Поддержать
Для театральных режиссеров с мировым именем Украина не является привлекательным сценическим пространством. Это подтверждает тот факт, что со времен независимой истории похвастаться постановками талантливых и именитых художников мы не можем. Со временем это послужило причиной появления восхищенного пиетета, который в сочетании с фрагментарными проявлениями комплекса неполноценности создал у нас предубеждение, будто все, что не наше, значительно качественнее и намного прогрессивнее. Когда-нибудь, надеюсь, мы и от этого излечимся. Ну, а сейчас слова «европейский театр» являются для режиссеров, актеров и зрителей клеймом, которое лепят на каждый более-менее удачный «украинский» спектакль. На самом деле достойные режиссерские работы, формирующие локальную или мировую театральную историю, — это продукт, который напрямую зависит от личности режиссера и его умения простое показать сложно и наоборот.
В этом году на нашу театральную «терра инкогнито» в Национальный театр имени Марии Заньковецкой во Львове приехал Оскарас Коршуновас, ныне один из известнейших и влиятельнейших режиссеров Европы. По происхождению Оскарас литовец, и еще с далекого 1990 года он ставил спектакли в Национальном драматическом театре Литвы, а позже в 1998 году организовал театр своего имени. География спектаклей Коршуноваса поражает охватом чуть ли не всего мира: Австрия, Германия, Великобритания, Франция, Бельгия, США, Венесуэла — это даже не треть списка. То же самое можно сказать и о перечне фестивальных наград, званий, театральных премий и критиков. В конце концов, казалось бы, можно порадоваться, что к нам приехал режиссер такого уровня и с этим визитом не привез уже готовый гастрольный спектакль при участии актеров-иностранцев, а посетил с желанием поставить с украинскими актерами мольеровского «Тартюфа». Но радость зрителей от новости о том, что Оскарас будет творить во Львове, была весьма сдержанной, и причина этого простая и «грешная». Поискав в Интернете, можно легко узнать, что после 2014 года режиссер активно сотрудничал с российскими театралами и в недалеком 2020-го не где-нибудь, а в самом МХАТе (здесь уже не наши комплексы) поставил «святое святых» — «Чайку» Чехова. Спектакль до сих пор значится в репертуаре упомянутого театра, однако будет ли идти в следующем сезоне, неизвестно.
Должна сознаться, что как театральный критик грешна и я. Направляясь на премьерный спектакль (13 июля 2024 года) во Львов, я не удержалась и до просмотра спектакля прочитала много зарубежной критики, отзывов и просто комментариев о спектакле Оскараса «Тартюф». Дело в том, что к этой пьесе Мольера Коршуновас впервые обратился в 2011 году (в датском Aarhus teater). А уже в 2018-м Оскарас в престижной основной программе громко заявил миру о себе во время знаменитого Авиньонского театрального фестиваля (Франция). В следующем году с этой же работой он поехал в Россию на фестиваль «Балтийский дом». Так что я заведомо решила не писать рецензию или отзыв, а пообщаться с Оскарасом и расспросить, что побудило его поставить спектакль в Украине.
Переглянути цей допис в Instagram
Общались мы за несколько часов до спектакля 13 июля этого года в пустом зале большой сцены. Все репетиции на тот момент уже завершились, происходила лишь настройка света. И пока мелькал свет прожекторов, я обратила внимание на то, что Оскарас одет в современную (весьма модную) вышитую сорочку, приобретением которой в Украине он мне позже похвастался. Интересно было наблюдать, что когда он объяснял что-то на литовском о последних приготовлениях, даже у него, опытного режиссера, проявлялось волнение.
Сначала Оскарас заявил, что полчаса для общения со мной у него нет и он даст лишь пятиминутный комментарий. Первые полчаса пролетели незаметно.
— Оскарас, у вас планы расписаны на несколько лет, однако вы нашли в графике время. Вы же не планировали ставить «Тартюфа» во Львове, поэтому либо кто-то пострадал, либо чем-то вы пожертвовали.
— Да (улыбается). Возможно, не пожертвовал, а отложил постановку в Литве. Ну и немного пожертвовал летом.
— Почему именно львовский театр? Вы дружите с руководителем театра Заньковецкой Максимом Голенко? Или Голенко пригласил? Или Львов ближе к границе? Можно же было приехать в любой другой театр, у нас много театров, где можно поставить.
