«У полоні печалі»

Владимир Ивасюк. Семейная элегия

Дата его рождения известна — 4 марта 1949 года. Дата смерти предполагает трагическое многоточие… 30-летний Владимир Ивасюк утром 24 апреля 1979 года спешил в консерваторию, а домой уже так никогда и не вернулся. Его изуродованное тело нашли через три недели в Брюховецком лесу, под Львовом. Теперь его могила всегда устлана живыми цветами. А его песни — вне моды и хит-парадов. О малоизвестных страницах жизни легендарного украинского поэта и композитора (он оставил около 100 песен и романсов, около полусотни инструментальных произведений, музыку к спектаклям) «ЗН» рассказала его сестра — Галина Ивасюк-Крыса.

Напомню, что в те трагические дни, когда не стало Ивасюка, в газетах запретили даже напечатать некрологи и соболезнования его семье. А в день похорон именно на это время в учебных заведениях и на предприятиях назначили комсомольские и партийные собрания с обязательной явкой, даже были указания с угрозой отчисления из вузов и увольнения с работы.

Львов ответил на этот запрет молчаливым протестом. Информация распространялась из уст в уста, и тысячи горожан вышли на улицы, чтобы проводить композитора в последний путь.

Бесконечный поток народа невозможно было остановить. Гроб до самого Лычаковского кладбища несли на руках. Говорят, в тот день во Львове вообще не было цветов — ими была устлана дорога к кладбищу. Поклониться Владимиру приехали Юрий Рыбчинский, руководитель «Смерічки» Левко Дудкивский, песенные побратимы Ивасюка — Василий Зинкевич и Назарий Яремчук. София Ротару, которая в то время гастролировала в приволжском Горьком, не смогла приехать во Львов — прислала от себя и от ансамбля «Червона рута» большой венок, сплетенный из живых белых цветов… А первое прощальное слово на могиле произнес поэт Ростислав Братунь, соавтор 25 его песен — невзирая на суровый запрет и четко сформулированные «последствия», не побоялся, не предал, не отступил («Мы шли друг другу навстречу. Мы так тонко чувствовали друг друга, как об этом только могут мечтать поэт и композитор…»).

По официальной версии, Ивасюк покончил жизнь самоубийством, однако обстоятельства и причины его смерти до сих пор не выяснены. Семья же никогда не верила, что Владимир мог наложить на себя руки.

«Только после телеграммы Брежневу отцу разрешили подойти к телу сына»

— Прежде всего хочу поблагодарить галичан, которые нашли в себе мужество отстоять и его память, и его творчество, — рассказывает Галина Ивасюк-Крыса. — Но времена действительно были жуткие. Уже сейчас, вспоминая те годы, можем говорить друг другу: Господи, неужто мы это пережили?

— Не знаю, предчувствовал ли именно беду, но печаль и обида в его душе были. Дело в том, что за два месяца до дня его исчезновения произошел досадный и нелепый случай: Володя сделал замечание ребятам, которые вели себя вызывающе. Началась драка, и они чуть было не выбросили его из трамвая, порвали куртку. Согласитесь, для Львова тех лет такое поведение молодежи было нетипичным. Кроме того, инцидент произошел днем. Что касается предчувствия… Он всегда был веселым, жизнерадостным, толерантным. Любил путешествовать. Был безмерно добрым, внимательным, ласковым сыном и братом, верным товарищем… Очень доброжелательно относился к людям. И еще такая деталь: буквально накануне исчезновения он ездил в Черновцы к известному портному, который обслуживал Зинкевича, и заказал себе два костюма и трое брюк. А в тот трагический день мы договорились встретиться. Володя по телефону сказал: «Ты извинишь меня, малышка? Я в подарок тебе ничего из Хмельницкого не привез»…

— Помню, пришла к нему домой, как договаривались, ждала-ждала и не дождалась. Естественно, заволновалась, несколько раз звонила к родителям, переспрашивала, где Володя. Но никто ничего не знал, и это было ненормально, потому что папа еще в детстве приучил нас всегда информировать, где мы и когда вернемся. Кстати, когда Володю нашли, маме сразу об этом сообщили, однако очень долго к нему не пускали. Значит, что-то было такое, чего мы не должны были увидеть. Только после телеграммы Руденко и Брежневу отца допустили к телу сына. Тогда же прокурор Львова Антоненко на наши слезы и мольбы вызывающе отвечал: «Мы его оденем, привезем вам, и смотрите на него хоть сто лет».

