СОВСЕМ НЕ ТА ИСТОРИЯ

Выдающийся французский историк Марк Блок, начиная писать свою так и не завершенную, но все равно ставшую классической «Апологию истории», обронил такую сентенцию: «Дурно истолкованная история, если не остеречься, может в конце концов возбудить недоверие и к истории, лучше понятой. Но если нам суждено до этого дойти, это совершится ценою глубокого разрыва с нашими самыми устойчивыми интеллектуальными традициями».

Думается, что эти мысли имеют непосредственное отношение и к той «массовой» истории, которая предлагается сегодня у нас в различных общеобразовательных курсах, а более того — в постоянных «поучительных» беседах политиков, публицистов и обществоведов.

Пепел с бромом

Если наш прошлый такой хорошо понятный семидесятилетний разрыв с устойчивыми интеллектуальными традициями был обусловлен жестким требованием видеть и оценивать все исторические события сквозь призму «единственноверного и всепобеждающего учения» о классовой борьбе, то нынешний идеологический императив дал формулу «Історія України — це історія поразок національно-визвольних рухів і боротьби українського народу за свою державність», которая не только обусловила возможность неадекватного толкования истории, но и вообще подрывает ее понимание.

Ибо, например, история как философская категория всегда выступает в качестве совершившегося развития, осуществленного поступательного движения, в качестве скачка на более высокий уровень организации посредством снятия прежнего содержания. Но совершенно понятно, что «історія поразок» фиксирует главным образом эти утраченные шансы, видит все сквозь эту новую призму, а значит и почти не оставляет места для объективного отражения совершавшегося развития.

Потому, раскрывая эту формулу на уровне «массовой» истории, как сами историки, так и любители с начала девяностых годов автоматически сосредоточились на прилюдном извлечении из прошлого одного негатива. Впрочем, тогда эти вскрытия «белых пятен» воспринимались совершенно нормально — как стремление до конца понять суть коммунизма и осознать насущность независимости созданного государства. Но ближе к концу девяностых стало ясно, что, избежав закономерного перехода в академическое русло, процесс приобрел самодовлеющий характер.

Выступая с традиционной лекцией почетного профессора Киево-Могилянской академии 1 сентября 1999 года самая известная поэтесса современной Украины Лина Костенко сказала следующее: «Ще один лейтмотив — рефлексії щодо брому, без якого нібито не можна читати нашу історію. Сказані колись під гарячу руку, ці слова Винниченка повторюються й тиражуються, і заганяють співвітчизників у комплекс причетності до ексклюзивних жахів нашої історії. А яку історію можна читати без брому? І взагалі, навіщо читати історію з бромом? Історія діло давнє, вона вже минула. Дивіться трансляції засідань нашого парламенту, тут і бром не допоможе. Та й чим, власне, наша історія гірша, ніж в інших народів?..

Кожній нації є за що посипати собі голову попелом. Тільки не треба тим попелом запорошувати очі наступних поколінь. Ніхто з нас, нині живущих, не може нести відповідальності за давні неспокутувані гріхи.

Але кожен з нас забов’язаний їх не примножити.

Коефіцієнт некорисної дії всіх цих закликів — підводитись з колін, прокидатися, читати історію з бромом і т. п. просто вже катастрофічний».

И действительно — не надо быть профессиональным психологом, чтобы понимать, какое влияние на сознание «пересічного громадянина» может сказывать навязываемая ему интерпретация его происхождения: «бувша колонія, триста років у ярмі, окрадена історія, наш комплекс меншовартості». Хотя, конечно же, этот надрывный ряд имеет мало общего с теми реалиями, которые имели место в действительности.

Все тот же метод

Еще одной характерной чертой нынешней «массовой» истории является, заимствованный из прошлого опыта, метод идеологических педалирований и умолчаний.

Согласно этому методу, например, сегодня при описании эпохи гетмана Сагайдачного обязательно выделяется его поход к Москве — на помощь польскому наследнику Владиславу в 1618 году. Но вот о его же посланцах в Белокаменную в феврале 1620 года, заявивших о желании «великому государю служить» — ни гу-гу.

Драматическое напоминание о том, что «Катерина покріпачила наших селян» теперь в большинстве случаев обходится без рассказа о тридцатилетних потугах шляхты и старшины запретить крестьянские переходы, о том, что первые шаги тут сделал гетман К.Разумовский, а последней каплей стала решительная петиция шляхты прилуцкого, миргородского, нежинского, полтавского и стардубского полков, направленная генерал-губернатору Румянцеву в 1775 году.

