ЖДЕМ «КОНТРОЛИРУЕМОГО ВЗРЫВА»?

«Процессуальность — парадигма современного искусства», — замечает куратор будущей украинской презентации на Венецианской биеннале, директор Центра современного искусства Юрий Онух. Накануне нового года куратор сделал решающий шаг, предчувствие которого долго интриговало публику, — избрал ее участников. Коими стали львовяне, основатели и члены Фонда Мазоха — Игорь Подольчак и Игорь Дюрич. И процесс подготовки к дебюту в престижнейшем арт-форуме пошел вперед.

Такого выбора и следовало ожидать, «мазохисты» — заметные личности, выделяющиеся на общем фоне своей возмущающей спокойствие склонностью пророчествовать и размышлять о судьбах мира и искусства. Их отличает и редкое конъюнктурное чутье, умение эксплуатировать нетипичную для вялого и сонного украинского менталитета стратегию художественного радикализма. Что еще раз опровергает абсурдное утверждение — все, обращающее на себя внимание в украинском искусстве, является исконно национальным.

Напомним об основных достижениях фонда, на которых зиждется его скандальная известность. «Мавзолей для президента», акция, проведенная в 1994-м в Национальном музее. Ее целью было избавление инфантильного украинского народа, «сына Тараса Бульбы» от комплекса отца — путем символического умерщвления его президента Кравчука. «Искусство в космосе» (1993 год, орбитальная станция «Мир») — опыт существования офортов Подольчака в бесконечном космическом измерении. «С днем победы, герр Мюллер» (1995) — попытка переосмысления исторических ролей рабства и господства на примере СССР и Германии. Пять тысяч человек по фамилии Мюллер, проживающих в Берлине, Дюрич и Подольчак поздравили с 50-летием советской победы. «Беспредел гуманизма» (1997) во Владивостоке, доказавший, что для народа «проблема смерти актуальней проблемы выживания» — раздача гробов выигравшим в лотерею. «Последний еврейский погром» — жестокая игра в московской галерее Гельмана (1995), по правилам которой посетители лишались роли пассивного наблюдателя, принуждаемые становиться или погромщиком, или жертвой... А начиналось все в 1991-м, во Львове с создания совместно с Романом Виктюком Фонда Мазоха. Сей «бренд» ставит акцент на провинциальных, или же, как сейчас модно выражаться, региональных ценностях художественного продукта, произведенного фондом. В Леопольде фон Захер-Мазохе видят предтечу психоанализа, открывшего теневую сторону человеческой натуры — что ж, приятно верить, что мы хоть в чем-то были впереди планеты всей.

На сегодняшней стадии «идущего процесса» взаимодействие художников и куратора приобретает все более определенные очертания, о которых с ними можно и поговорить — поводом стала обнародованная ими на прошлой неделе концепция венецианского проекта. Он назван «Выдающиеся художники ХХ века. Избранные аспекты».

—Г-н Онух, обоснуйте для начала свой выбор художников.

Ю.Онух: Выбор проистекает, во-первых, из понимания специфики Венецианской биеннале, являющейся огромным фестивалем. Там вряд ли заметят «тонкое» искусство. Выступать следует с масштабным, тотальным проектом. Во-вторых, для участников важно владение современным европейским языком искусства — наше высказывание должно быть абсолютно понятным. Третий аргумент — среди «олимпийцев» и начинающих я искал золотую середину — художников, уже заявивших о себе в Европе и мире, карьерному росту которых способствовало бы участие в биеннале. Со всех точек зрения Фонд Мазоха показался мне оптимальным вариантом.

Заявить о себе в совершенно незнакомом, чуждом пространстве можно только привезя «бомбу». Проекты Фонда Мазоха известны в Украине и за ее пределами непредсказуемостью и провокационностью. С первых же встреч с «мазохистами» я почувствовал — они способны учинить «взрыв», сделать нечто выходящее за рамки ожиданий, но не менее важно и то, что они в состоянии его контролировать. Порукой чему служат стратегическое художественное мышление и привычка работать с технологиями пиара и маркетинга.

— Тандем Дюрича и Подольчака иногда упрекают в излишней заидеологизированности — увлекаясь красотой идеи, они дескать, не замечают ущербности ее визуального воплощения. Не знаю, стоит ли попрекать кого-то потугами думать в мало думающей среде (совершившийся много лет тому назад концептуальный переворот украинского искусства пока никак не коснулся)... Но уверена, что идея проекта непременно будет звучать внушительно.