— Очень многие друзья, когда с Володей произошла беда, отвернулись от нас… А памятник на могиле мы смогли поставить только через десять лет. И не потому, что не было денег. Отец сразу после смерти Володи обратился к скульпторам Дмитрию Крвавичу и Николаю Посикире, и памятник сделали быстро, за год. А затем девять лет он стоял в Колиной мастерской, потому что на скульптурно-керамической фабрике его отказывались отливать (власть предлагала родителям ограничиться простым могильным камнем. — Т.К.). Представьте, сколько труда нужно было вложить, чтобы ежедневно заготовку поливать и заворачивать, ведь могла рассохнуться и развалиться… А когда родители установили на могиле временное деревянное надгробие, им запретили прикреплять к нему фотографию Володи. Само это надгробие кто-то трижды поджигал, а обгоревшие доски разбрасывал по кладбищу... Вопрос удалось решить только в период перестройки — подключилась «Просвіта», и памятник на Личакове поставили-таки…

— Неонила Николаевна и Ростислав Андреевич Братунь и их дочка Наталия. Когда Володя исчез, они в полном смысле слова не отходили от нас, успокаивали, помогали как могли. С тех пор именно они стали для всей нашей семьи, а особенно для меня, самыми дорогими и близкими людьми.

— Очевидно, еще не время.

«Его музей можно назвать инвестицией в культуру»

— Дважды. Один сон был вещим, а второй — как предостережение. Я тяжело болела, и мне приснились Карпаты. Все зеленое, в цвету, и я вижу, что идут папа с Володей. Володя говорит: «Галочка, мне так грустно без тебя, я за тобой пришел». Отвечаю: «Я тоже по тебе очень соскучилась, дорогой, но у меня еще такие маленькие детки». Он махнул рукой: «Хорошо, тогда — позже… Я тебе напомню». А первый сон… Мы идем с ним через черный лес. Темно, под ногами чавкает грязь. И везде гнезда гадюк. Мне очень страшно, а Володя успокаивает: «Не бойся. Я с тобой». Вдруг вижу луч. Идем на этот свет, и я четко слышу музыку Вивальди. Идем дальше и выходим к роскошному храму. И на том я проснулась.

***

Этот сон Галины действительно был вещим, потому что после десяти лет негласного табу на творчество Ивасюка Владимир вернулся к нам — то, что осталось недопетым, пробило-таки стену молчания. В 1989 году его «Червона рута» становится названием одноименного фестиваля. В 1994-м президент Украины Леонид Кравчук подписывает указ о присуждении посмертно Владимиру Ивасюку Государственной премии Украины им. Тараса Шевченко, а 4 марта 1999 года, к 50-летию со дня рождения композитора, в Черновцах в родительской квартире Ивасюков по инициативе Кирилла Стеценко создают мемориальный музей. «По-видимому, это можно считать инвестицией в украинскую культуру, — шутит Галина Ивасюк. — Мы, абсолютно не претендуя на компенсацию, оставили там рояль Володи, скрипки, столик, за которым он работал, и другую мебель, всю богатейшую родительскую библиотеку. Брат хорошо рисовал, и в музее есть портрет отца и нашей с Володей младшей сестры Оксаны, акварельки, шаржи и карикатуры его работы, нотные и текстовые рукописи, студенческий билет, грамоты школьных и студенческих лет, школьные тетради и одежда. В том числе изодранная в трамвае юнцами кожаная куртка Володи. Наш отец собственноручно оформил для музея 11 альбомов с Володиными фотографиями, причем все снимки вклеил намертво — на ПВА, чтобы никто не украл».

И в квартире Галины многие вещи напоминают о брате: многочисленные фотографии, портрет Володи работы Ивана Катрушенко и рядом — картина того же автора, на которой изображена скрипка без струн. До сих пор Галина хранит и первый «серьезный» подарок Володи — деревянную инкрустированную шкатулку, которую тот приобрел в магазине «Художник» за солидную по тем временам сумму — 200 рублей: «Это, Галинка, для твоих украшений» (кстати, именно он подарил сестре первые в ее жизни золотые сережки).

— Для всех нас, и прежде всего для отца, — говорит Галина, — смерть Володи стала безграничным горем и вечной неутихающей болью. И боль эта воплотилась в книжки «Монолог перед лицом сына» и «Элегии для сына».