— Когда только началась полномасштабная война, я приехал в Украину. Так получилось, что Кристина Кисилёвайте (продюссер спектакля «Тартюф» в 2024 году. — Ю.С.) приехала в Литву как беженка и мы подружились, позже сотрудничали и поехали в Украину. В Литве я поставил спектакль, который до сих пор идет в национальном театре, называется «Свидетельство». Это документальный спектакль. Я тогда был художественным руководителем национального театра. Наши актрисы просто встречались с украинскими женщинами-переселенками и собирали рассказы о первых днях полномасштабной войны, о том, как украинцы покидали страну, как ехали из Мариуполя и других городов, как вывозили своих детей, как попадали на минные поля, как их насиловали. Это очень сложные и подчас даже страшные истории. И актрисы шли и не знали, о чем можно спросить так, чтобы не причинить боль, да и захотят ли женщины-переселенки рассказывать. Но оказалось, что женщины хотели рассказывать. И что это очень помогло, ведь получилась своеобразная терапия. Когда началась война, казалось, что невозможно что-то делать, непонятно, что делать, и нужно ли вообще что-то делать в театре. Когда я приезжал, встречался и со всеми театралами, и со всеми театрами и в Киеве, и здесь, во Львове. Мне важно было приехать в Украину и поддержать вас. То, что сейчас переживает ваша страна, — это большая трагедия мирового масштаба.
— Мы с вами вместе смотрели спектакль «Червона рута» в этом зале, зазвучала воздушная тревога, и вы очень взволнованно с кем-то или разговаривали, или стримили. Вы уже привыкли к воздушным тревогам и нашим военным реалиям?
— Да, я уже привык. Хотя… нет, не до конца привык. Тогда я возбужденно говорил, потому что меня многие знают не только в Литве, но и в мире, они это смотрят. Я хотел показать, что происходит, как можно вот так во время спектакля останавливать его, выходить в укрытие и возвращаться, дальше играть. Это тоже как подвиг. И вот я во Львове живу и вижу, как, с одной стороны, нормальная жизнь продолжается, а с другой — что-то всегда происходит рядом негативное: воют сирены, везут погибших солдат, провожают людей. Часто вижу мужчин без рук, без ног. Это есть, и к этому, наверное, невозможно привыкнуть. Люди хоть и живут вроде бы обычной жизнью, ходят в рестораны, в театр, и все равно постоянно живут с мыслями о войне. Поэтому я не думаю, что к войне можно привыкнуть.
— Скажите, в России еще идет «Чайка», которую вы поставили в 2020 году, или уже нет? Какие у вас условия постановки с россиянами?
— Не знаю, идет ли. Я же режиссер и не имею права там снять этот спектакль. С каждой страной, где я работаю, есть контракт, я его подписываю как режиссер. Поэтому спектакль становится продуктом театра. Вот драматург — это другое дело. Но я даже не интересовался той «Чайкой». Мне кажется, что не идет, поскольку моя позиция очень четкая и я ее везде высказал. Насколько я знаю, произведения таких людей как Вырыпаев (Иван Вырыпаев — российский драматург, режиссер театра и кино, в знак протеста против войны отказался от российского гражданства. — Ю.С.) и другие, которые высказали четкую позицию и прокляли эту войну, нигде не идут в России. Все открыто прокляли Путина и систему, созданную им, которая привела к войне.
— Смотрите, у нас война началась в 2014 году, был оккупирован Донбасс и Крым, но вы ставили в России в 2020-м. То есть война уже шла, оккупанты уже отняли наши территории, наш народ погибал. Почему вы резко изменили отношение к этой стране?
— Не я один, весь мир изменил. И из Украины тоже многие и дальше работали там после 2014 года. С 2022-го всем стало ясно, что война шла с 2014-го. До этого не было так ясно. Вообще было неясно. Там спецоперация проходила, там АТО. Всем казалось, что все это как-то локально закончится. И если я ставил в России спектакли, то в абсолютно либеральных театрах и верил, что эти либеральные, как они их называли, антисистемные как-то победят, что вся путинская беда закончится. И лишь с началом полномасштабной войны оказалось, что все это было иллюзией. Полной иллюзией, что Россия может стать демократической, либеральной, что либералы как-то будут существовать, что будет какая-то свобода. Оказалось, что Россия — фашистское государство и что российское имперское мышление никуда не делось, не исчезло, и пока будет это государство, она не будет меняться. Но это стало понятно после 2022 года, после полномасштабного вторжения, только тогда. И вам тоже в частности.
— Скажите, львовский «Тартюф» будет украинским политиком?
