ЖИЗНЬ ЗА КАДРОМ ПАМЯТИ АКТЁРА ТЕАТРА ДРАМЫ И КОМЕДИИ СВЯТОСЛАВА БЕРНАЦКОГО

Сталлоне резко разворачивается и спокойно, мужественно-проникновенным голосом с богатыми обертонами поясняет собеседнику своё жизненное кредо. Фильм называется «Всевидящее око». Озвучил американскую кинозвезду Святослав Бернацкий. И уже не мыслишь у Сталлоне другого голоса… В десятом часу вечера работа завершена.

А потом… потом была электричка на Ирпень, невесёлые мысли о парализованной после инсульта матери... о многом. Но, обнимая жену и детей, он как бы вычеркнул из сознания и неизбывные долги, и все прочие неприятности. Он стал спокойным и умиротворённым. Только почему-то не хватало воздуха. Жена всполошилась: «Может, дать сердечное?» — «Да нет, сердце не болит…» — и вдруг, часто задышав, повалился на пол. Жена кинулась к нему, но он был уже мёртв.

«…Так, вздрогнув, всё ещё летит убитая в полёте птица…»

Бернацкому было 33 года. Ассоциации напрашиваются сами собой, поэтому не стоит на них задерживаться. Его отец так же умер — в одночасье. Слава ещё говорил: «Вот бы и мне так…» И будто кто подслушал.

Актёров часто делят на «модных» и «немодных». Святослав был из второй категории. Да и человеком-то был «немодным» — образцовый семьянин, порядочный человек с потрясающим чувством внутреннего достоинства… Он обладал поразительным умением слушать и наблюдать, пренебрегал «ненормативной» лексикой.

Митницкий познакомился с Бернацким на съёмках фильма «Прощай, Днепр» у режиссёра Александра Муратова. Оценив его и как актёра, и как фактуру, Митницкий предложил роль Вронского. Так Бернацкий оказался в Театре драмы и комедии. Его «поселили» в нашей гримёрке номер два — седьмым.

Слава любил читать газеты, сидя в кресле, вытянув длинные ноги через всю маленькую гримёрку. У нас установился целый шутливый ритуал встречи: «Приветствую!» — «Всячески!» — «Категорически!!!»

Частенько бывали бессонные ночи: записи анонсов к фильмам на телевидении могли длиться до рассвета. А если актриса опаздывала на озвучку, Бернацкий фальцетом «отбивал» за неё текст, и режиссёр не замечал подмены…

Бернацкий был всегда импозантен, хотя и не гнался за модными шмотками. Но и в излюбленном джинсовом комбинезоне он выглядел дворянином. Ему очень шла военная форма. Всё мечтал о Вронском. До полуночи не давал спать жене и детям, проигрывая перед ними целые куски из «Карениной». Но… «Заявить недостаточно убедительно о себе в театре на первых шагах — значит расхлёбывать это очень долго, — говорит Митницкий. — Он не был в достаточно гибкой форме, сказывался длительный простой вне театра. Его вход в роль следовало перенести: и спектакль не рассчитан на один день, и роль Вронского — не однодневка… Нужна была дистанция. Думалось: пусть поиграет другие роли, осмелеет, а потом уже введётся на эту. Но не успели…»

Для многих наших актёров Бернацкий так и остался terra incognita, вещью в себе, человеком-загадкой… да, видно, что хороший, но… хороший человек — не профессия…

Да, не профессия. Гораздо выше. Умение вести себя достойно в любой ситуации, не расталкивать локтями других, не говорить о других за спиной плохо, не позволять себе пренебрежительно разговаривать с «обслуживающими цехами» — всё это характеризует человека, отдавшего предпочтение внутренней карьере. В нём было глубокое понимание того, что он делал, и любовь к этой работе.

В нашем общении Слава часто «проговаривался». В результате я оказался в курсе его нехитрой биографии.

