странах если суррогатная мать не дает согласия записать родителями тех людей, для которых она вынашивает ребенка, матерью записывается она сама… А как быть с широко известным фактом о проведении фармацевтическими компаниями опытов в странах третьего мира, где законодательством это не запрещено, в отличие от той же просвещенной Европы?

В начале ХХ века Анри Пуанкаре считал, что в области научных исследований «любое правовое вмешательство будет неуместно и несколько нелепо». Однако события прошлого столетия доказали: самые «нелепые» с точки зрения здравого смысла проекты вполне способны стать реальностью. Реальностью ужасающей. Поэтому сегодня говорят об учреждении научного совета для урегулирования спорных вопросов, о написании свода универсальных законов для научных исследований. В рамках ООН и Европейского Союза уже приняты международные документы, частично регулирующие сферу биоэтики: Всеобщая декларация по геному человека и правам человека, Конвенция по правам человека и биомедицине, Конвенция по защите прав и достоинства человека в связи с использованием достижений биологии и медицины. Но многое еще только предстоит сделать. В любом случае, нормы этики по сути своей носят не столько правовой и императивный характер, сколько рекомендательный.

Во многих странах мира решающую роль сейчас играют так называемые комитеты по биоэтике. Они создаются как на национальном, так и на местных уровнях. Подобные комитеты были созданы и в нашей стране: при Национальной академии наук Украины, Академии медицинских наук, некоторых высших учебных заведениях. Энтузиастов от биоэтики не останавливает равнодушие властей. К одному из них, Юрию Кундиеву, корреспондент «ЗН» обратилась с просьбой прокомментировать сложившуюся ситуацию.

— Юрий Ильич, вас знают как академика НАН и АМН Украины, вице-президента АМН, директора Института медицины труда, но о вашей деятельности в сфере биоэтики известно куда меньше...

— Когда создавался комитет по биоэтике при НАН, я подумал: «Еще одно мертворожденное дитя». Но позже, вникнув в суть возникших проблем, понял, насколько важна сейчас эта работа. Что отрадно: есть заинтересованные и небезразличные люди.

Для многих из нас это — не основная работа, а деятельность, которая постепенно становится делом жизни. А что касается официальной стороны, то я являюсь председателем комиссии по биоэтике при Кабинете министров Украины, которая была создана в декабре прошлого года. Мы планировали, что комиссия будет координировать деятельность всех ведомственных комитетов, аккумулировать и адаптировать к нашей действительности международный опыт. Однако до сих пор положение о коммиссии не утверждено со стороны Министерства финансов и Министерства экономики сразу посыпались возражения. Они считают, что комиссия должна действовать на общественных началах! И это при том, что в США Конгресс учредил специальный биоэтический комитет при администрации президента. Во Франции подобное подразделение есть в канцелярии Ширака.

В ближайшее время сложившаяся ситуация будет рассмотрена на заседании правительственного Комитета по гуманитарным вопросам под председательством вице-премьера академика В.Семиноженко. Остаются возражения чиновников, не желающих, чтобы комиссия работала при Кабинете министров. А ведь биоэтические комитеты, созданные при НАН и АМН, не могут брать на себя функции национального органа. Мы столкнулись с полнейшим непониманием, даже игнорированием проблемы. Создать общественную организацию можно и без участия правительства. К сожалению нет понимания того, что сегодня внимание к биоэтическим проблемам — признак цивилизованности страны.

— И несмотря на это комиссия что-то пытается делать?

— Безусловно. Должен сказать, что одним из пожеланий участников I Национального биоэтического конгресса было ввести в школьную программу не только уроки футбола, но и биоэтики. Наша харьковская группа разработала программу и обратилась с ней в Министерство просвещения и науки. Это предложение там было названо преждевременным.

— Но ведь школьные программы во многом действительно перегружены...

— Пусть этот курс как угодно называется, но это прежде всего этическая система воспитания: отношение к природе, ко всему живому. Кроме того, мы готовим к изданию труды Национального конгресса. Надеемся, книга станет своего рода учебным пособием по биоэтике. Поскольку на сегодняшний день в Украине, за исключением нескольких статей, нет ни одного солидного издания по данной теме. Единственная переведенная книга — известное произведение Поттера «Биоэтика: мост в будущее», её тираж — всего 500 экземпляров. Кстати, мы планируем перевести эту книгу на украинский язык и выпустить в таком количестве, чтобы хватило всем исследователям в области биологии и медицины как минимум.

— А чем занимается комиссия помимо просветительской работы?

— Во-первых, хотим собрать сведения о клинических испытаниях лекарств и медицинского оборудования, которые проводятся в наших больницах и институтах. Ведь имеется информация, что 30% всех клинических испытаний в мире проводятся в СНГ. Здесь все дешевле, проще, а иногда и безнаказаннее... Собираемся изучить порядок проведения испытаний препаратов западными и отечественными фирмами за последние пять лет.

Во-вторых, внедряем в жизнь биоэтичекую экспертизу — это проверка любого научного проекта, где речь идет об исследованиях на человеке или животном или о широком использовании полученных результатов, на соблюдение основных этических принципов. Если речь идет о людях, то экспертиза проверяет прежде всего наличие информированности и осознанного согласия пациента на участие в апробировании лекарств, эпидемиологических исследованиях. Например, в нашем институте проводится крупное эпидимиологическое исследование, охватывающее 12 тысяч ликвидаторов аварии на ЧАЭС. Мы изучаем их состояние, выявляем лучевую профессиональную катаракту, то есть ищем зависимость эффекта от полученной зафиксированной дозы. Поэтому мы обязаны рассказать потенциальным испытуемым о целях исследования и непременно получить согласие на участие в этом проекте. Без него проводить подобные исследования неэтично, а если говорить о лекарствах — преступно.