— Вообще надо сказать, что и пьеса, и спектакль — это некая матрица, которая вертится, и ее во Франции приняли как сумерки Европы, как то, что приходят радикально правые силы, популисты. В Литве — иначе. У нас популисты больше левые, чем правые. В Китае, когда мы показывали «Тартюфа», все смеялись так, как нигде больше.
— Чем вы это объясняете?
— Они увидели своих коммунистов, считали все. И здесь, думаю, актеры понимают, что они делают, так что здесь будет считываться то, что будет считываться. Но это точно не будет литовский спектакль. Потому что и актеры украинские, и ситуация, и контекст, и все. В самой пьесе Мольера заложены абсолютно универсальные вещи. Я считаю, что это такая пьеса, которая имеет определенную универсальность, как «Царь Эдип» Софокла, «Гамлет» Шекспира. Пьеса говорит о том, что мораль как таковая — вещь хорошая, но она часто оказывается в руках негодяев. И именно моралью часто руководят негодяи. И это правда, которую не так легко понять, потому что в моральной маске негодяя мы не видим. Но это его убежище. Истинная мораль — без показухи. А вот показухой занимаются как раз политики… Это вечная и сейчас очень актуальная тема.
— Сериал «Слуга народа» смотрели? Знаете такой?
— Нет, не смотрел, но, конечно, знаю о нем.
— В проморолике к львовскому «Тартюфу» главный «негодяй», который со временем получил власть и богатство, катался на велосипеде. Скажите, нет ли отсылки в вашем спектакле к нашему президенту Зеленскому, который еще во времена актерства катался на велосипеде в сериале «Слуга народа»?
— Как он катался, я не видел, а те, кто делал промо, просто шутили. Может, это передалось. Мы не намеревались показать Зеленского в «Тартюфе». Я знаю, что здесь, в Украине, по-разному смотрят на Зеленского. Мы в Литве, да и в Европе в целом на Зеленского смотрим как на очень важного политика, героя, личность. И когда мы здесь репетировали, то никак не касались вашего президента… Другое дело, что мы все слышали о коррупции в Украине. Поэтому в обиде Тартюфа можно увидеть какого-то депутата Икс. Такое поведение вполне будет отвечать его имиджу. Этот спектакль помогает зрителю самостоятельно определиться, в ком он видит сегодня Тартюфа. В спектакле есть видеоролик, это тоже своеобразный политический спектакль-агитация, и там нет указателей на кого-либо. Если бы мы ставили о ком-то конкретно, это сузило бы вообще тему и поле ассоциаций. Образ Тартюфа-негодяя универсален.
— Вы проводили кастинг среди актеров и выбрали на роль Тартюфа Юрия Хвостенко. Выбор был один? Или это такая концепция, что нет второго состава? И видели ли вы игру Хвостенко в спектаклях на этой сцене?
— В Литве я пробовал делать Мольера, как вы говорите, в двух составах. Это был провал и трагедия (смеется). Пришлось отложить премьеру и вновь делать этот спектакль. Мольера вообще невозможно ставить двумя составами. Хвостенко прошел кастинг, хотя слово «кастинг» здесь очень условное. Пока что Юрия на сцене в других ролях не видел, не было возможности. Я знаю, что здесь, в театре, очень много талантливых актеров, и мне повезло выбрать таких.
— Критик Весле Дусетт после показа спектакля в Авиньоне написал, что ваш «Тартюф» «светится постбарочным китчем». Как вы это воспринимаете? И будет ли спектакль светиться так же сегодня?
— Я статью, которую вы упоминаете, не читал. Могу сказать, что о моем спектакле тогда были и хорошие отклики. Мне вот запомнилась одна из главных рецензий Le Monde (Armelle Héliot,«Оскарас Коршуновас, Тартюф в лабиринте». — Ю.С.). Пресса и критики большей частью увидели в спектакле то, что для них было очень актуальным и страшным вместе с тем — приход к власти популистов. В «Тартюфе» они увидели популиста, и конкретно — Марин Ле Пен.
— В вашем львовском «Тартюфе» есть новые персонажи — Версальские дивы. Корректно ли по отношению к автору придумывать и вводить новые действующие лица?
— Ой, да сейчас, с одной стороны, можно все. Но с другой — таких корректных по отношению к автору спектаклей уже никто в мире не делает так, как я. Точнее, в Европе. Чтобы мольеровский или шекспировский текст совсем не был изменен. Из более-менее известных в мире режиссеров это только я делаю. Остермайер, может, раньше делал. Сейчас вообще переписывают все тексты, а политкорректность не позволяет ставить Шекспира в Европе таким, как он написан. Эти дивы что-то там только поют. Но самое главное — сохранен текст Мольера.