Святослав Бернацкий родился в Ирпене. Там же закончил индустриальный техникум и получил диплом электрика.

В Ирпене он чуть не погиб в пятнадцатилетнем возрасте: ночью на дороге его сшибла машина и, не остановившись, уехала. Оставляю за скобками моральный облик водителя (его потом нашли). При ударе Слава вылетел из ботинок. В таких случаях врачи качают головами и говорят о летальном исходе с остановкой сердца. Но Слава выжил, несмотря на многочисленные переломы и две клинические смерти (на ирпенском кладбище ему уже копали могилу). Он получил второй шанс. Выжил, потому что до этого упорно занимался вольной борьбой, шея была крепкая, и голову при ударе не отшибло. Хотя остались в голове две пульсирующие дырки, которые заросли только к тридцати годам!

Ирпень подарил ему и замечательных друзей — Алексея и Константина. Вот уж воистину: достоинство человека определяют люди, находящиеся рядом с ним! Они вместе играли в ансамбле с блоковским названием — «Скифы».

Слава приехал в Москву — поступать в Щукинское училище. А там набор уже закончился: «Вы прекрасны, молодой человек, но…» — «А что же делать?» — «Езжайте туда, где набор ещё не закончен, например в Саратов!»

Так в 88-м он оказался в Саратове. Мастером, набиравшим курс, был Федосеев. Слава и его будущая жена Наташа оказались единственными выходцами из Украины. Федосеев погрозил им пальцем: «Вы смотрите, не влюбитесь, а то у меня уже были из Украины…» — «Нет, что вы!..» И, естественно, влюбились, и уехали в Москву. Федосеев развёл руками: «Как я был прав!..»

Слава спрашивал жену: «Какие мужчины тебе нравятся?» — «В белых рубашках!» — отвечала она. После этого на каждый семейный праздник Слава появлялся только в белой рубашке!

Бернацкий поступил в Щукинское училище при театре Вахтангова. Там он многому научился у Александра Ширвиндта. Одно время Славе хотелось быть на него похожим: подражал его манере разговора, даже трубку начал курить! Самым страшным в работе был преподававший на курсе Александр Кайдановский. Он задавал такую биомеханику, что выжить практически было невозможно. Слава выжил и, один из немногих, остался после института в Москве, в «Современнике».

В одном из спектаклей «Современника» Слава играл следователя. В зале оказалось много зрителей с Петровки, 38. Покорённые игрой Славы, его убедительностью, они пригласили его к себе выпить. И вот, в два часа ночи Слава звонит жене: «Натуль, ты только не волнуйся, я на Петровке». — «На какой Петровке?..» — «38!» — «Что случилось? Что ты натворил?» — «Да нет, всё нормально, я отдыхаю. В смысле, мы с ребятами гуляем, — им просто понравилось, как я сделал роль!..»

В «Современнике» он проработал три года. В это время в Москве молодую семью донимали штрафами — ужесточился паспортный режим. Они уехали в Кременчуг, родной город Наташи. Там их с нетерпением ждали на телевидении.

«Ну, — думали они, — через полгода нас здесь будут узнавать!..» Но узнавали уже через две недели. Там Святослав Бернацкий величался Стахом Лебедем (фамилия матери).

Внезапно умирает отец, и Слава срочно уезжает в Киев. «Наташа, я побуду в Киеве месяц-два — маму успокоить…» Но их разлука длилась почти год. Слава и Наташа не выдержали жизни врозь и соединились в Киеве. Вернее, в Ирпене. После приглашения в Театр драмы и комедии Слава взбодрился: «Все увидят, какой я старательный, молодой, подающий надежды, — и дадут нам какую-нибудь маленькую квартирку!..»

