Свет в начале «туннеля»

Московский международный кинофестиваль, один из старейших и крупнейших в мире, неделю назад благополучно завершился в 27-й раз. Это гигантское «киносмотрилище» в самом сердце самого большого мегаполиса славян при всех его очевидных недостатках — уже устоявшийся брэнд, имеющий симпатичные черты. Например, квалифицированный отбор и разнообразие программ ММКФ делает его настоящим кинозеркалом, в котором довольно точно отражено актуальное состояние умов в мире. Итак, если судить по доминирующим темам в 32 фильмах, которые мне удалось посмотреть на XXVII ММКФ, чем сегодня более всего озабочен современный человек? Чего он более всего боится и в чём видит спасение от фобий?

Предчувствие предела

Иногда одни только повторяющиеся смысловые доминанты в названиях фильмов бывают достаточно красноречивыми. Скажем, на XXVII ММКФ можно было увидеть: «Последнюю луну» Мигеля Литтина (Чили) — о кровавых тупиках палестино-израильского конфликта; «Последние дни» Гаса ван Сента (США) — о предсмертных «странностях» рок-звезды Курта Кобейна; «Пока не поздно» Лорана Дюссо (Франция) — о вечеринке старых друзей в гостях у обречённого на смерть сотоварища; «Время прощания» Франсуа Озона (Франция) — о последних трёх месяцах жизни молодого гея, умирающего от рака и т.д.

В тупики существования в сюжетах фестивального кино не обязательно были связаны с темой смерти. Скажем, в самом скандальном фильме ММКФ — «Дыра в моём сердце» Лукаса Мудиссона (Швеция) — речь о «свободе» плоти, всецело попирающей дух и просто человечность. Это своего рода «философствующая порнография»: двое зрелых мужиков и одна девица день и ночь снимают на дому аматорское порно, изощряясь в тошнотворных извращениях в надежде сделать свой «товар» бестселлером Интернета.

Мифомор

Впрочем, с успокоительными измышлизмами, благостными иллюзиями и разного рода догматикой фильмы разных народов, похоже, ныне особо не цацкаются. Косяком шли сюжеты, связанные с высмеиванием, пародированием и разоблачением мифов новейшего времени. Настоящий «мифомор» ознаменовал программы XXVII ММКФ! Так, конкурсный фильм «Левой, левой, левой!» Казема Маасуми из далёкого и весьма догматичного, на мой взгляд, Ирана тем не менее посвящена изнанке ура-патриотической пропаганды времён ирано-иракской войны. Впрочем, великодушие постфактум даётся легче всего: с тех пор и враг Ирана — независимое государство Ирак — перестал существовать. Из подобной же ситуации междоусобного братоубийства македонский автор Дарко Митревски видит выход (?) в виде гротескно-шутовского карнавала живых и мёртвых. Это — конкурсный «Балканкан». Дескать, не выживем — так хоть повеселимся!

А какие вести из центра старой Европы? Фестивальное кино докладывает: тоже тревожные. Нетерпимость к тёмнокожим нелегалам с Юга, бьющая другим концом по тем же европейцам — это «Добро пожаловать домой» Андреаса Грубера (Австрия). А «южан»-то на Западе действительно море! Они несчастные и жалкие, но для добропорядочного европейца угроза от них исходит, хоть и незримая, но нешуточная. О том — самый впечатляющий и мастерский из увиденных фильмов — «Скрытое» Михаэля Ханеке (Австрия). Эта вещь уже покорила Канн-2005, и о ней много писали.

«Крепость Европа» — так называлась одна из программ XXVII ММКФ, в рамках которой документалисты исследовали новые границы континента. Во всём. О том же толковали и «игровики». Но у тех и других ответ одинаков: европроблем больше, чем евродостижений. «Крепость» в осаде и близка к панике. С одной стороны, демократические ценности никак нельзя посрамить. А с другой — инокультурные потоки иммигрантов неумолимо подтачивают устои налаженного благополучия. С разным балансом оптимизма и пессимизма о том толкуют транснациональные «Билеты» — иранца Аббаса Киаростами, итальянца Эрманно Ольми и англичанина Кена Лоуча, «Русские матрёшки» француза Седрика Клапиша, «Однажды в Европе» немца Ханнеса Штера и другие ленты. Есть тут и свой весёлый евроканканчик на останках былых иллюзий. К примеру, «Убить Фрейда» испанца Хоакина Ористреля — уморительная ретропародия на повальное увлечение фрейдизмом в начале прошлого века. А «Самая печальная музыка на свете» канадца Гая Мэддена — аналогичная издёвка над мифологией «эпохи джаза» в США.

Российский вклад во всемирный, по-видимому, процесс девальвации иллюзий заметен и замечен. Так, если «Пыль» дебютанта Сергея Лобана — простенькая фантасмагория о современном москвиче-неудачнике, возжелавшем стать суперменом, то «Космос как предчувствие» Алексея Учителя (Гран-при XXVII ММКФ) — это тонкая и умная аллегория того поворота, который совершила в конце 50-х гг. ХХ века «хрущевская оттепель». Начало соревнования систем — «СССР против USA». Дружба-конкуренция двух советских парней как бы воплотила в себе и смысл тогдашней геополитической борьбы систем, и её исход. Мастерская, исполненная «исторического чувства» и ретростильная картина показывает в материале обычных человеческих отношений то, что одновременно и прославило, и разрушило империю КГБ, которая, тем не менее, первой завоевала космос.

Детский мир

Чем отличаются вечные истины от прописных банальностей? Скажем, утверждение «будущее принадлежит детям» — это первое или второе? И в тривиальном изложении, и в оригинальном эта мысль так и сновала в сюжетике современных картин с разных концов света. Особенно же в тех, где о «конце света». Скажем, вполне банальна роль «сюжетного ребёнка» в новой вещи знаменитого Вима Вендерса «Входите без стука». Стареющему актёру (Сэм Шепард) — «ковбою» как по киноамплуа, так и по натуре — надоело собственное беспутство, и он решает разыскать свою дочку, случайно прижитую много лет назад со случайной любовницей (Джессика Ланж). Однако симптоматично: здесь конец личной мифологии и вхождение в реальную жизнь стимулирует эта самая категория — «ребёнок». Я не оговорился, «ребёнка» можно считать категорией, соизмеримой по смыслу с категорией будущего. Поскольку мир будущего — это, понятно, мир нынешних детей. На то все упования во многих фестивальных лентах. Финская «Вечная мерзлота» Аку Лоухимиеса (Специальный приз жюри), как ни печально, оставляет на долю детей все «проклятые проблемы» современности. А в упомянутом уже «Времени прощания» Франсуа Озона раковый больной оплодотворяет бездетную женщину — это залог его посмертного бытия в «ребёнке» или передача проклятия в будущее? Самая глубокая и оригинальная картина «про это» на XXVII ММКФ была привезена сразу после своего триумфа на Каннском МКФ. «Дитя» братьев Жана-Пьера и Люка Дарденнов повествует вовсе не о новорождённом младенце семьи молодых бомжей, а о его безответственном, но тяжко взрослеющем отце. Итак, призрак неоконсерватизма бродит по планете. Таков сюжет нашей современности, как он мною расшифрован по фильмам XXVII ММКФ.