Спелые норвежские апельсины

В серо-белой стране, в самом большом, самом холодном, самом белом городе, среди хмурых людей с бледно-зелеными лицами, толпящихся в медленных серо-городских трамваях... и вдруг! — Оранжевая девочка.
Чудеса имеют свою особенность: все происходит внезапно. Хватит ли у тебя сил пропустить чудо? Среди сотен и тысяч обложек на полках книжных магазинов... Удастся ли тебе пройти мимо этой, с оранжевыми апельсинами? Пройти мимо книги, ведущей себя точь-в-точь как экзотическое насекомое: яркая окраска привлекает внимание, оно призывает прочесть послание, закодированное в одних лишь цветах. Оранжевый, утверждают психологи, самый жизнерадостный цвет. О чем может идти речь в таком послании, таком письме? О жизни. Ведь жизнь — это чудо.
Норвежского писателя Юстейна Гордера даже несмотря на то, что именно он является автором «Оранжевой девочки», едва ли можно сравнить с каким-то тропи­ческим жуком. Однако его книги (переведенные на украинский) и его действительность для украинцев в самом деле экзотика. Именно это привлекает изначально.
Гордеру — пятьдесят три года. Критика пишет о нем как о молодом авторе, которому удалось средствами художественного языка пересказать основы сложных наук — философии и природоведения. Для этого подошел эпистолярный стиль, художественное письмо, ведь письмо — это наиболее проникновенная изо всех возможных форм письменности. Она производит впечатление исключительности читателя. Для кого именно он пишет? С какой целью? Ведь, когда пишешь, всегда представляешь кого-то конкретно. А читая чрезвычайно важное послание, адресованное только тебе, стремишься представить автора, то есть создать иллюзию диалога, истории, повествования. В таком, быть может, действительно воображаемом разговоре, раскрывается сам его смысл: для чего это все? Иначе говоря, для чего Гордеру было писать «Оранжевую девочку»? А шире — зачем он пишет вообще?
Писатель когда-то сознался, что с раннего детства его преследовало острое ощущение сказочности нашего мира. Не чудо ли это, что мы все живые? И вдруг Юстейн испытал «эффект ошеломления» или «сдвиг перспективы», по собственному определению писателя. Гордер осознал, что жизнь — одна, и все когда-то заканчивается. Естественно, когда-то придется уйти, чтобы уже никогда не возвратиться. Поэтому он начал писать. Сперва — для взрослых, со временем — для детей.
«Оранжевая девочка» — это еще одна, так сказать, авторская попытка зафиксировать те основы, азы, коими человек должен руководствоваться в жизни. Говорят, все необходимые знания можно ограничить несколькими простыми грамматически предложениями, несколькими посланиями. Мы знаем немало попыток отыскать истину, определить и записать эту «совершенную инструкцию к жизни». Например, Библию. Это также сказки — и народные, и авторские, — но обязательно классические — то есть вечные.
Теперь речь идет о еще одной попытке авторского (личностного) осмысления жизни, предназначения человека на Земле. Но «Оранжевая девочка» — детская книжка или, скорее, подростковая. Подростки понимают значительно больше, чем дети, но они вот-вот оторвутся от детства, от чар и мечтаний, к которым, вероятно, возвратятся через поколение — в своих детях, которым будут рассказывать истории, как только те начнут понимать речь. Родители будут напутствовать, закладывать в сознание детей правила, то есть они будут учить их жить. Читая сказки вслух, взрослые будут пересказывать чужую мудрость, которая таким образом становится универсальной. Гордер решил писать для детей, наверное, потому, что именно так можно обмануть взрослых, поговорив с глазу на глаз с ребятишками, рассказав им о самом важном. Он имитирует откровенную беседу, сочиняя письма своим читателям. Юстейн Гордер предлагает каждому увлекательную игру: Mutato nomine, de te fabula narratur — Измени имя, и этот рассказ будет о тебе.
«Оранжевую девочку» написали пятнадцатилетний парень Георг и его отец, умерший за одиннадцать лет до того, успев, однако, оставить сыну послание в уговоренном, но неизвестном месте. Собственно говоря, он не выдвигал условий вроде: прочесть письмо, когда Георгу исполнится столько-то лет, а письмо хранить в… Отец знал, что сын прочтет его послание вовремя. Он не дождался, когда Георг станет настолько взрослым, что можно будет, не опасаясь непонимания, рассказать ему самое важное из постигнутого в жизни — раскрыть мистерию Оранжевой девочки.
Кто она?
Она была чужестранкой. Пришла к нам из другой сказки, более красивой, чем наша. Тем не менее, сумела приспособиться к нашей действительности, в которой ей, быть может, была уготована судьба исполнить какую-то важную миссию, а может, она была призвана спасти нас от «серых будней». До сих пор мне ничего не было известно о таких миссиях. Я верил в существование единого бытия и единственной действительности. А оказалось, что людей можно разделить на два типа: Оранжевая девочка и мы — остальные.