Как-то в театральном буфете один актёр предложил Славе выпить по пятьдесят граммов: «Не могу, — ответил Слава, — после того, как я поработал на заводе, я пью только… по сто!» В последнее время он действительно часто «заглядывал в рюмку», но всегда был в форме и готов к работе. Даже когда болел. На подобные актёрские подвиги в театре уже давно перестали обращать внимание: «Слава, ты чего такой потный?» — «Так у меня уже две недели воспаление лёгких. Но не мог же я не прийти на спектакль!»

Как он радовался, когда в театр пришёл на постановку режиссёр Д. и Слава получил у него одну из главных ролей! Как он восхищался режиссёрской фантазией! Но на одной из репетиций Д. стал доказывать, что Слава пьян и невменяем, тогда как он был совершенно трезв! В результате режиссёр довёл Славу до того, что он трясущимися руками написал заявление об уходе! На репетиции он держался великолепно, и мы все поражались его выдержке, его самообладанию и мужеству. Лишь после его заявления мы поняли, чего это самообладание ему стоило. Потом он горько сказал мне: «Ты знаешь, что это было — по сути? Закатывание в асфальт!» Через пару дней Митницкий спросил Славу: «Это вы в состоянии аффекта, или у вас изменились планы по отношению к театру?» — «В состоянии аффекта…» — «Тогда я рву ваше заявление!» Но грань уже была перейдена. Через две недели Слава умер. И цена спектакля стала непомерной…

На девятый этаж ирпенского дома, где Бернацкие снимали квартиру, после смерти Славы прилетала ласточка. Она кричала до тех пор, пока не выходила Наташа. Ласточка спокойно давалась ей в руки. Наташа гладила её: «Привет, Славка!» — и выпускала через балкон квартиры. И так — три дня подряд!

Бернацкий снимался в рекламе «DCC». Окружённый мобильными телефонами, он говорил: «Итак, подведём итоги…» В контексте происшедшего это звучит двусмысленно.

По словам одной монахини, «Бог тех, кого любит, берёт к себе, не доводит до мучений…» Актёр Александр Ганноченко (из нашей гримёрки) сказал то, под чем хочется подписаться: «Театр состоит не из одних героев, премьеров и премьерш, нет. Театр стоит на рядовых бойцах, артистах, которые не стяжали большой славы, но с достоинством несут понимание своей профессии, понимание высокого служения театру. Одним из таких бойцов, преданных театру, и был Слава. Он постоянно искал себя. Удивительное терпение, с которым он ждал своего часа, своих ролей, выгодно отличает его от многих других актёров».

Актёр Юрий Литвин: «То, что его нет, — это шок, молния. Жаль. Страшно. Солнце, весна, жить бы, радоваться, скоро отпуск, надежды… а Слава, порядочный человек, который мог ещё много-много сделать, уходит. Наверно, Бог призывает лучших. И профессия, и быт бьют по нервам, по сердцу. Говорят, что у актёра должно быть лошадиное здоровье, но, похоже, оно у нас не лошадиное…»

Да уж, лошадиное здоровье… в том смысле, что лошади живут недолго… Профессия требует жертв, и артисты иногда не выдерживают. Никакой спектакль не стоит этого. Когда уходит порядочный человек, брешь невосполнима. А в нашей профессии это потеря вдвойне: такие люди в дефиците. Все мы заняты добыванием денег. Кому-то удаётся при этом остаться человеком, а кому-то — нет. Славе — удалось. «Побольше бы таких людей!» — сказала театральная буфетчица Алла. Но, к сожалению, их всё меньше и меньше…

Твой праздник, слава,

припоздал

И за ненужностью

отброшен.

Ночь пустотой

наполнит зал.

Здесь звук оваций

был бы ложен.

Опять у времени в плену,

Актёр пройдёт

в безмолвьи зала,

И будет всё равно ему,

Что слава снова опоздала.

Лишь тени всех,

что не сыграл,

Ролей-героев крикнут:

«Браво!»

Тогда

в пустынно-тёмный зал

Войдёт и сядет

с краю слава.