«Такие глаза бывают только у маленьких детей»

Владимир был первым ребенком в семье педагогов Михаила и Софии Ивасюк. «Наш дом заполняет ослепительный весенний свет и музыка дет­ского голоса, что диктует нам законы, которых мы должны придерживаться. Чувствую болезненно-приятную щемящую боль от каждого прикосновения ручки ребенка. Где-то в глубине сознания что-то постоянно говорит, что эта земля, небо, леса, сады, дома, улицы городка, лица людей, их души должны стать лучше, потому что мой сын будет их созерцать, любоваться ими», — читает мне, листая «Монолог» Михаила Григорьевича Ивасюка, Галина и акцентирует на том, что обо всем самом важном и самом интересном Володя узнавал от отца.

Дружба между ними была нерушимой и нежной. Отец и сын любили, уважали, ценили друг друга, помогали друг другу во всех делах. Именно отец привил ему любовь к музыке, более того, инициировал открытие в Кицмани музыкальной школы, где Володя учился по классу скрипки. Позднее именно отец покупал пластинки Марио Ланцы, Энрико Карузо, Поля Мориа, Франко Пурселя, Тома Джонса, Адриано Челентано, Карела Готта, Мики Евремовича, чтобы развивать у детей вкус к хорошей музыке. И именно он настоял, чтобы Володя, невзирая на абсолютный слух и безумную тягу к музыке, поступил в медицинский институт (лишних знаний не бывает!). И не ошибся, потому что врачебная наука давалась сыну легко. В конечном же итоге жизнь все расставила на свои места…

Владимир Ивасюк жил в четырех измерениях — композитор, поэт, художник, человек. Все его друзья (и поэты, и музыканты) утверждают, что невозможно определить, какое именно измерение было приоритетным.

На фоне советской консервативной эстрады появление Ивасюка стало настоящим взрывом — Володя предложил новые ритмы, новую гармонию. Был постоянно в движении: писал песни, учился, делал аранжировку, встречался со слушателями, присутствовал на записях своих песен, выступал в радио- и телепрограммах. Ему было чем гордиться, ведь на него, двадцатилетнего, буквально обрушилась бешеная популярность. В тогдашней прессе сообщалось, как интересовались люди молодым композитором с Буковины: «Пишут из Аральска, Новосибирска, Керчи, Уссурийска, Бийска, Омска, Владимира, Смоленска, Кзыл-Орды… Из городов и сел Московской области, Алтайского края, Узбекистана, Казахстана, Латвии, Коми АССР». В такие еще незрелые лета далеко не каждый молодой человек смог бы выдержать бремя славы. Владимир же всегда старался уйти в тень — был чрезвычайно скромным и тактичным в общении. Потому что для него основными были творчество и тяжелый ежедневный труд. Потому что знал, где его корни, и это всегда превалировало в нем. Он преподал хороший урок современникам, своим ровесникам, как нужно беречь свое и не попадать под притягательную силу, соблазн чужого — всегда стоял на той позиции, что не стоит отправляться за тридевять земель, за далекие моря в поисках чего-то нового и экстраоригинального, а искать и находить здесь, возле своего первоисточника, и, главное, быть достойным, очень достойным этого источника.

«Не случайно у него были голубые глаза, — вспоминает поэт Юрий Рыбчинский. — Такие были только у него, а еще бывают у маленьких детей, когда те всматриваются в весеннее небо. Когда он ушел от нас, неба стало меньше… Но на земле он остался навсегда, пока живут его песни — а им уготована долгая жизнь, потому что на Суде Вечности, когда будут говорить о нашем Времени, представить портрет Времени без Володиных песен, без его голубых глаз будет невозможно».

Досье

Владимир Ивасюк родился в 1949 году в семье писателя и историка буковинского края Михаила Ивасюка и учительницы Софии Карякиной. Был профессиональным медиком и скрипачом, прекрасно играл на фортепиано, виолончели, гитаре. В 1968 году написал «Червону руту» и «Водограй». Работал с оркестрами Ростислава Бабича и Юрия Силантьева. Песни Ивасюка побеждали на многих конкурсах в СССР и за границей (позже вышел диск-гигант), были популярными от Камчатки до Черного моря, их включали в репертуар популярные исполнители Советского Союза. С его песней «У долі своя весна» на фестивале «Сопот-77» победила София Ротару. До последних дней жизни Владимир Ивасюк плодотворно работал с поэтами Ростиславом Братунем, Богданом Стельмахом, Романом Кудлыком, Юрием Рыбчинским. Его хиты «Пісня буде поміж нас», «Я — твоє крило», «Літо пізніх жоржин», «Вернись із спогадів», «Запроси мене у сни свої», «Тільки раз цвіте любов» и многие другие навсегда вошли в золотой фонд украинской песни.