ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН СВЕТЛАНЫ НЕМОЛЯЕВОЙ

Если бы расхожее утверждение о том, что жизнь — театр, гвоздем сидело в памяти, жизнь наша превратилась бы в сплошную фантасмагорию. К счастью, оно лишь изредка всплывает из глубин подсознания, когда мы выпрямляемся, увидев собственное согбенное отражение в витрине или в зеркале, либо под пристальными взглядами зрителей-прохожих и зрителей-сослуживцев. А если жизнь твоя в буквальном смысле театр, потому что ты — актриса? А если муж твой — артист того же театра и вы постоянно вместе — на сцене, на экране, дома? И сын твой начинает писать свою актерскую биографию? Как тогда живется? Об этом мы и говорили с актрисой театра и кино Светланой Немоляевой. Встреча состоялась во время недавних гастролей театра им.В.Маяковского в Киеве.

— Светлана, вы производите впечатление человека счастливой судьбы, расскажите о себе, как вы начинали в театре, в кино, как сделали свой выбор?

— У меня довольно банальный путь, потому что родители кинематографисты: папа и мама всю свою жизнь отдали кино. Я была очень увлечена этим миром, отец буквально за уши вытаскивал меня из просмотрового зала, мы с братом по 13—15 раз смотрели одну и ту же картину. Брат, кстати, тоже в кино — он оператор. И с Киевом меня многое связывает. Сразу после войны нам было очень тяжело, папа был без работы, и Пырьев послал его сюда, на киностудию им.Довженко, снимать фильм. Мы жили на одной площадке с Игорем Савченко, Николаем Крючковым и Николаем Кузнецовым. Думаю, будущее было уготовано мне средой: как помню себя из темноты, из туманного детства — всегда хотела быть актрисой.

— Легко поступили в театральный институт?

— Поступала не то чтобы легко, но, очевидно, как все. Родителей не было в это время в Москве, они снимали очередной фильм, на этот раз в Киргизии. Я была с бабушкой и братом-десятиклассником. Поступала сразу в два театральных института, хотя можно было одновременно во все. После второго тура во МХАТе Олег Табаков, он тогда был уже студентом, сказал, что меня берут. А в Щепкинском, это школа Малого театра, мне сказал об этом после второго тура педагог. Нужно было выбрать. Остановилась на Малом, в то время это была блестящая школа, курс набирал выдающийся педагог того времени — Леонид Андреевич Волков, историческая личность, выходец из второго МХАТа, работал с Чеховым, был очень знаменит в театральных кругах.

— Так появилась актриса Светлана Немоляева, уверенно шагнувшая из театральной школы в знаменитый театр?

— Тут все было проблематично. После института сразу стала сниматься — это был мой первый серьезный фильм, до него была этакой девчонкой в картинах у папы: послевоенный кинематограф любил массовки, где во дворах носилось несметное количество детей, — мои роли. Тут же — серьезное кино, фильм-опера «Евгений Онегин», где я играла Ольгу. В картине играли драматические актеры, а пели лучшие оперные голоса. Партию Татьяны — Галина Вишневская. Интересна закольцованность судьбы: на заре творческой жизни я встретилась с ней, мы не были знакомы, просто все время слышала ее фонограмму, ее голос. И последняя картина, в которой я снялась, — «Провинциальный бенефис», режиссер Александр Белинский, тоже на «Ленфильме». Это такой коллаж из пьес Островского. Галина Вишневская играла Кручинину, а я — Смельскую... Ну, а тогда, после окончания института, уехала в Ленинград, и это была кропотливая, тяжелая работа: нужно было все фонограммы выучить, чтобы хотя бы беззвучно их петь, дышать вместе с певцами. Работа над картиной длилась целый сезон, с лета по весну. Когда вернулась в Москву, стала обладателем свободного диплома, т.е. не у дел. Я осталась, предоставленная сама себе, пыталась показаться в какой-то театр. В Москве тогда очень трудно было поступить в театр: молодого специалиста брали сразу в штат, расстаться с ним было немыслимо, для театра — опасно, и они были очень осторожны в своем выборе. Ни разу никто даже показа не давал, все говорили, — нет, мол, нам молодые актеры не нужны. И снова случай — один телефонный звонок, который решил всю мою жизнь: и личную, и творческую. Парень с параллельного курса позвонил, сказал, что Николай Охлопков набирает молодежь, и попросил подыграть ему в отрывке. Меня взяли в театр!

— Перст судьбы, слава Богу! Но ведь «молодым везде у нас дорога» — не более чем расхожее выражение. В театр-то взяли, а играть было что?

— У нас складывалось все очень счастливо. Считаю, что это было что-то уникальное. Охлопков действительно набрал молодежь: Сашу Лазарева, Светлану Мизери, через год — Игоря Охлупина, Женю Лазарева, Ромашина. И все мы были в его поле зрения: молодежные пьесы, молодежные спектакли, ввод в старый репертуар. За семь лет при нем я сыграла 23 роли — большие, маленькие, эпизоды, вводы, премьеры. Но 23!

— Вы сказали, что в это же время решилась ваша женская судьба?

— Да, я пришла в театр в конце 1959 года, а в 60-м мы с Сашей Лазаревым уже поженились.

— Перед актрисой часто стоит дилемма: карьера или семья, дети. Во втором случае нужно достаточно надолго оставить сцену, за это время тебя могут забыть, занять твое место в репертуаре. Как вы решили эту проблему для себя?

