Яцек Блавут: "20 лет я молчал рядом с Папой Римским"

Практически два десятка лет поляк Яцек Блавут находился рядом с Папой Римским Иоанном Павлом II, фиксируя, как оператор, жизнь понтифика в разных странах, на разных континентах, с разными людьми. Таких впечатлений хватило бы даже не на одну книгу, а на многотомник. В интервью ZN.UA известный польский оператор, режиссер, продюсер, сценарист рассказал о встречах с Папой, а также о своих громких фильмах. Один из них - "Виртуальная война" - сегодня как никогда актуален.

Еще три года назад в Польше вышла эта картина. В "Виртуальной войне" Блавута камера наблюдает за международной средой интернет-игроков, которые на симуляторах полетов разыгрывают воздушные битвы, пытаясь таким образом изменить ход истории в виртуальном пространстве. Эта забава постепенно перерастает в страшную зависимость от виртуальной войны. И тогда сами игроки превращаются в собственных аватаров…

Согласитесь, посыл картины не то чтобы пророческий, но весьма актуальный, когда виртуальная жизнь, фейк-индустрия, колоссальная зависимость от социальных сетей подменяют подлинность, формируя сознание и умонастроение в том направлении, которое, порою, выгодно тем или иным "заказчикам".

Уточню, что на счету Яцека Блавута десятки лент (среди наиболее известных - "День психа", "Декалог", "Рожденный умереть", "Порно", "Еще не вечер", "Боец").

- Пан Яцек, в вашей "Виртуальной войне" дети и внуки как бы пытаются отомстить за поражение своих предков. Причем поляки в фильме разделились в ощущениях "образа врага": одни против немцев, другие "за" немцев, т.е. воюют в пику коммунистам…

- До нашего времени отношения между поляками и немцами остаются достаточно агрессивными. И если это общение перейдет исключительно в Интернет, то эта ненависть может только накапливаться, поскольку человек в Интернете - безнаказан. Это страшно.

Человек может обидеть кого угодно, прикрываясь аватаром.

Американский патриотизм выглядит иначе. Мы видели в фильме виртуального пилота-ксендза, который отдает дань погибшим воинам.

Америка и Европа одну и ту же войну воспринимают по-разному. К примеру, русские пилоты не говорят, что они воюют с немцами, они воюют с фашистами. И эта "отечественная" война в их сознании до сих пор происходит. А у поляков, потерявших родных по вине советской армии, в голове свой враг. Я не знаю, где искать корень зла. Скорее всего, война - в головах. Ее масштаб зависит от воспитания и восприятия истории. Все это формирует беспричинную ненависть.

Я купил себе пилотный симулятор. Мой отец был военным летчиком. И чтобы научиться летать, как герои моего фильма, стать асом, нужно не одну ночь провести в тренингах. Я был тем, кого "отстреливали". Я спрашивал у своих героев-пилотов: "Зачем вы летаете?". Один ответил мне: "Потому что в этом виртуальном мире ощущаю свою значимость".

Такой ответ мне понятен. Я искал для фильма женщину аса. Слышал про такую под ником Мамба. Итальянцы говорили: "она итальянка", русские заявляли: "она наша". Нашел в Польше. Но она отказалась стать героиней фильма, поскольку работает секретаршей в солидной фирме и не хочет светиться. И когда я ей задал традиционный вопрос, она ответила: "Мне нравится убивать мужчин".

- Недавно вы помогли украинской студентке завершить работу над фильмом "Алиса, которая живет в стране войны". На ваш взгляд, подобного рода фильмы о войне в Донбассе нужно создавать сразу по горячим следам или необходимо время для осмысления истории?

- Главное снимать! И то и другое - правильно. Алиса была у меня на мастер-классах "Мир от рассвета до заката". Тогда мы и познакомились. А потом она поехала в качестве корреспондента в Донбасс. Когда записала свой фильм, обратилась ко мне. Мы монтировали больше года. Не хотели отпускать ее, поскольку она уже была поражена вирусом войны. Это как наркомания, ее нельзя было удержать. Она хотела ехать на фронт, а я боялся, что она там погибнет. И что поразительно: в этот же период у нее уже была любовь - Стефан. Они познакомились на Майдане. И когда он ей сказал: "Выбирай: или я, или война", она ответила - "война". Алиса побывала в плену, и эти четыре дня отразились на ее психике. Это серьезная травма. И это трудно не заметить в фильме. В Украине долго еще будут ощущаться проблемы поколения, искалеченного войной.