Ну а сквозь тот ностальгический флер, которым окутана украинофикация двадцатых годов, совершенно невозможно увидеть, как же отражался этот процесс на жизни конкретных людей. Между тем дошедшие свидетельства из первых рук позволяют представить довольно неприглядную картину. Так, в предисловии к ходовому двухтомнику Н.Полонской-Василенко «Історія України» подробно описаны унижения и третирования на этой почве известной ученой (урожденной Меньшовой) со стороны завистливых коллег и ретивых начальников.

Впрочем, дело тут не в самих по себе педалированиях и умолчаниях, усеивающих вдоль и поперек новое историческое поле, а в том, что на их фоне подлинный историзм и его закономерности либо отступают на второй план, либо исчезают вообще, а значит, и получить объективное представление о наполнении реальной истории все тому же «пересічному громадянину», мягко говоря, сложно.

Один историк из Берлина, оказавшийся не так давно за «круглым столом» со своими киевскими коллегами, попытался напомнить им о главном: «Я пролистываю учебники, и там лишь вскользь написано о том, что если история и определенная эпоха поданы совершенно неадекватно, тогда и память заканчивается. Я думаю, это очень важно для нас сегодня. Если мы только окажемся в плену национальной парадигмы, тогда, я думаю, нельзя строить ничего нового. Современная Украина мне очень напоминает Германию времен Бисмарка. Проблема только в том, что люди не хотят думать и прощать» («День», 13.12.2000).

Последняя мысль пожалуй нуждается в конкретизации — думать и прощать у нас не хотят люди, уже находящиеся в плену названной парадигмы.

Контур фантома

И если говорить о некоей общей смысловой схеме, которая стала проекцией этой парадигмы на интересующую нас область гуманитарного знания, то кратко она сводится к следующему.

Начиная еще с «могутньої держави Аскольда» и до наших дней на украинских землях существовала «віковічна традиція державотворення». Не так важно и существенно, что же было тут в смысле территории, государственности и национального сознания до XVII века, ведь вполне хватает и тезиса В.Яворивского: «перші шість віків цього тисячоліття — були наші!» Проблемы начинались позже. Поскольку и в 1654 году при Хмельницком, и в 1659-м при Выговском, и в 1709-м при Мазепе, и в 1918—1919 годах Украина была готова к независимости, но какое-то постоянное сочетание субъективных факторов (ошибки и нерасторопность сознательных украинцев, добровольное капитулянтство несознательных малороссов, просчеты хорошего зарубежья — от Карла XII до Антанты) с извечным коварством и агрессивностью Москвы не давало этому сбыться, и вот только с 1991 года «маємо те, що маємо».

И хотя, как бы освященная на государственном уровне, эта мифическая схема адресована «всем, всем, всем!», всерьез ее воспринимает лишь сравнительно небольшая часть аудитории, называющая себя «свідомим товариством». И это понятно. Ведь вместо конструктивного осмысления истории она проецирует довольно ущербное ее домысливание, сужает палитру знания, помогающего понимать настоящее с помощью прошлого, по сути, до одного только («Геть від Москви!») урока и навязывает массовому сознанию синдром обиженной исторической памяти.

Тем не менее, пока «историзм» именно этой схемы доигрывается государством и, скажем так, почти не способствует формированию нашей политической нации. Впрочем, и это понятно. Политика не может игнорировать фактор «массовой» истории и в известной степени даже является его функцией.

О здравом смысле

Надо сказать, что деструктивная роль нынешней «массовой» истории и отсутствие к ней интереса у большей части общества все чаще признаются и становятся предметом обсуждения в среде профессиональных историков. И это позитивно уже само по себе, поскольку подразумевает какое-то развитие сложившейся ситуации. Хуже то, что, судя по страницам печати, едва ли не единственным средством оживления тут часто и прямым текстом объявляется необходимость дальнейшей мистификации и мифологизации истории в ключе вышеобозначенной ущербной схемы. Хотя результат сего идеологического «напучування міфами» заранее очевиден.

И с точки зрения здравого смысла речь надо вести о другом. Вернее, о другой схеме истории Украины, в которой хронология вроде бы упущенных шансов отойдет на второй план по сравнению с историей постепенного и объективного становления национальной идентичности, вызревания независимости, собрания территорий — пусть и в рамках бывшей империи. Понятно, что такая историософия должна будет отказаться от черно-белых подходов и отдать предпочтение подходам, условно говоря, понимания развития.