ВОЗВРАЩЕННЫЕ ИЗ ЗАБВЕНИЯ

ХХ век прокатился по человеческим судьбам тремя революциями, двумя мировыми войнами, опытом тоталитаризма с его репрессиями и разрушением устоявшихся ценностей. И страшный этот каток раздавил жизни многих талантливый людей, не принявших политических установок, отказавшихся своим талантом зарабатывать жизненный успех. По меркам короткой человеческой жизни они проиграли. Зато не приумножили зло и не опозорили себя конформизмом. Поэтому нашим современникам весьма интересно не только творчество этих людей, но и способ их мышления, тот уровень духа и человеческого достоинства, на котором они нашли в себе силы удержаться.

Им посвящена антология «Киев. Русская поэзия. ХХ век». Историческое значение Киева как столицы искусств еще не осмыслено. С одной стороны, холмы, освященные Андреем Первозванным, имеют, как пишет составитель антологии Юрий Каплан в предисловии, «для восточных славян такое же значение, такую же духовную энергетику, как храм Аполлона в Дельфах, у подножия горы Парнас,.. как гора Мориа в Иерусалиме, где вокруг Камня Господнего образовался из хаоса наш мир согласно иудейским, христианским и мусульманским традициям». С другой стороны, давление государства, насаждавшего свои идеологемы, здесь было особенно сильным: неслучайно во все времена говорили, что когда в Москве стригли ногти, в Киеве рубили пальцы.

Жертвой разнузданной черносотенной травли, угодливо подхваченной редактором газеты «Киевлянин» известным шовинистом Пихной, стал совсем юный Семен Надсон, творчество которого отмечено самой престижной Пушкинской премией. Стихотворением Надсона «Друг мой, брат мой» и начинается антология.

Весь мир знает великого религиозного философа Николая Бердяева, но впервые к современному читателю пришли произведения его старшего брата Сергея, который резко выступал против российского шовинизма, дружил с Лесей Украинкой, состоял в переписке с Иваном Франко, переводил стихи украинских поэтов на русский язык, всячески популяризировал их. Из пятисот публикаций Сергея Бердяева сто — на украинском языке.

Одного лишь брошенного в лицо Максиму Горькому поэтического обвинения в том, что этот корифей «принял участие в зверином концерте» тогдашних власть имущих, осуждая на смерть побратимов по перу, достаточно, чтобы вернуть из забвения имя эмигранта Лоло, псевдоним, под которым был известен в свое время драматург Леонид Мунштейн.

Так, произведения многих представленных в антологии поэтов жили в афоризмах, в отдельных строках, передававшихся из уст в уста как лапидарно очерченная истина, как песни безымянных композиторов. Удивительные судьбы, удивительные встречи в той щемящей ауре трагедийности, которая сопровождает великие личности с несокрушимым духом...

3а политическими страстями у нас остается не осмысленной одна глубокая историческая тенденция: влияние украинской ментальности на русскую поэзию — и антология «Киев. Русская поэзия. ХХ век» в определенной степени заполняет это белое пятно. В частности, из книги следует, что задолго до репрессированного Владимира Нарбута, считавшегося воплощением украинского духа, так много давшего российской поэзии, эту тенденцию утверждали другие художники слова.

Аура высокой трагедийности, которой окутана история киевской поэтической жизни, подталкивает к размышлениям о будущем. Неужели и в дальнейшем наша благодатная земля будет разбазаривать свои таланты? Надо сказать, составитель Юрий Каплан имеет моральное право задать этот вопрос: он и сам прошел все круги двадцатилетнего замалчивания, невозможности пробиться в так называемую официальную литературу, которую пестовала административная система.

Говорят, рукописи не горят... Как работает в нашем материальном мире эта несколько мистическая формула? А так, как это сделал, например, кандидат исторических наук М.Рыбаков, собравший в своей тесной квартирке огромное количество газетных публикаций с произведениями тех, кто попал в антологию, и сохранил подробности их жизни, а иногда и обстоятельства гибели...