Ю.Онух: Современное искусство без теоретической основы не существует. Наивно было бы предполагать, что художник — орудие в руках Божьих. Если это так, то уж во всяком случае не слепое орудие. Мы выстроили концепцию, пытаясь прояснить, прежде всего для себя, несколько моментов. Хотя бы это — мы попрощались с ХХ веком, но попрощался ли он с нами? Век, бывший одновременно веком триумфа и веком смерти идеологии. Триумфом искусства и смерти искусства. Присоединимся к вопрошающим о значении рубежа тысячелетий для европейской цивилизации. Чтобы понять самих себя, символически распрощаемся с ХХ веком. Это касается и Украины — чтобы узнать, кто она есть, страна тоже должна рассчитаться со своим прошлым.

— Похоже на идею символической смерти у Лакана, утверждавшего: «умираешь только дважды». По-настоящему — в своем воображении, тогда, когда окончательно сведены внутренние счеты с жизнью...

И.Подольчак: Мы уже реализовывали эту идею посредством искусства, проведя «Последний еврейский погром». Исходили из того, что в актуальную историю вмешиваются мифы, фактически себя изжившие. И будут вмешиваться до тех пор, пока не сделан символический жест, переводящий эти мифы в их нормальное мифологическое состояние. Над нами висел фантом еврейских погромов, несмотря на то, что из реальности явление уже исчезло. Погромы возможны только тогда, когда народ не имеет своего государства. В противном случае он начинает вести войны, жажда насилия выплескивается вовне. Идею символического конца века мы обыграем и в Венеции — в более широком контексте, задействовав больше объектов и точек внимания.

Ю.Онух: На этот уровень рефлексий накладывается еще один — много было сказано о смерти постмодернизма. Хорошо, а где же труп? Чтобы констатировать чью-то смерть, нужен труп. Мы метафорически сконструируем «мертвое» тело. И докажем, что оно продолжает существовать после смерти — в искусстве, культурной политике, идеологии. И наконец, обдумаем еще один важный момент — позицию искусства в современном мире...

И.Подольчак: Не только время, но и место служит точкой отсчета в наших размышлениях — место, в котором на протяжении «революционного» ХХ века демонстрировались новейшие бренды в искусстве. ХХ век — эпоха перемен, поставившая с ног на голову всю его иерархию. Впервые в истории кардинально изменились понятия его объекта, субъекта, отношение общества к объекту и субъекту искусства, возникли новые виды, жанры, технологии.

Но нас заинтересовали «избранные аспекты» происшедшего, нуждающиеся в переосмыслении, как-то: если жизнь — это искусство, то кто настоящие художники? Если объект искусства все, то где же настоящий объект искусства? Из чего слагается популярность? Почему одного художника возводят на пьедестал, а другого недооценивают?

— Последнее касается маркетинговой проблематики...

И.Подольчак: Механизм процесса перехода от имени к бренду, торговой марке, товару не оставляет нас равнодушными. Художник, приобретая некую социальную значимость, в какой-то момент становится брендом, делая следующий шаг, превращается в торговую марку. Товар, производящийся под этой маркой, зачастую не имеет никакого отношения к художнику — Пикассо и Дали не делали духов.

— Судьба искусства во времена товарного производства обсуждалась самим искусством, начиная от поп-арта, бесконечное множество раз, неужели тут можно еще что-то добавить?..

И.Дюрич: Стоит обратить внимание на то, что наш проект является «анонимным», мы будем представлять не себя, но классику ХХ века.

— Так кто же те выдающиеся художники, от имени которых вы говорите?

Ю.Онух: Сегодня рано раскрывать сразу все карты. Подумайте над тем, что в ХХ столетии «творили» не художники, а политики и идеологи. Сопоставимы ли «Спираль» Смитсона или упакованное австралийское побережье Кристо и... «Беломорканал»? Мы жонглируем параллелями между жизнью и искусством, преследуя утопическую цель — отобразить целостность момента. Затронуть глобальные вопросы, с которыми человечество сталкивается на сцене своего нынешнего существования. Что соприкасается с концепцией биеннале, разработанной ее куратором Гарольдом Зееманом, — она называется «Сцена человечества». Что касается способов реализации идей, по сложности они будут соответствовать минувшему веку «измов».

— А конкретней?

