ЯПОНСКИЙ МОДЕРНИЗМ В КЛОВСКОМ ДВОРЦЕ

Музей истории города Киева обладает уникальной в нашей стране и небезынтересной даже для полной художественных сокровищ Европы коллекцией современной японской живописи. Часть ее экспонируется сейчас в Кловском дворце — резиденции музея — в честь 30-летия установления отношений между городами-побратимами — Киевом и Киото.

Коллекция была преподнесена в 1983 году в дар Киеву муниципалитетом Киото и Ассоциацией японских художников. Ее первая выставка произвела фурор в городе: по словам директора музея Тамары Хоменко, «очереди посетителей растягивались до памятника Мануильскому». И привела в некоторое смятение здешних искусствоведов — среди них специалистов по современному японскому искусству не обнаружилось. За помощью обратились к профессору художественного института (теперь — Академия искусств) Платону Белецкому, написавшему некогда популярную книжку о Хокусае. Но Платон Александрович дипломатично сообщил, что его компетенция ограничивается направлением «укийоэ», к которому относились Хокусай, Утамаро, Хиросигэ и другие японские классики, воспетые советским искусствознанием за реализм и изображение простых людей в быту и на работе. Все эти классики творили до революции Мэйдзи 1868 года, с которой японская критика начинает историю современного искусства своей страны. Мэйдзи можно назвать буржуазной революцией: на смену абсолютной власти феодальной знати пришло господство нарождающейся индустриальной элиты.

Впрочем, современное искусство — понятие широкое. В английском, к примеру, существует два термина: «modern art» —искусство всех направлений в пределах столетия, от авангардизма до соцреализма, и «contemporary art» — «живое» современное искусство, искусство постмодерна и новых, не классических средств выразительности (видео, перформанс, инсталляция, концептуализм). Сontemporary art — искусство новых технологий, нового смысла, где идея превалирует над формой. Несомненно, в Японии — мировом лидере новых технологий — есть очень выразительное и вполне самобытное contemporary art. Его образчики, хоть и довольно инфантильные, иногда можно видеть в Киеве — на Международном фестивале медиа-искусства KIMAF.

Но вернемся к коллекции Кловского дворца. Наших искусствоведов озадачило в первую очередь то, что в приобретенной музеем коллекции отчетливо наблюдался отход от столь милого советскому искусствознанию традиционного японского реализма. Представленная в 1976 году в крупнейших культурных центрах СССР — Ленинграде, Киеве и Москве (такая последовательность в каталоге) — выставка современной живописи Японии школы «нихонга» восприятия киотского дара не облегчила. Из двух основных направлений японской живописи после Мэйдзи — западнической школы и традиционной — «нихонга» как раз является вторым. Директор Государственного музея современного искусства Киото искусствовед Митиаки Кавакита так характеризует это направление: «Если говорить об особенностях японской живописи, то наиболее ярко они проявляются в школе «нихонга»... Дело в том, что школа «нихонга», или, говоря в более широком смысле, японская национальная живопись вообще, с одной стороны, следует давним, тысячелетним традициям, а с другой — отражает жизнь и настроения современников, отвечая таким образом на требования сегодняшнего дня». «Нихонга» объединяет множество направлений, непохожих в манере, средствах выразительности и степени вольности отношения к традиции, — «интэн», «кантэн», «согакай» и прочие. Но главное их отличие от западнического направления японского искусства ХХ века — «ейога» — в использовании традиционных живописных техник: не масла, а разноцветной туши, не холста, а рисовой бумаги либо шелка. Второе, более позднее название «нихонга» — «яматоэ» («японская живопись») — позволяет разобраться в корне отличий. Они не столько в стиле или манере, сколько в технике исполнения. А она уже оказывает влияние и на стиль, и на манеру.

Киевская коллекция современной японской живописи относится к одному из направлений «нихонга» («яматоэ») — школе «нанга-ин». Как и многое в культуре Японии, направление это имеет инородные корни. Это модернизация классической японской школы «нанга» — заимствования китайского художественного направления «дилетантов», которое выросло из досужего занятия живописью представителями высших слоев общества. «Нанга-ин» в известной мере можно назвать японским модернизмом. Модернизм европейский стал протестом творческого индивидуализма против сладенького пуританского классического канона XIX века, вылившимся в формальные эксперименты. Японский же модернизм «нанга-ин» противопоставил довольно формальному в своей реалистичности канону традиционной живописи Страны восходящего солнца индивидуалистское право на экспрессию, эмоциональность и непосредственность. Даже вполне реалистические пейзажи Улемуры Секидо или Танаки Сюн-Суя из коллекции Музея истории города Киева своим приближением к европейской пейзажной изобразительности бунтуют против японской традиции. А уж «Небесная фея» Мидзуно Одзана, «Пастух» Асады Фумико или «Кошка» Нисидо Одо не меньше проникнуты духом интеллектуальных, психологических и формальных исканий европейского модернизма, чем проза Юкио Мисимы.

Немудрено, что маститые критики Советской Украины предпочли отмолчаться по поводу щедрого дара Киото киевскому музею. Хотя традиционно европейцы умиляются японским искусством, здесь радоваться с точки зрения марксистско-ленинской эстетики было нечему. Зато сейчас появилась возможность по достоинству оценить репрезентативность и ценность японской коллекции Музея истории города Киева — гораздо большие, чем просто экзотичность. На заре глобального информационного общества, общества единого интеллектуального и эмоционального пространства, она открывает нам мир творческого мышления и переживаний наших современников — представителей одной из самых самобытных культур Земли.