— Это в основном планы, а чем специалисты комиссии заняты сейчас?

— Если назвать наиболее крупные проекты, то это и проведение экспертизы для эпидемиологического исследования ЮНИСЕФ по дефициту железа и йода среди населения страны, участие в экспертизе инсулина, производимого в Украине.

— Скажите, а как относятся к деятельности Комиссии по биоэтике исследователи, медики?

— По-разному. Предстоит провести огромную работу для того, чтобы биоэтику признали полезной и врачу, и пациенту. Это сложно, но польза будет немалая. Один из основных принципов биоэтики — верховенство интересов личности над интересами науки, общества. У нас даже среди ученых есть те, кто считает подобное чушью, воспринимает как определенный мораторий на науку. Это наследие прошлого.

Другой принцип — открытость. Открытость каждого ученого, врача, учреждения, постоянная связь с людьми. Назовите мне хоть одно научно-исследовательское учреждение, хоть одну больницу, где эта связь есть! Зачем замыкаться в своей профессиональной среде? Считаем, нас никто не имеет права поучать, или все-таки прячем собственные недостатки, уходим от ответственности? Открытость — огромный стимул для совершенствования. Как гласит народная мудрость: «Ховається той, кому нема чого показувати».

— Да. Но практическое внедрение этических принципов зависит не только от признания их учеными, исследователями, но и во многом от работы тех же врачей, измученных нехваткой медикаментов, элементарной бедностью…

— Мне очень авторитетные люди говорят: «Ты брось заниматься своей биоэтикой. Это ж не для нас, а для богатых». А я им задаю вопрос: «А сколько нужно иметь денег в кармане, чтобы быть нравственным человеком?» К открытию I Национального конгресса нашим институтом был разработан проект Этического кодекса врача Украины. Планировалось, что участники конгресса его утвердят. Однако были предложены несколько альтернативных проектов и развернулась широкая дискуссия. Споры не утихли и доныне. Должен сказать, что воплощение в жизнь кодекса будет еще более сложным, чем его принятие.

— Биоэтика напрямую связана не только с областью морали, но и права. Есть ли сейчас в Украине законодательная база, которая гарантировала бы соблюдение норм нравственности в области медицины?

— Зарубежный опыт свидетельствует: иметь правовую базу жизненно необходимо. Такой базы в Украине пока нет. Правда, можно воспользоваться отдельными статьями Основ законодательства об охране здоровья, законов Украины «Об обеспечении санитарного и эпидемиологического благополучия населения», «О трансплантации органов и других анатомических материалов человека». Также был разработан отдельный проект закона по биоэтике и биоэтической экспертизе, но ждать принятия закона и ничего не делать — недопустимо.

Нашему парламенту также предстоит ратифицировать международные конвенции. И если это произойдет, применяться будут уже нормы международного права. Но найти сейчас юристов, чьей специализацией были бы биоэтические аспекты, очень трудно. Кстати, в сентябре этого года в Страсбурге будет проведена встреча экспертов Совета Европы и представителей Украины по вопросу развития национального законодательства в данной сфере. Что обидно, инициатива исходит опять-таки от них, будто мы сами не в состоянии ничего сделать.

— Рассказывая о деятельности биоэтических комитетов, вы подчеркиваете непременное участие общественности. Кто еще должен входить в их состав?

— Работа комитета на любом уровне подразумевает сотрудничество профессионалов от науки и медицины, философов, правоведов, представителей общественности и церкви. Надо отдать должное духовным лицам: у них многие стратегические вопросы решены. К примеру, если рассмотреть Хартию Папы Римского по здравоохранению, то это очень интересный с точки зрения биоэтики документ. Кроме своего отношения к абортам, контрацепции, здесь уделяется внимание и многим другим проблемам. Например, приоритету профилактики заболеваний, о чем у нас часто забывают. Будучи участником одной из европейских конференций на Кипре, я также с удивлением узнал, что председателем биоэтического комитета в этой стране является генеральный прокурор. Следовательно, и роль юристов не нужно недооценивать.

— В мире сегодня не утихают дебаты относительно исследований в области генетики и экспериментов на человеческом эмбрионе. Проводятся ли в Украине подобные исследования и как при этом соблюдаются биоэтические нормы?

— Да. В институтах НАН молекулярной биологии и генетики, в харьковском Институте криобиологии и криомедицины. В Харькове работа поставлена на уровне мировых стандартов, там есть серьезные банки данных, работает кафедра ЮНЕСКО. Многие исследования проводятся совместно с западными партнерами. Когда-то в нашем Институте медицины труда украинско-американский проект эпидемиологического исследования застопорился именно из-за того, что отсутствовала процедура биоэтической экспертизы. Поэтому пришлось создавать биоэтический комитет, первый на тот момент в Украине. Можно сказать, что практически во всех серьезных исследовательских учреждениях нормы эти соблюдены. Что касается остальных, то, к сожалению, во многих из них все упирается в нехватку денег. Но трактовать проблему соблюдения биоэтических принципов как проблему исключительно медицинских работников или ученых — неверно. Это дело всего общества.

***

В результате научных исследований перед человечеством открываются все новые возможности. Можно до хрипоты спорить о нравственности многих инноваций. Можно кричать: «Остановите науку!», «Вернемся к земле!» или «Прогресс остановить нельзя!» — это не решит проблемы. По мнению доктора медицины Жака Судо, «верить, что развитие науки — это всегда плохо, так же наивно, как верить, что это всегда хорошо». Речь скорее идет о том, чтобы брать под контроль новые методы, как только они достигнут стадии эксперимента и до того, как они станут предметом торга. ХХІ век обрекает нас на жизнь с «опасными знаниями». И поэтому ему суждено либо стать веком нравственности, либо вообще не быть.