- В разных картинах вы вроде бы проживаете со своими героями сложнейшие периоды их судеб. Но может ли быть в документальном кино четкий отформатированный сценарий, если часто разные нюансы в проект вносит сама жизнь?

- Естественно, случаются и неожиданности, ситуации, к которым мы были не готовы. Но в целом всегда знаем, о чем хотим рассказать, и чего ожидаем от героя. Поэтому и прописываем возникающие в нашем воображении вариации. Это дает возможность отреагировать или подстроиться к любому повороту событий.

Даже если показалось, что камера стоит и просто наблюдает за происходящим, и что в этом нет никакого нашего участия, то это только кажется.

К примеру, фильм "Кусок сахара" (повествующий о гибели лошадей на скачках). Там был совершенно четкий сценарий. Хотя вначале я вообще хотел снимать не об этом, а о великолепном наезднике Леоне Хатизове, приехавшем в Польшу из кавказского села. О его необыкновенно чутких отношениях с лошадьми. Но когда мы попали на ужасный ипподром в городок Падрубице, и я увидел, что там лошади гибнут на соревнованиях, концепция фильма резко поменялась.

Нам важно было создать образ (нежное отношение наездника к лошади, их взаимопонимание на тренировках). Мы знали, что будет в начале фильма и что - в конце. Уже понимали, что на таком уровне состязаний, на скачках с препятствиями всегда погибают лошади. Единственное, что не могли предугадать, сколько на этот раз - одна или пять. Но мы абсолютно точно знали, как выглядят сами скачки. Понимали, в каком месте поставить камеры, чтобы зафиксировать наиболее драматические моменты. Знали, что вначале преграды более сложные, но лошади их проходят с легкостью. А в самом конце, казалось бы, более легкие препятствия, но лошади будут настолько измучены, что там все и начнется. Знали, где именно будут стоять машины с бойни, которые будут забирать трупы. И, невзирая на разыгрывающуюся драму, дети будут беззаботно есть мороженое, а родители - покупать им воздушные шары. Нам важно было снять все это. Остальное - дело монтажа. 70% успеха в документальном кино зависит от подготовки фильма: знакомства с темой, изучения материала. Когда ты войдешь в тему, останется 30% отснять задуманное на съемочной площадке.

- Во многих ваших картинах - личная боль за человека. Например, в ленте "Ненормальные" - рассказ о детях, рожденных с синдромом Дауна. Вы родились в горах в средневековом замке, в полноценной семье, в мирное время. Откуда это сопереживание?

- Моя боль - из того самого замка.

- Детские страхи?

- Знаете, когда у меня спрашивают: "Ты боялся духов в замке?", смеюсь. Обычно отвечаю: "Да, это были единственные персонажи, с которыми я мог поговорить". В этом замке не было ни одного сверстника, с кем бы я мог пообщаться, поиграть. Только кости давно умерших. У меня была собака, маленькая косуля и птица - галка. Вот такая необычная компания, эти трое -мои первые друзья. К тому же у моего отца были личностные проблемы со здоровьем. Он был военным летчиком. Его сбили. Он был ранен. Отсюда беда. Я боялся своего отца куда больше, чем всех этих вместе взятых духов замка.

- А были ли в замке книги?

- Послевоенные, 50-е годы. Какие там книги? Книги увидел, когда в школу пошел в семь лет. Ходил несколько километров пешком в ближайшее село. С горы да на гору.

- Однако, благодаря тому же замку, с вами произошла удивительная история: приехала съемочная группа, вас сняли в кино, а после стали приглашать из фильма в фильм.

- Меня приглашали не потому, что я оказался талантливым актером. Я был дикий, несмелый, настолько непосредственный, что режиссерам это нравилось. Такой своеобразный интересный типаж.

- В одном из ваших интервью прозвучало, что "на актерский" вы поступали ради мамы.

- Мама хотела, чтоб я стал актером. Она, кстати, родом из Украины, родилась в Трускавце. Она всем родственникам разболтала, что я сдаю экзамены на актерский. Отвечал: "Ну, зачем ты выдумываешь? Я лучше сдам экзамен на какое-нибудь другое отделение".

Сдал на операторский. Не успел, правда, сдать, как мама уже всем сообщила, что я оператор. Позже она говорила, что я закончил операторский и пошел на режиссерский. Она постоянно опережала события, и мне приходилось догонять ее желания. Мне каждый раз было неловко, что родственники оповещены, и я должен был подстраиваться под ожидания мамы. Так благодаря маме я стал тем, кем стал, чтобы соответствовать ее критериям.