И.Подольчак: Смысл связи элементов проекта — экспозиционный. Пробовать сейчас эту связь вербализировать — ошибка. Хотелось бы говорить о сути проекта, а не об иллюстрирующих ее частностях. Вникнув в суть наших проектов, любой зритель волен, по своему усмотрению, наполнять ее любыми структурными элементами. Акции фонда Мазоха — попытка дать «мессидж» для осмысления.

— Вы считаете, этот рекламный подход возымеет действие на венецианской презентации?

И.Подольчак: Мы рассматриваем участие Украины в Венецианской биеннале как некую модель, попытку прорваться в очень плотной среде давно известных информационных лидеров. Проблема презентации сегодня важнее самого факта произведения. В мире существует только то, что активно представлено в медиа-пространстве. Для нашей страны эта тема болезненна. Как субъект, она не существует на международной арене, так как не владеет навыком создания имиджа государства.

И.Дюрич: В Венеции ситуация сложная — за два с половиной дня состоится открытие 70 павильонов. На что обратит внимание критика? Появятся дебютанты — Ямайка, Шотландия, естественно, останутся традиционные лидеры и привычка куда-то ходить. Задача — просто довести определенный контингент людей до украинского павильона. Если тебя не заметили, ты как бы не существуешь.

— От чего же зависит успех презентации?

И.Подольчак: От средств. Располагая определенным бюджетом, мы поймем, как эффективней его использовать. Всегда можно пробовать заменить недостаток денег скандальностью в одной среде, интеллектуальностью — в другой, элементарными принципами пиара — в третьей. Удачное комбинирование этих технологий при минимальном обеспечении дает возможность обратить внимание собственно на искусство.

Будем надеяться, средства найдутся, и украинский проект, претендующий на поиск ответов сразу на все экзистенциальные вопросы, прозвучит, если очень повезет — то и «взорвется».

Помимо национальных павильонов, в программу биеннале входит интернациональная экспозиция, участвовать в которой Г.Зееман пригласил Александра Ройтбурда и Виктора Марущенко. Благо активные представители Украины не ждут, пока их «несуществующая» родина освоит мировое медиа-пространство, и отваживаются покорять его в одиночку. Какие же пути ведут на биеннале?

А.Ройтбурд: «Каким образом я получил приглашение от Зеемана? Я живу в Нью-Йорке, однажды Зееман позвонил, договорился о встрече. На международной выставке «2000+», проходившей в Любляне летом, одновременно с «Манифестой» — от Украины там выставлялись также Михайлов, Савадов и Сенченко, — он увидел мое видео. И решил, что оно неплохо укладывается в его концепцию «нового гуманизма».

Видео Ройтбурда «Психоделическое вторжение броненосца «Потемкин» в тавтологический галлюциноз Сергея Эйзенштейна», сделанное в 1998 году для одесского проекта «Академия холода», — отличается специфическим для ХХ века абсурдистским пониманием гуманизма. Трагический пафос сцены расстрела на Потемкинской лестнице, позаимствованной из фильма Эйзенштейна, снижается авторскими дополнениями Ройтбурда, снимавшего в эпизодах своего фарса художественную тусовку. Зееман прекрасно уловил смысл момента — необходимость возврата к гуманному искусству, хотя бы потому, что ирония, дистанцированность от человеческого измерения превратилась в механический прием.

Марущенко выставит репортажные фотографии своего чернобыльского цикла под рубрикой «Неестетизированная человеческая трагедия». Первый снимок на ЧАЭС им сделан 8 мая 1986-го, последний — 16 декабря 2000-го. Документальное фото приобретает эстетический статус. Возможно, как раз потому, что, несмотря на внешнюю холодность, беспристрастность, оно не предъявляет автору внутреннего условия отстраниться от собственной человечности.

В.Марущенко: «Г.Зееману мои фотографии показал швейцарский издатель Хуго Шер. В 1997-м издательство «Бентели» в Берне выпустило фотоальбом «Виктор Марущенко. Украина. Фотографии». После чего у Шера возникла идея сделать перемещающуюся по Европе совместную выставку моих фотографий и работ Марии Примаченко, он занялся поиском потенциальных партнеров. Зеемана идея Шера не заинтересовала, тем не менее, он почувствовал в моих фото созвучие собственным экспозиционным замыслам».

Вот и все — ажиотаж вокруг выбора представителей Украины на Венецианской биеннале поутих. Поедут достойные. Конечно, жаль, что не все достойные поедут — но ведь все и не могут, сие нереально...