В водовороте красоты и порока: загадки Юкио Мисимы

Строки Шарля Бодлера «Скажи, откуда ты приходишь, Красота? Твой взор — лазурь небес иль порожденье ада?» я бы сделал эпиграфом к жизни и творчеству Юкио Мисимы, одного из самых читаемых японских авторов ХХ века. В этом году ему бы исполнилось 80 лет. 35 лет назад, совершив харакири, Юкио Мисима ушел из жизни. Популярность его романов продолжает расти, а тиражи их переводов исчисляются миллионами экземпляров. Именно Мисима, эксцентричный, непредсказуемый, возможно, даже неврастеничный индивидуалист, стал для западного читателя своеобразным символом культуры Страны восходящего солнца, носителем ключей от её сокровенной тайны.

Какая-то воистину демоническая сила управляла судьбой этого странного человека, заставляя душу и тело превозмогать себя, одержимо рваться к пределам и ломать все мыслимые и немыслимые барьеры. За 45 лет жизни Мисима написал 40 романов, 18 пьес, множество рассказов, эссе, публицистических произведений — его литературное наследие составляет около 100 томов. Кроме того, он семь раз совершал кругосветное путешествие, выпустил несколько фотографических альбомов, преуспел в восточных единоборствах и искусстве фехтования. А когда в 1963 году энциклопедическая статья о культуризме была проиллюстрирована фотографией писателя, он назвал этот момент счастливейшим в своей жизни. Что стоит за этим внушительным послужным списком человека, фактически объявшего необъятное? Уникальная многогранность таланта? Стремление к самореализации? Поиск утраченной гармонии? Бегство от обыденной и несовершенной жизни? Эта цепочка вопросов может продолжаться бесконечно.

Парадоксальность мышления Мисимы, его открытость бездне красоты и порока гипнотизируют и завораживают. Красота становится благословением и проклятием загадочного японца, мостиком, связывающим его творчество с японской культурной традицией, и одновременно пророчеством, предрекающим трагичный финал. Красота, смерть, одиночество — вот ключевые шифры миропонимания Юкио Мисимы, его японского контекста. Уход Мисимы, его взбудоражившее общественное мнение харакири — закономерный финал чистого эстета, дерзающего «быть на самом деле» и в этом «бытии на самом деле» подражающего предкам-самураям. Это ни в коем случае не игра, как комментируют этот шаг большинство литературных критиков, ибо игра заканчивается там, где в качестве ставки на кон кладется человеческая жизнь. В какой-то степени поступок Мисимы проясняют строки из предсмертного письма другого великого самоубийцы, писателя Акутагавы Рюноскэ (1892—1927): «Меня преследует мысль о самоубийстве. Только вот никогда раньше природа не казалась мне такой прекрасной! Вам, наверное, покажется смешным: человек, очарованный красотой природы, думает о самоубийстве. Но природа потому так и прекрасна, что отражается в моем последнем взоре».

«Камикадзе красоты», как назвал Юкио Мисиму Александр Белых, родился 14 января 1925 года. Его настоящее имя — Кимитакэ Хираока. До 12 лет мальчика воспитывает бабушка. Будущий писатель окончил престижную школу Гакусюин, куда поступает по протекции деда, бывшего губернатора Южного Сахалина, и юридический факультет Токийского университета. Причем по окончании школы его, лучшего из 60 выпускников, удостаивает аудиенции и одаривает серебряными часами сам император Японии Хирохито. Молодой Кимитаке Хираока поступает на службу в элитарное Министерство финансов. Казалось бы, юноша должен наслаждаться возможностью построения блестящей карьеры, но в его жизнь вторгается литература. Вернее, литература становится смыслом его жизни — как порыв, как страсть, как сокровенная возможность выговориться.