— Чем будет отличаться нынешний спектакль от спектаклей в Вильнюсе и Копенгагене?
— Это совсем разные спектакли. Вильнюсский очень от копенгагенского отличается. У меня в Копенгагене еще не было такого сильного осознания, насколько этот спектакль может быть актуальным и политическим. Каждый спектакль в каком-то понимании более глубокий. У меня здесь вообще не комедия, а трагедия, заканчивается спектакль победой «Тартюфа». И это мы из комедии вполне сознательно сделали трагедию.
— То есть таки переписали Мольера? Автор чуточку «пострадал»?
— Мы вообще не понимаем, каким был театр Шекспира, каким был театр Мольера. Мы просто не знаем, как и что играли. Не написано. Нет. Можно догадываться, что было что-то другое, как и другим был менталитет людей в те времена. Но то, что в этих пьесах есть матрица и абсолютная универсальность, это точно. Жив автор лишь тогда, когда мы сможем его поставить современно. Музейно мы его поставить не можем, а если и поставим, то автор точно не оживет. У меня концепт такой, чтобы классику ставить, как современные пьесы, а современные пьесы — как классику, потому что в театре самое главное — это сегодняшний день. Мы можем современные наши будни, наш быт поднять до уровня экзистенции, быт — до бытия. Если мы говорим об академических постановках, которые будто бы придерживаются определенных традиций, то это традиции середины ХХ или конца ХІХ века. Но точно не мольеровские или шекспировские. То есть в те времена ставили по-своему. Но мы же не должны ставить, как в середине ХХ или в конце ХІХ века.
— Вы сказали, что мы не знаем, каким был театр Шекспира. Зная свой театр, как вы для себя определяете, каков театр Коршуноваса?
— Это театр модерна, осовременивание классики, агрессивный, немного провокативный и постмодерный, даже метатеатр. И надо сказать, что у меня много постановок, и очень разных. Очень трудно было бы сравнить моего «Тартюфа» и тот спектакль, о котором я рассказывал, документальный. Мой театр всегда современный, какой бы ни была форма.
— Принимая во внимание практически идентичные предыдущим декорации, за сколько времени вы поставили «Тартюфа» во Львове?
— За два месяца. Это короткий срок. Хотя своего «Гамлета» я год ставил. Есть, конечно, режиссеры, которые дольше ставят. Сейчас жизнь ускорилась, и сроки постановок также. Кстати, если говорить о том, что «светится постбарочным китчем», то это преднамеренно было сделано. Это некий раздражитель. И Версальские дивы, и скульптуры на сцене (показывает рукой на копии античных скульптур) специально сделаны. Все идет от французского Версаля. Это желание казаться богатым, даже эти зеленые заборы в декорации. «Тартюф» же был написан к открытию Версаля, и это впервые люди поняли, что такое «показатели богатства». В этом спектакле много разных смыслов. Есть и виртуальные лабиринты — соцсети, в которых мы живем, и не только. В «Тартюфе» была сложность, потому что я не шел по старым схемам, поскольку ставил этот спектакль раньше.
— В чем же тогда заключается новая схема, по которой вы пошли?
— В новых контекстах, актерах. Я всегда иду от актера и его органики. То есть как режиссер я не заставляю украинских актеров играть то, что играли литовские или датские актеры. Я придерживаюсь принципа, что каждый режиссерский спектакль воистину является актерским.
— Голенко пригласите поставить в вашем театре? Вот не в рамках какого-то фестиваля или проекта, а просто как режиссеру вы даете ему свой театр, и пусть ставит с вашими актерами «Враги. История любви» или что захочет…
— Почему бы и нет? Это вполне возможно. Сейчас приедет Давид (Петросян. — Ю.С.). В конце апреля 2025 года в Литве мы будем организовывать украинский кейс. Это будет в рамках фестиваля в Клайпеде Theatrium вместо литовского шоу-кейса, который там ежегодный. Это большой фестиваль. Кастелуччи был в этом году.
Уже после разговора с Оскарасом я натолкнулась на интервью Максима Голенко, в котором он сказал: «Кстати, после того, как Оскарас Коршуновас согласился приехать к нам, стало легче договарваться c другими знаменитостями. Уже имеем интересные фамилии, которые у нас появятся в следующем театральном сезоне». Поэтому продолжение следует… А пока что отслеживайте информацию о следующих показах «Тартюфа» в театре Заньковецкой. Это стоит увидеть.
Следить в Телеграмме
Войти с помощью Facebook
Войти с помощью Twitter
Войти с помощью Google