В сером-сером городе... жил мальчик по имени Ян Улав. Чудо настигло его в трамвае. Среди зеленоватых лиц и тел, облаченных в унылую зимнюю одежду (Норвегия!), он наталкивается на чудо в оранжевом анораке, держащее в руках бумажный пакет, доверху наполненный апельсинами. Это ужасно обескураживает серого, невероятно романтичного, парня. Встреча приводит к тому, что Ян Улав отправляется на поиски оранжевой девочки.
Она пришла к нам из другого измерения. Она бестелесна? Нет, она живая. Зачем ей килограммы апельсинов? Может, она будет кормить ими детей? А, возможно, у нее свой ребеночек в коляске... Но для чего ей столько апельсинов? Может быть, она отправляется в лыжную экспедицию по Гренландии... в упряжке будет восемь собак. Это уж наверняка. (Так лихорадочно будет думать мужчина спустя некоторое время.) Ян Улав будет заигрывать с ней: сперва уронит пакет с апельсинами — она бросит ему: «Растяпа!» — а потом вдруг решит, что она — белка, о чем ей откровенно скажет в следующий раз. Но кто же такая эта девушка? Где она?
Ян Улав ее будет искать. В городе — обычном норвежском городе Осло. Ища, постоянно будет сталкиваться с людьми, домами, улочками, местечками — и каждое имеет свое имя! Сонгсванн, Фьельстёлен, Трюваннсторнет, Хьель Магне Бунневик, Стортингсгатан, Мёлгаусен, Фройнервеен, Лёвеншульдегате. (Ловишь себя на мысли, что стремишься хотя бы сфотографировать эти названия. Они похожи на выдуманный Толкиеном «искусственный» язык эльфов.)
Собственно говоря, поиски должны завершаться. Для Яна Улава их завершение будет еще более нестерпимым. Ему придется ждать полгода, пока Оранжевая девочка разрешит ему видеться каждый день. Но какой влюбленный юноша-романтик способен выдержать такое издевательство?! Как бы то ни было, но испытания тоже заканчиваются, а их эффективность оценивается по результату. А это — любовь и… Георг.
Все чаще в наших разговорах появлялось местоимение «мы». Это такое потешное слово! ‹…› Во многих языках существует особое число, когда речь идет о двух — только двух — лицах. Это число называется dualis — одно на двоих. ‹…›« Сейчас мы приготовим обед». «Мы откупорим бутылку вина». «А сейчас мы пойдем спать». Какое-то даже бесстыдство улавливается в таком разговоре, не так ли ‹…› Этих слов достаточно, чтобы понять, что речь идет об одном лишь душе, одной кухне и одной кровати.
Георг, читая письмо, углубляясь в это отцовское юношеское сумасшествие, едва ли не возмутился: почему бы не сказать, что ты влюбился, папа? Тогда все бы стало на свои мести. Но влюбиться — это одно, с первого взгляда — другое, а встретиться лицом к лицу со сказкой (в сером-сером трамвае...) — ни с чем не сравнимо! Чудеса засасывают: с ними не хочется прощаться. В конце концов, их можно... хм, укротить. Ведь они не имеют привычки уклоняться от ответа, чудо заигрывает с тобой. И почему бы ему не согласиться отдать свою руку и сердце неисправимому романтику?
Но здесь Яна Улава подстерегает другая неожиданность: чудеса, как и жизнь, заканчиваются. Что поделаешь? Как реагировать на неотвратимость, которая коснется тебя одного, любящие тебя люди пока остаются. Говорят, только звери и маленькие дети не боятся смерти, да и то потому, что не знают о ней. Георг должен был подрасти.
Вот, собственно, и конец. И парень осознает это. Он дочитывает отцовское письмо, теперь он вполне осознанно может ответить на свой внутренний вопрос: для чего Оранжевая девочка? И на отцовский: если бы ты мог, Георг, стоя на пороге этой сказки миллиарды лет назад, когда она только начиналась, выбирать, неужели ты не выбрал бы жизнь на этой прекрасной разноцветной планете? Георг теперь знает, что и как ответить отцу.
Он, комментируя прочитанное, пишет книгу, являющуюся письмом Яна Улава к сыну. Георгу, как Юстейну Гордеру, не нужно обманывать чьих-то родителей, чтобы призывать своих ровесников (даже самих мам и пап) к откровенной, чрезвычайно проникновенной и глубоко интимной беседе. Чтобы поговорить с ними тет-а-тет, сидя на кровати в полутемной комнате. И кое-что спросить.
«Кто никогда мгновением не жил, тот словно неживой. А ты живой?» В суетной жизненной игре не остается места на раздумья и воспоминания; белок не интересует никто, кроме них самих. Таковы правила в сказке, откуда пришла Оранжевая девочка. Я, кстати, сообразил, как называется сказка: Приди-в-мир-моих-снов.
Ґордер Ю. Помаранчева дівчинка (Пер. з норвезької Н. Іваничук.) — Львів: Літопис, 2005.