Когда читаешь ранние романы Мисимы, вспоминается высказывание блистательного Василия Розанова: «Несу литературу, как гроб мой; несу литературу, как печаль мою; несу литературу, как отвращение моё». Написанный в промежутке с ноября 1948 по апрель 1949 года роман «Исповедь маски», который сделал знаменитым 24-летнего писателя, — это безжалостное препарирование собственной души, вербализация страхов и надежд, комплексов и фантазий одинокого и абсолютно непохожего на других молодого человека. Мисима, проговаривая сокровенное, совершает своего рода магический ритуал и поэтому должен защитить себя, скрыться за маской, дабы не впасть в кощунство. «Легко войти в мир Будды, трудно войти в мир дьявола», — изрек дзенский учитель Иккю. По-моему, проза раннего Мисимы растворяет темную бездну человеческого порока в какой-то роковой красоте. Той самой красоте, о которой Федор Достоевский говорит в «Братьях Карамазовых»: «Ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей». Удивительно, что ещё юношей Мисима проник в эту роковую бездну и нашел слова для её выражения. Он совершил то, на что другие классики исповедального жанра — Августин, Абеляр, Жан Жак Руссо, Лев Толстой — отважились лишь в весьма зрелом возрасте. Юкио Мисима спешил жить или же спешил умереть? Или, возможно, он просто намеревался преодолеть своё тотальное одиночество?

Говоря о своем современнике, замечательном писателе Ясунари Кавабата, Юкио Мисима сравнил его одиночество с «одиночеством шелковой нити над бездной Небытия». Эта красивая метафора проясняет лучший роман писателя, «Золотой храм», опубликованный в 1956 году. «Всё, что ни видишь, — Цветок. Всё, о чём ни думаешь, — Луна. Кто не видит во всем Цветка, тот дикарь. У кого в сердце нет Цветка, тот всё равно что зверь. Изгони дикаря, прогони зверя, следуй творящей силе природы и вернешься в нее», — изрек великий японский поэт Мацуо Басё. У Мисимы, вернее, героя его романа, Мидзогути, все «дикарское» и «зверское» воплощается в наиболее совершенном творении человеческих рук, Золотом Храме Кинкакудзи. Здесь, как пишет Мисима, «Одно обещание прекрасного наслаивается на другое, и все эти предвестья несуществующей на самом деле красоты и образуют главную суть Кинкакудзи. Пустота, Ничто и есть основа прекрасного. Незавершенность каждого из компонентов сулит не красоту, а Пустоту, и в преддверии этой Пустоты затейливый деревянный каркас Храма трепещет, словно драгоценное ожерелье, колеблемое ветром». Таким образом, истинная красота не может существовать в материальной форме, она не может предать своё царственное одиночество и стать доступной всем. В этой доступности кроется какая-то вселенская профанация, которая должна быть опровергнута, уничтожена. Тот, кто на самом деле почувствовал красоту, не может допустить существование ее бесчисленных имитаций. Совсем как в знаменитом дзенском коане: «Встретив Патриарха, убей Патриарха. Встретив Будду, убей Будду». Поэтому Золотой Храм обречен на сожжение — таким образом совершается своеобразный ритуал жертвоприношения духу Красоты.

Самый главный ритуал в своей жизни Юкио Мисима совершил 25 ноября 1970 года. Закончив последний роман «Падение ангела» из тетралогии «Море изобилия» и написав краткую записку: «Жизнь человеческая ограничена, но я хотел бы жить вечно», он с четырьмя своими учениками отправляется на военную базу Итигай. Попытка поднять мятеж не имела успеха, и Юкио Мисима со словами: «Тэнно хэйка бандзай! — Да здравствует император!» совершает древний самурайский обряд сеппуку и уходит в историю. Вместе с ним самоубийство совершает один из его спутников, 25-летний студент Масакацу Морита.

«Вдохновение — это вдохи и выдохи бытия», — заметил в одной из своих работ Морис Мерло-Понти. Думаю, в последние дни своей жизни Мисима был одержим подобным вдохновением, которое своей роковой красотой спугнуло его жизнь — как бабочку, которая улетает, почувствовав человеческое дыхание.

Что останется

После меня?

Цветы — весной,

Кукушка — в горах,

Осенью — листья клёна.

Рёкан