Мама умерла, когда ей было 92 года. И, может, если бы я не достиг предела ее мечтаний, у нее был бы стимул пожить еще…

- Мама могла предвидеть, мечтать о такой вершине, как доверие Папы Римского? Ведь вы на протяжении 20 лет были оператором во всех его миротворческих миссиях.

- Конечно, она не предполагала такого. Но для нее этот факт стал предметом гордости за сына. Она всегда меня спрашивала, когда и куда поеду. И с каждого паломничества я привозил ей какие-то сувениры.

- Насколько "можно" документировать образ жизни понтифика? Есть публичная сторона, религиозная и частная, тот же быт. Вас кто-то контролировал, или это только ваш внутренний цензор подсказывал, что снимать?

- Я не был ангажирован в личной жизни понтифика. Но тем не менее был очень близок к нему и, конечно же, сам был себе цензором. Понимал, что должен показать Папу, чтобы все поразились, что это за человек. А он действительно был удивительной личностью! Он мог и нервничать, и сердится на себя. Мне довелось наблюдать за его физическим старением.

И вот что я заметил: чем слабее он становился, тем больше излучал величие, т.е. его духовность становилась очевиднее. Чем больше страдало его тело, тем огромней представлялся его внутренний мир. Это была харизматичная личность. Я никогда не смотрел на него с категории святости. Просто наблюдать за его реакциями - это намного интереснее. Я был в Египте, Иордании, Иерусалиме, на Кубе, и в Украине, когда он здесь был. Во время его проповеди в Киеве мне показалось, что половина людей курят. Мне объяснили, что это были представители спецслужб.

- Иоанн Павел II часто просил показать ему отснятый материал?

- Никогда этим не интересовался. Он был "над" этим. Самые прекрасные моменты - когда я был рядом, ни о чем не спрашивая, просто наблюдая. Меня интересовало, как он смотрит в глаза другому человеку, я пытался уловить этот взгляд. И даже наше молчание было прекрасным. А самым неприятным было, когда он выступал, а репортеры кричали: "Посмотрите сюда!", махали руками, дабы привлечь внимание и сделать фото. А я 20 лет был близко и старался не обременять его своим присутствием.

- Что более всего запомнилось за эти годы?

- Запомнились эмоции. Случай на Кубе. Нас было восемь операторов, когда Папа проведывал прокаженных. Мало того, что эта болезнь обезображивает человека, она еще и заразна. Зная это, все стараются держаться от таких людей подальше, а папа касался, обнимал их. Все операторы в этот момент стояли и плакали. Вытирали слезы и объективы, чтобы не испортить съемку.

На самом деле вспоминаются встречи не с международными лидерами, а нестандартные эпизоды, выходящие из общепринятых рамок. Там же на Кубе Папа был уже очень слаб, а ему предстояло подняться на алтарь. Для него это было уже настолько сложно, что ему на эти четыре метра построили лифт, чтоб он въехал.

И тут пришла к нему такая же немощная кубинская бабулька с цветами и какими-то дарами. Ее к нему подпустили. Буквально подвезли на том же лифте и высадили на алтаре. А потом 15 минут не могли оторвать от Папы. Она повисла со слезами благодарности у еле стоящего на шее, что-то лепетала, и действительно неприлично долго ее невозможно было силой оттянуть от него. Все переживали, а Папа ничуть не смутился. Эти моменты самые прекрасные.

Если Папа летел вертолетом, к примеру, из Гданьска в Майданек, то рядом с ним могло быть три оператора. А в Епископат пускали только одну камеру. В то время как на переговорах с Войцехом Ярузельским вообще никакая камера не могла присутствовать. Они встречались один на один в кабинете. Одна камера осталась в приемной. Две другие - в коридоре. Когда Папа вышел из кабинета, он сделал на эту единственную камеру "все ок" (сложил пальцы в кольцо).

Однажды я практически спас Папе Римскому жизнь. Произошло это в Египте. Репортаж нигде не был опубликован. Это была встреча с коптами, старейшими христианами Египта. Для Папы постелили черный ковер. На ковре была какая-то колдобина. Я стал с камерой на ней, разгладил ногой и отснял. Он прошел немного, я вижу - впереди еще одна, а он еле-еле идет. Тогда я схватил камеру на плечо, подбежал к нему, подхватил его под руку, и только благодаря этому он не споткнулся. После 20 лет работы рядом с Папой Римским впору писать отдельную книгу на эту тему…

- "Двадцать лет молчания рядом с Папой"?

- А что, хорошее название!

ZN.UA благодарит Польский Институт в Киеве и Елену Бабий за содействие в организации интервью.