— Когда мы с Сашей поженились, такой вопрос вообще не стоял. Мы были полностью поглощены работой. Потом надо мной как будто добрый ангел пролетел — это один из самых счастливых моментов в моей жизни — рождение сына. Сегодня он — тоже артист, в Ленкоме, у Марка Захарова. Я человек очень суеверный, наверное, как все артисты, очень боюсь об этом говорить. Он сыграл уже несколько ролей, среди них граф Альмавива в «Женитьбе Фигаро», знаменитый спектакль в Москве. Сейчас репетирует новую роль, будем надеяться...

— А как складывались отношения с любовью детства — кинематографом?

— О-ох, сложно! После «Евгения Онегина» кинематограф отвернулся от меня. «Моложе и лучше, кажется, была», а не снималась. Все-таки театр — мое счастье, мой тыл, моя крепость. Я никогда не была обездолена работой, никогда! Я уже мысленно простилась с кино, решив для себя, что хватит мечтать и рыдать в подушку. Ведь было очень много кинопроб на разных студиях, не знаю, чем это объяснить, но моя судьба не складывалась. А Саша — наоборот, снимался бесконечно. И вдруг в моей жизни возник Эльдар Александрович Рязанов. Я была с ним знакома очень давно, и он меня тоже пробовал в свою картину «Гусарская баллада», но не взял. А тут я сыграла в его пьесе «Родственники», поставленной в нашем театре. Ему понравилось и он пообещал, что теперь будет меня снимать. Наученная горьким опытом, не очень поверила, но все как-то получилось. И эта первая роль оказалась для меня решающей. Ну, что такое для актерской судьбы пятнадцать лет, которые я живу в кино? Сегодня у меня уже, наверное, 40 картин: снималась и в Киеве, и в Минске, в Одессе очень много. Одна из последних картин на «Ленфильме» была с прекрасным, замечательным украинским актером — Гринько Николаем Григорьевичем. У меня такая память о нем, я просто счастлива, что встретилась с ним, как с партнером... И на «Мосфильме» снималась. А помнят меня, в основном, по трем рязановским картинам. Эльдар Александрович — мой крестный отец в кино.

—Когда вы чувствовали себя наиболее счастливой: в молодости, когда все было еще впереди, или сегодня, когда пришла зрелость, и высокий профессионализм, и мудрость?

— Момента абсолютного счастья не было, потому что счастью в моей жизни всегда сопутствовала тревога. Я боялась, что все это так эфемерно, этого не может быть, может убежать куда-то. Оно же мгновенно, мимолетно. Например, любовь. В минуту ее рождения, появляется боязнь — а вдруг что-то не так... Или сыграешь какую-нибудь роль, и уже тревога — как завтра будет. Знали бы зрители, как тяжело выйти и сыграть то, что ты уже нашел, и как легко это потерять.

— Вы давно работаете вместе с Александром Сергеевичем, вашим мужем, но играть вместе стали недавно, почему?

— Думаю, все это было запрограммировано, потому что человек, пусть какими-то окольными путями, выходит на ту дорогу, которая ему предназначена. Может, через несколько лет я буду думать по-другому. Мне кажется естественным, что в молодости мы мало играли — Саша очень быстро выскочил вперед, очень мощно шел вверх. Видимо, с другими он был более совместим, чем со мной, я все время отставала.

—И не переросло в конфликт, в семейную проблему?

— Нет. Еще раз благодарю Природу-Создателя, во мне очень развито чувство понимания себя в данный момент: что я из себя представляю, на какой ступени стою — это очень помогает жить. Поэтому никогда из-за этого не страдала. Актерские семьи часто распадаются из-за такого вот неравенства. Так распоряжается судьба: кто-то может это пережить, а кто-то — нет. Сила это или слабость, не знаю. Просто всегда искренне радовалась за Сашу, да и он всегда жил моей жизнью, мной. Знаете, как он проявлял свою преданность, когда у нас был роман? Он смотрел, по-моему, раз сто «Весенние скрипки», где я играла девочку-школьницу. А потом вдруг мы стали выравниваться. Это случилось после главного спектакля моей жизни — «Трамвай желание», и совпало с моим приходом в кино. Может быть, этот органичный момент обратил взоры режиссеров театра, кино, телевидения и прессы к нам двоим. Мы стали много работать вместе. Сейчас нас уже зовут порознь, уже пошел обратный процесс.

— Немоляева и Лазарев для многих — воплощение идеальной семьи, поделитесь секретом «сохранения энергии»?

— Я против того, чтобы нас называли идеальной семьей. Это очень непросто: актерам жить вместе. С одной стороны, очень легко — одно дело, одни интересы. Но актерская жизнь ставит дополнительные барьеры, которые приходится преодолевать. И мы с Сашей смогли эти сложности как-то перемолоть: в каких-то отношениях кто-то был снисходительнее, умнее, хитрее, кто-то что-то не замечал. Сложно все это, поэтому никаких идеальных семей не бывает. А бывает, что людям предначертано идти одной дорогой, семьей — такое емкое слово.

— Под занавес — легкий, традиционный вопрос: что хотелось бы сыграть?

— Мечтаю, но не конкретно. Пьесы, которые мы сейчас играем, в них нет места для женщины после сорока, после пятидесяти. Счастье актрисы заключается в том, что она может перейти на характерные роли. Для меня этот вопрос не стоял, потому что смолоду их играла. Я их люблю — всегда старалась найти в героине что-то особенное. Поэтому возрастного перехода не боюсь. Понимаете, сейчас созрела моя человеческая сущность, я уже провела какую-то жизнь в театре, в семье и абстрактно мечтаю о такой роли, в которой могла бы выложиться, показать, что думаю, чувствую, о чем страдаю...